Поиск предназначения

порталу.
— И куда он ведет?
— В очень хорошее место.
— Хорошее для кого?
— Для тебя, разумеется.
— Хм… Как-то это все неожиданно… Странно.
— Смотри, портал через минуту-другую исчезнет.
— А ты уверен, что мне и впрямь туда надо?
— А ты уверен, что в этом мире есть что-нибудь такое, с чем жалко было бы расстаться?
Я подумал и признался, что нет.
— Тогда не тяни.
И я, где-то глубоко внутри понимая, что, может быть, когда-нибудь об этом решительном шаге весьма пожалею, толкнул эту дверь и шагнул в пустоту.


Глава 12

Впрочем, это только на одно мгновение мне показалось, что там пустота, быть может, потому, что перенесся я через неосознаваемое привычными образами пространство.
Потом все как бы снова сгустилось, и я увидел, что нахожусь в подземелье, очень похожем на то, что привиделось мне в недавнем сне. Те же чахлые, свисающие вдоль стен корни, те же кости и черепа под ногами. Я оглянулся. То ли к счастью, то ли к несчастью, никакой двери я позади себя не увидел. Портал бесследно исчез, вместо него там был теперь обычный тупик, то есть покрытая чахлыми корнями стена, которую можно было пощупать, но пройти насквозь — нет. Ничего не оставалось, как, повернувшись, пойти по этому ходу, надеясь, что ничего угрожающего впереди не возникнет.
Конечно, втайне я рассчитывал, что этот ход приведет меня, быть может, к давешней круглой комнате, в которой ожидает меня Алина, и потому, когда вместо знакомой двери увидел впереди свет, то испытал легкое разочарование. Ход, похоже, вел на поверхность. Через минуту выяснилось, что так оно и есть — я вышел наружу, щурясь от яркого солнечного света.
То, что я увидел, заставило меня замереть от восторга. Полная великолепия местность располагалась прямо передо мной. Цепь невысоких, покрытых изумрудной травой холмов справа, а слева — кромка вековечного леса, каждое дерево которого казалось могучим несокрушимым исполином. Прямо по курсу, низвергаясь по причудливым нагромождениям скал, десятками водопадов бежала сверху вода. А над всем этим великолепием нависало бездонное бирюзовое небо, в котором не было ни единого облачка, лишь какая-то птица, распластав крылья, медленно парила в недосягаемой вышине.
Солнце стояло хотя и не в зените, но еще достаточно высоко. Быть может, день уже клонился к вечеру, а быть может, только лишь к своей середине. Впрочем, точное определение времени суток волновало меня сейчас меньше всего. Я продолжал с восхищением озираться, замечая детали помельче. Несколько оленей в самом низу водопада, пришедших, должно быть, на водопой; ярко-зеленого цвета бабочка, порхающая над цветами, стрекотание кузнечиков и цикад, шелест качаемой ветром листвы.
Некая как бы девственная чистота ощущалась вокруг. Именно такой, наверное, выглядела и Земля до появления человека. Впрочем… по крайней мере, один человек тут все-таки имелся. Он стоял на самой опушке леса, сливаясь со стеной тянувшихся за ним стволов, и потому заметил я его не сразу.
Это был всадник. Причем с ног до головы вооруженный. И он, и его конь были полностью закованы в железо, и было не понять — мужчина там или женщина. Скорее все-таки мужчина — испокон веков привилегия быть рыцарем была закреплена именно за мужчинами, женщинам же оставалась другая — тоже не менее почетная роль — быть прекрасными дамами.
Не было ни малейших сомнений — рыцарь также меня заметил и, должно быть, пытается понять, кто я такой. Потом он тронул поводья, и конь послушно шагнул в мою сторону. Выйдя из тени, доспехи у обоих засверкали столь нестерпимо, что я невольно зажмурился.
— И что ты по этому поводу думаешь? — спросил я у Квет.
— Не знаю, — откликнулся тот. — По крайней мере, какой-либо опасности я не чувствую.
— И то хорошо.
Секунды три-четыре, прищурившись, я смотрел на приближавшегося всадника, потом, сочтя, что если сделаю ему навстречу несколько шагов — это будет учтиво, тоже стронулся с места. Мы встретились где-то посередине зеленой поляны и остановились, молча друг друга разглядывая. От всадника шибало волной конского пота, и я подумал, что, должно быть, непростое это все-таки дело — путешествовать по такой жаре в железе.
На боку у рыцаря висел в богато убранных ножнах меч, там же был приторочен щит. В правой руке он держал копье, нижний конец которого упирался в специальную выемку на стремени. Словом, вид у него был именно такой, каким, собственно, и представляло себе рыцарство современное человечество. Он словно бы шагнул сюда с экрана голливудского кинофильма.
— Сэр, — прогудело тут из-под глухого забрала. — Не желаете ли сразиться?
— Простите? — не понял я.
— Мое имя Августин Бьёрк, — произнесла эта железяка. — Позвольте узнать ваше.
— Андрей Васильевич, — сказал я. — А фамилию мою вам знать незачем.
— Приветствую вас, Эндрю Вас… Вус...
— Васильевич, — сказал я. — Я тоже очень рад вас видеть.
— Надеюсь, что найду в вашем лице достойного соперника. Итак, признаете ли вы, что леди Инесса из Бирюзового замка Фрезиндейла самая прекрасная дама на свете?
Я уже хотел было сказать, что да, но тут очень вовремя вспомнил о данном в кафе «Лакомка» Алине обещании и покачал отрицательно головой.
— Нет, — сказал я отважно. — Самой прекрасной на свете дамой является Алина из… круглой, оклеенной красными обоями комнаты.
Рыцарь, похоже, именно такого ответа и ждал. Из-под глухого забрала тут же раздалось:
— В таком случае, сэр Эндрю, приготовьтесь к сражению!
И, не говоря больше ни слова, он стал заворачивать в сторону коня, чтобы, судя по всему, дать ему расстояние для разгона. Я же на эти его приготовления смотрел с самым что ни на есть озадаченным видом. Неужто и вправду он будет сражаться, точнее, протыкать меня своим страшным копьем? Судя по всему, да. Вид у рыцаря был очень решительный. Чего нельзя было сказать обо мне. То, что силы наши были явно неравные, его, похоже, ничуть не заботило. В отличие от него, я был полностью безоружен. На мне была все та же одежда, в которой я сутки назад вышел из дому: желтая футболка с надписью «Ростсельмаш», джинсы, а на ногах — кроссовки ростовского производства. Конечно, будь у меня пистолет, пусть даже и самый маленький, ситуация выглядела бы совсем по-другому, но… не то что пистолета, даже давешнего кухонного ножа у меня не было и в помине. Все, что в смысле вооружения имелось у меня в данный момент, это лишь моя очаровательная улыбка, но, боюсь, для этого случая она вряд ли годилась.
— Говорил же, меч надо было брать, — сказал артефакт.
— Может быть, сделаешь меня невидимым?
— Я еще не нащупал тут эфирные струны, — откликнулся артефакт туманно.
— Помощничек!
И тут — то ли от отчаянной смелости, то ли просто от безысходности — я подскочил к всаднику и с размаху врезал кулаком по голове его коня, точнехонько в самую середину закованного в железо лба. Дальше произошло то, чего никто — ни я, ни всадник, ни, разумеется, сам конь — судя по всему, никак не ожидали. Оба — и всадник, и конь — с грохотом повалились на землю. Не знаю, кто был удивлен больше — рыцарь или я — наверное все-таки я, так как рыцарь, грохнувшись с полутораметровой высоты, лежал неподвижно, потеряв, должно быть, сознание.
Я с опаской поглядел по сторонам, но вокруг был все тот же патриархально-умиротворящий мир. Тогда, тряся ушибленной кистью, я приблизился к рыцарю. Похоже, он и впрямь был без сознания. Во всяком случае, он был полностью неподвижен, лишь из-под забрала вырывалось частое прерывистое дыхание. Как же это я его так умудрился?
И тут я сделал самое что ни на есть ошеломляющее открытие. Я вдруг обнаружил, что моя внешность выглядит сейчас совсем по-другому. Каким-то совершенно непостижимым образом я полностью изменился. Как я не заметил этого сразу, я совершенно не представлял. Должно быть, я был слишком поглощен изучением этого мира.
Вместо худых жилистых рук были теперь здоровенные, покрытые буграми мускулатуры ручищи, которые хоть сейчас неси в мастерскую художника, как идеальный экспонат для рисования. Такими же мускулистыми были ноги и торс. Джинсы, оставшиеся, судя по всему, того же размера, были натянуты так, что, казалось, в любой момент могли лопнуть. Небезызвестный телеведущий Владимир Турчинский выглядел бы сейчас рядом со мной жалким заморышем.
Минут десять я с изумлением разглядывал себя, поворачиваясь то так, то этак, и все никак не мог взять в толк, как же это произошло. Так и не придя к какому-либо заключению, я решил, что это, должно быть, перенесший меня сюда портал изменил заодно и мою внешность. Что ж, в обиде за это я на него не был. Положительно, моя новая внешность нравилась мне сейчас значительно больше, чем прежняя.
И, что меня порадовало еще больше, так это то, что моя физическая сила полностью соответствовала этим внешним данным. Иначе как можно было бы объяснить последствия давешнего удара?
А интересно, изменилось ли и мое лицо? Если да, то насколько? И на кого я стал больше похож — на Аполлона или на обезьяну? Зеркала у меня, к несчастью, не было, и тогда я, чувствуя некое волнение, ощупал свое лицо пальцами. Прийти к каким-либо конкретным выводам я, однако, не смог. Одно могу сказать наверняка: выступающих, как у неандертальца, надбровных дуг и торчащих изо рта клыков я не обнаружил, и то хорошо.
Что еще тут нужно отметить, так это то, что внутренне я ничуть вроде бы не изменился. Я был все тем же Водолазовым (Кхм!) Андреем Васильевичем, журналистом, окончившим филфак РГУ, подрабатывающим в десятке различных газет Ростова и Новочеркасска, и все же… я уже был и кем-то другим. Похоже, определение, будто бытие и сознание взаимно друг друга формируют, имело под собой самые реальные основания. Обнаружив в себе такие воистину сказочные превращения, я почувствовал себя значительно увереннее. Что ж, этот неведомый мир обрел в моем лице достойную единицу. Как, впрочем, и я в его.


Глава 13

Тут я вспомнил о Квет, но спросить его по поводу этих сказочных превращений не успел. Артефакт меня опередил.
— Этот мир, — сказал он, — устроен так, чтобы каждый в нем обрел то, что наиболее соответствует его внутреннему предназначению.
— То есть ты хочешь сказать, что мое предназначение — быть качком-культуристом?
— Я этого не говорил.
— Но наверняка имел в виду.
— Тебе что, не нравится твоя новая внешность?
— Нет, но…
— Тогда замолчи и начинай делать то, что сейчас должен.
— Э-э, — пробормотал я несколько озадаченно. — Разве я сейчас что-то должен?
— Ну да. Ты же одержал победу, стало быть все имущество, что принадлежало раньше этому рыцарю, принадлежит теперь тебе.
— Да зачем оно мне! Какие-то железяки…
— Ну, не скажи, не скажи. Вполне возможно, что они тебе еще пригодятся.
— Ты уверен?
— Вполне.
Я двинулся было к рыцарю, но на полдороге остановился.
— Нет, — сказал я. — Не хочется начинать свою жизнь в этом мире с грабежа.
— С чего ты взял, что это грабеж?
— А что же это?
— Это называется военным трофеем.
— Ах вот как!
— Да, так это здесь называется. Тут все воспитаны таким образом, чтобы принимать трофеи как должное.
— Боюсь, я воспитан совсем по-другому.
Сказав это, я решительно повернулся, и тут позади меня раздалось:
— Сэр Эндрю, не покидайте меня.
Голос был жалобный и слабый настолько, что я невольно