Поиск предназначения

живешь, живешь…
Врач на это развел лишь руками, отойдя в сторону.
Тут отворилась дверь, и в помещение вошли двое — мужчина и женщина в белых халатах и с сумками в руках. Через несколько минут они подтвердили то, что сказал ранее врач. Девушка была мертва.
Что до меня, то я все это время, как-то интуитивно не желая привлекать к себе внимания, стоял за спинами прочих, ожидая сам не зная чего. Чуда какого-нибудь, что ли? Все это время меня не покидало стойкое ощущение, будто все это и впрямь не по-настоящему, будто одна из стен отодвинется, обнажив спрятанную за ней кинокамеру, и звонкий голос весело крикнет:
— Снято! Перерыв пятнадцать минут!
Однако ничего такого не произошло, стена не отодвинулась, голос не крикнул.
Двигаясь как в каком-нибудь сомнамбулическом сне, я вышел на улицу. Шок меня не оставлял. Отойдя шагов на пятнадцать, я остановился и принялся наблюдать за дальнейшим. Минуты через две из дверей вынесли на носилках крытое простыней тело, погрузили в карету скорой помощи и увезли.
Я смотрел на все это и все никак не мог взять в толк, что случилось это не с каким-нибудь незнакомым мне человеком, а с той самой Алиной, с которой я столь оживленно беседовал всего полчаса назад. Мне казалось, что все это как-то не по-настоящему. Это ощущение никак не хотело меня оставить.
Народ, собравшийся кучками перед фасадом, расходиться не торопился.
Потом в кафе появилась милиция. Какой-то мужчина (в гражданской одежде, должно быть, добровольный помощник), выйдя из дверей, крикнул, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Свидетелей происшедшего просят пройти внутрь.
Никто не шелохнулся.
Тут рядом со мной раздалось:
— Эй!
Я оглянулся.
Рядом стоял давешний врач и, как мне показалось, разглядывал меня слишком пытливо.
— Не ты ли с ней был? — спросил он меня.
— Нет! — ответил я резко и, повернувшись, быстро зашагал прочь.
У перекрестка я оглянулся. Врач, затягиваясь окурком, который держал в горсти, словно бы прикрывая от дождя, все еще смотрел мне вслед.
Я повернул за угол.


Глава 2

Мысли у меня в голове по-прежнему путались. Я шел по тротуару, совершенно ничего не замечая. Только одного мне хотелось сейчас — найти какое-нибудь уединенное место, чтобы спокойно расслабиться. Охватившее меня напряжение то и дело вызывало озноб. День хоть и не был жарким, но холодным его тоже назвать было нельзя. Я же то и дело передергивал плечами и ежился, будто под напором холодного ветра.
Тут рядом со мной скрипнули тормоза. Давешний иссиня-черный «BMW» остановился метрах в пяти, и из него вышли двое. Вид у них был необычный, и именно это вывело меня из ступора. Во-первых, оба были в малиновых пиджаках. Да-да, тех самых малиновых пиджаках девяностых, так виртуозно обыгранных в анекдотах. Во-вторых, оба были похожи друг на друга, как однояйцовые близнецы. Только у одного лицо обезображивал шрам, длинный, багровый, пересекающий лицо наискось от правого виска к мочке левого уха, у другого же ничего такого не было. Этот другой держал в руках странный эбонитовый (а может, и не эбонитовый, а просто черный) предмет, похожий на небольших размеров раструб, в который он время от времени заглядывал. Оба чем-то отдаленно (быть может, квадратообразными фигурами) напоминали известного телеведущего Владимира Турчинского.
— Андрей Васильевич Водолазов? — осведомился один из близнецов, стараясь, судя по всему, выглядеть светским.
— Да, это я.
— Могли бы вы уделить нам несколько минут?
Я украдкой оглядел улицу. Как назло, все прохожие куда-то запропастились. Если эти гориллы вдруг на меня набросятся, некого будет даже на помощь позвать.
— А в чем, собственно, дело?
— Пожалуйста, — сказал тот, что был со шрамом, изображая некое подобие улыбки. — Отдайте нам Каплю Даргвина.
— Чего? — пробормотал я.
— Я говорю, отдай нам Каплю Даргвина. По-хорошему просим.
— Не понимаю, о чем это вы. Нет у меня никакой капли.
— А может быть, есть? Она такая, красная, в виде шара.
— Ага, — добавил второй. — В виде бугроватого красного шара.
— Не отдавай меня! — раздалось вдруг рядом.
Я вздрогнул. Раздавшийся рядом голос явно не принадлежал никому из горилл. Я нервно огляделся, но, кроме нас троих, никого рядом с нами больше не было.
Гориллы, похоже, ничего не заметили.
— Чего это ты крутишься, — спросил один подозрительно.
— В туалет захотел.
— А-а… Если не отдашь Каплю, то можешь и не добежать.
— Никогда бы не подумал, что такие, как вы, способны на такие сложные речевые обороты. Это я о своем.
Вид у обоих стал как бы задумчивым.
Тот, что был со шрамом, вопросительно посмотрел на товарища. Товарищ же внимательно заглянул в раструб.
— Да, похоже, не врет.
— Точно?
— На, сам посмотри.
Отмеченный шрамом взял у товарища раструб и тоже в него посмотрел.
— Гм, точно не врет. Где же мы прокололись?
— А фиг его знает.
— Что будем делать, Буз?
— Может, обыщем его?
— Нет, — донеслось тут из распахнутой дверцы машины. — Он должен отдать артефакт добровольно.
Голос этот был какой-то вибрирующий и низкий, причем настолько, что на мгновение у меня даже заложило уши. Что же до горилл, то вид у тех стал очень почтительный.
Я пригляделся повнимательнее, но никого в глубине салона так и не увидел. Какая-то необычная тьма, стоявшая там, полностью скрывала говорившего.
Тут я увидел, как из-за поворота вывернул милицейский мундир и направился в нашу сторону. Это явно придало мне смелости.
— Ладно, братва, — сказал я, — барабаны Страдивари на сегодня закончились. Счастливо оставаться.
— Э, погоди, погоди, — забеспокоился Буз. — Скажи хоть, о чем ты с ней столько беседовал?
— С кем «с ней»?
— С Алиной, черт побери!
— Не понимаю, о чем вы… Эй, товарищ милиционер, не подскажете, как пройти на улицу Просвещения?
Не успел я сделать и шага, как дверцы за мною хлопнули, мотор автомобиля взревел и, удаляясь, затих через несколько секунд вдали.
Пока милиционер объяснял мне маршрут, я лихорадочно пытался понять, во что же все-таки я вляпался. Ни к какому конкретному выводу я так и не пришел. Единственное, на что меня хватило, это отправиться домой и хорошенько выспаться.


Глава 3

На следующий день я проснулся рано. Как говорят в таких случаях, солнце только-только позолотило верхушки деревьев.
На что я сразу же обратил внимание, так это на то, что самочувствие мое, противу ожиданий, оказалось очень хорошим. Какая-то непривычная легкость наполняла все мое тело, хотелось петь и тихонько смеяться.
Я и запел, вернее, замурлыкал — что-то из репертуара Пола Макартни — направляясь в ванную.
Вообще-то, это было несколько странно. Это я про хорошее самочувствие. Утренние пробуждения у меня обычно были не столь хороши. Обычно я вставал ближе к обеду, причем легкости при этом не чувствовал никакой. И причиной тут, конечно, были не столько злоупотребления спиртным, которые, между прочим, были не так уж и часты, сколько тот бессистемный образ жизни, который я вел. Питался я как придется, физкультурой пренебрегал, частенько засиживался до двух, а то и трех часов ночи. Да и возраст вот тоже. Сорок лет — это все-таки не семнадцать, когда кидаешь корчагинской лопатой две смены подряд бетон и все мало, мало, мало. Это у меня еще в доперестроечную эпоху были такие героические моменты: Атоммаш, стройотряд, норма по 125 %... О-хо-хо, и куда только все подевалось?
В ванной я хотел по привычке только умыться, иными словами — плеснуть в лицо теплой водицей, но вдруг, сам не знаю почему, забрался под душ и минут десять с несвойственным мне мужеством поливал себя холодной струей. Ну и удовольствие же, однако, я получил.
Потом я долго растирал себя полотенцем, после чего, обезумев уже окончательно, принялся за чистку зубов (обычно я это делал только по праздникам).
И уже после того, как утренние процедуры были закончены, события дня вчерашнего вспомнились мне во всей полноте. Я даже замер на секунду-другую — так это меня огорошило. Ну как я мог про такое забыть?!
Кафе «Лакомка», Алина, ее внезапная смерть, карикатурные братья в малиновых пиджаках. Неужели все это приключилось со мной?
Я поглядел в зеркало, но ничего особенного там не увидел. Изборожденное преждевременными морщинами лицо, слегка насмешливый взгляд, крупные залысины на сократовском лбу. Что до тела, то там было и того хуже. Дряблые мускулы больше походили на пудинг, чем на тугую геркулесову плоть.
Я попробовал улыбнуться, но зеркалу на мою улыбку было плевать. Лучше я не стал. Даже наоборот, что-то как бы жалкое появилось в моем облике. И чего только женщины в этой улыбке находят?
Тут я вспомнил про подаренную Алиной коробку, ту самую коробку, которую она всучила мне чуть ли не насильно, и, не долго думая, я бросился в комнату, втайне надеясь, что никакой коробки там не окажется, но нет — она была именно там, где и должна была быть, в кармане брюк, куда я ее вчера положил.
Ничего особенного она из себя не представляла. Коробка как коробка, серая, металлическая, на ощупь чуть теплая, квадратная, со стороной примерно в десять сантиметров, на одной из которых имелась в центре словно бы выгравированная монограмма — кудрявая латинская буква «S», вокруг которой располагались значки поменьше — то ли тоже какие-нибудь буквы, то ли просто узор.
Я пожал плечами.
Портсигар, что ли? Или, может, и впрямь пудреница?
Я принялся вертеть ее, пытаясь открыть, но не преуспел. Ничего похожего на кнопку, с помощью которой можно было бы открыть эту коробочку, я не обнаружил. Промучившись минут пять, я бросил ее в сердцах на стол, и тут рядом со мной раздалось:
— Нельзя ли полегче!
Я вздрогнул.
Ну, сами посудите: в холостяцкой квартире я совершенно один, и вдруг какие-то голоса. Я встревоженно огляделся, но никого рядом со мной, конечно же, не было. Тогда, двигаясь словно бы в некоем сомнамбулическом сне, я обследовал ванную, кухню, туалет, но не обнаружил никого и там. Очень долго я не решался заглянуть под кровать, а когда наконец заглянул, то вздохнул с облегчением — ничего там, кроме потерянного две недели назад мобильного телефона, тоже не обнаружилось.
Ну и дела! Показалось мне, наверное, что ли?
Я снова взял в руки коробку.
— Что же ты за хреновина? — пробормотал я задумчиво.
И тут рядом со мной снова раздалось:
— И вовсе я не хреновина!
К чести сказать, в этот раз я даже не вздрогнул. Внутреннее напряжение, в котором я сейчас находился, помогло мне сохранить самообладание.
— Кто ты? — пробормотал я, устремляя взгляд на коробку — давешний голос исходил из нее.
— Кто, кто, — проворчала коробка в ответ. — Так тебе все сразу и расскажи… Шанс твой единственный!
— Шанс?.. Какой еще шанс?
— Единственный… Глухой, что ли!
— Но-но, — пробормотал я. — Попрошу без оскорблений. — Я принялся снова вертеть коробку. — Интересно, куда это они засунули микрофон. И динамик тут где-то… Впрочем, учитывая современные технологии…
— Какой микрофон? — В звучавшем голосе явно сквозило беспокойство.
— А вот это мы сейчас и узнаем, — крикнул я и бросился на кухню, где у меня имелся солидный набор ножей. Сомнений у меня уже не было никаких — какие-то идиоты решили меня разыграть. Коробку эту подсунули… Ну-ну…
— Эй, эй! — беспокоился между тем артефакт. — Ты это что собираешься делать?
— Посмотрю, как ты устроен внутри…