понимать. Короче, выметайтесь отсюда скорее, не то я сам вас вышвырну вон.
— Придется, видимо, вам все объяснить.
— Что ж, сделайте милость. Только учтите, терпение мое уже на исходе.
— Не беспокойтесь, я буду предельно кратким. Итак, во вселенной, кроме белковой жизни, представителем которой, кстати, являетесь вы, существует множество и других форм. Одной из них является энергетическая. Как раз к такой форме принадлежу и я.
— Очень интересно, — проворчал Семен.
— Вам, может быть, непонятно?
— Да нет. Пока все понятно. Фантастику, между прочим, мы тоже читаем.
— Тогда не перебивайте меня, пожалуйста. И вообще, пользуясь случаем, хочу вас поставить в известность, что лично я не являюсь сторонником суматошных бесед. Я люблю беседы спокойные, обстоятельные, когда ни та, ни другая сторона друг друга не перебивает и оказывает друг другу максимум уважения.
— Да я самый вежливый на свете человек, — проворчал Семен.
— Ладно-ладно, можете не стараться. Я уже сыт.
— Сыт?! — Семен с подозрением посмотрел на пришельца. — Что это вы имеете в виду?
— Терпение, мой друг, терпение. Все непонятное я объясню потом. А пока продолжу то, что только что начал. Итак. Мы, как я уже сказал, своеобразная, основанная на энергетических принципах раса. Называют нас ле-Бастрами. Каких-либо конкретных мест для постоянного обитания мы в космосе не имеем. Мы вынуждены искать такие миры, где имеются подходящие для совместного проживания формы жизни. Сами по себе — увы! — мы выживать не способны. И все потому, что нуждаемся мы в особого рода пище, так называемом гаввахе. Это не материальная пища, это особого рода психическое излучение, наиболее мощным источником которого являются разумные белковые существа, и люди, конечно же, в том числе. Причем излучение это не является некоей как бы постоянно эманирующей из белкового существа силой, а образуется весьма определенным образом лишь время от времени, точнее — путем трения двух разнонаправленных психопотоков внутри разумного белкового индивида. Понимаете? Один из потоков — ничто иное как жизненная сила, или душа, данная существу от рождения, другой — формирующаяся искусственно в течение всей жизни внешняя личность. Первый отражает истинное положение вещей, второй, как правило, ложное. И чем больше эти части в общем-то единого существа между собой диссонируют, тем большее количество гавваха при этом выделяется. Понимаете?
— Не совсем, — честно признался Семен. — Можете как-нибудь подоступнее?
— Конечно. Мы питаемся вашей ложью.
— Ложью?!
Существо, полагая, должно быть, что ситуация и так предельно ясна, в этот раз промолчало. Семен же, неприятно пораженный его словами, тоже какое-то время молчал, только его вытаращенные на пришельца глаза все лупали да лупали, придавая ему комический вид. Так прошло несколько секунд.
— Так вот, значит, в чем дело, — нарушил он наконец молчание первым. — А я-то все в толк никак не возьму… А оно вон как… Да знаешь, кто ты после этого есть?!
— Я — ле-Бастр, — сказало существо с достоинством.
— Паразит ты, а не ле-Бастр! Вурдалак!
— Э-э, полегче, полегче. Я попросил бы вас держать себя в рамках приличия. Нам ведь все-таки не одну тысячу лет вместе теперь жить.
— Что-о?! Да я с тобой и ни секунды не проживу! А ну убирайся сейчас же!
— О-хо-хо! — сказало тут существо. — Ну что вы так поспешны, в самом деле! Посмотрите же на меня. Неужели я вам совсем не нравлюсь?! А ведь я далеко не самый уродливый представитель своего вида. Некоторые меня считают даже красавцем.
Тут ле-Бастр соскочил с кровати и вытянулся перед Семеном во весь свой рост. Толстенькие червеобразные ножки его словно бы затанцевали, крохотные ручки волнообразно задвигались, по фиолетовой коже стали пробегать сверху вниз ярко-розовые круги.
— Не правда ли, я бесподобен?! — тараторил ле-Бастр без умолку. — Вы просто не можете в меня не влюбиться… Теперь у нас все будет общее — комната, работа, кровать. Теперь мы не расстанемся ни на секунду. Вы мне ложь, я вам здоровье, и еще кое-что, если заслужите. Теперь мы семья.
Голос у него из бесцветного стал каким-то приторно-елейным. Семен вдруг почувствовал, как к его горлу снова подкатывается очередной приступ тошноты. Он схватился было руками за горло, но добежать в этот раз до ванной не успел. Характерные звуки «Вя-а-а!» раздались уже в коридоре. Вернулся он, впрочем, значительно быстрее, чем в предыдущие разы. Причем вид у него был очень решительный.
— Ты еще здесь?! — произнес он свистящим от ярости голосом. — Я же тебе сказал: убирайся!
— Ого! Мы уже, оказывается, на «ты»! — с деланным удивлением констатировал пришелец, снова расположившийся на кровати. — Впрочем, почему бы и нет. Хм. В этом есть даже некоторый интим.
— Слушай, пастернак! Если ты сейчас же не уберешься, то я не знаю что с тобой сделаю!
— Да ладно тебе, распетушился. Да если хочешь знать, энергии всей Красноярской ГЭС не хватит, чтобы сдвинуть меня с места.
— Ладно, сам напросился.
Больше себя сдерживать Семен не стал. Он решительно шагнул к пришельцу, обхватил его поперек туловища и принялся тащить наглеца прочь. Целых три минуты он очень интенсивно пыхтел, как раскочегарившийся на полных парах локомотив, но так и не преуспел — пришелец не сдвинулся даже на миллиметр. Да что же это такое, в конце-то концов?! Он что, и не хозяин уже здесь больше?! В припадке ярости Семен обрушил на фиолетовое тело кулак, и кулак отскочил от него, как от тугой резиновой подушки, не причинив пришельцу сколь-нибудь заметного вреда.
С чрезвычайно обескураженным видом Семен вынужден был отступить. Посрамление было настолько чувствительным, что его морально-волевые качества упали чуть ли не до нуля.
Совершенно обессиленный, он опустился на стул.
— Убедились? — осведомился ле-Бастр.
— Даже разговаривать с вами не хочу, — сказал Семен угрюмо.
— И совершенно напрасно.
— Я в милицию позвоню.
— Представляю, как это будет выглядеть. Низкорослый лысенький следователь, составляющий в коридоре протокол. У него больная печень, одышка, гастрит…
— Какой следователь!? Сюда куча ученых набежит. Разведка, КГБ. Вас в лабораторию посадят.
— Вас вместе со мной тоже.
— Меня-то за что?
— Я же сказал, мы теперь нераздельны… Впрочем, у меня есть кой-какие основания полагать, что ни милиции, ни ученым, ни КГБ — по крайней мере в ближайшее время — будет не до нас.
— Что еще за основания?
— Терпение, мой юный друг, терпение. Скоро все узнаете сами.
— Тоже мне тайны!
Они помолчали. Какой-то голубь с шумом опустился на блестящий отлив по ту сторону окна. Кося в комнату оливкового цвета глазом, он прошелся по подоконнику туда и обратно, потом спрыгнул и улетел.
— Тогда я вас голодом уморю, — пообещал Семен.
— И каким же это образом?
— Буду молчать.
— Святая простота!.. Неужели вы и впрямь способны на такое? Верить в то, что молчание не может быть лживым? Эх, Семен Васильевич, Семен Васильевич, если бы вы только знали, насколько глубоко в человеческую природу проникли семена лжи. Они давно уже дали там такую буйную поросль, что выкорчевать ее просто не в ваших силах. Каждый ваш шаг, каждое ваше дыхание, каждый удар вашего сердца пропитаны ложью. Можете мне поверить, я вижу гораздо, гораздо глубже вашего.
Семен судорожно стиснул зубы. Как это ни прискорбно, он был вынужден признать — слова пришельца не были лишены смысла.
Господи, да что же это такое!?
Он поскрипел от бессилия зубами еще секунд шесть-восемь и встал.
— Мне на работу надо, — сказал он хмуро.
Ле-Бастр сейчас же встал тоже.
— Очень хорошо, — сказал он. — Я с вами.
— Как это?! — неприятно поразился Семен. — Вы что же, и на улицу за мной пойдете?
— Конечно.
— Нет, этого я допустить не могу.
— Почему?
— Да потому.
— Ну почему, почему?
— Да потому, что не дам себя позорить.
— Фи! — сказало с презрением существо. — Тоже мне, причина. Как-нибудь переживете. Поначалу — ну, первую тысячу лет — будет, конечно, неприятно, а потом — ничего, привыкнете. Даже смеяться над своими страхами будете.
— Да поймите, не могу я так!
— Привыкнете, привыкнете. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Не первый раз ведь уже.
— Нет, нет и нет!
— Да, да и да!
— Послушайте, а давайте как-нибудь договоримся. По-хорошему, а? Я сейчас уйду, один, а вечером обязательно вернусь. Обещаю.
— Ну да, ну да, так я вам и поверил. Сбежите, как заяц, ищи вас потом.
— Почему вы мне не верите?
— Так, были прецеденты.
— Но сейчас-то я говорю правду!
— Вы в этом уверены?
Секунду-другую Семен молча глядел на пришельца, потом рухнул обратно на стул. Он представил, как идет по свой улице, а рядом, как следствие некоего проклятия, ползет эта образина, и все встречные-поперечные, знакомые и незнакомые, смотрят при этом на него, все понимают, усмехаются, тычут в него пальцами, перемигиваются за его спиной. Нет, только не это! Лучше уж сразу в петлю, чем такое позорище.
Теперь, вероятно, и в магазин просто так не сходить. Семен вдруг вспомнил, как очень давно, еще в детстве, украл из библиотеки книжку — «Клокочущая пустота» Александра Казанцева, кажется — улучив момент, когда библиотекарша отвернулась, быстро ее схватил и засунул себе за пояс, прикрыв сверху рубашкой. Эх, если бы только знать тогда, к чему это приведет… Да еще хотя бы книжка оказалась хорошая, а то так, ерунда…
Он вздохнул, и тут его лицо посветлело. Он снял трубку и стал набирать номер.
— Здравствуйте! Это Олег?.. Извините, пожалуйста. Мне бы Олега… Жду, жду… Олег, ты? Привет!.. Слушай, у меня к тебе очень срочное дело. Ты не мог бы сейчас приехать ко мне?.. Мне с тобой посоветоваться надо… Не можешь? Почему?.. Да плюнь ты на эту работу! У меня тут такое… Да нет, я не пьян. Вопрос жизни и смерти… Нет, по телефону никак не могу… Да какая там ерунда! Говорю же, вопрос жизни и смерти… Слушай, ты мне друг или нет?! В кои-то веки о чем-то тебя попросил… Так что, не приедешь… А когда? Вечером?.. Да не могу я до вечера ждать! У меня крыша до вечера съедет! Тут такое… Эх, ты! А еще называется друг!.. Ну, ладно, ладно. Вечером так вечером. Но только, смотри, без обмана. Жду… Жду… Я тоже тебя уважаю. Пока.
Он положил трубку и посмотрел на часы. Было на них только начало второго. До вечера еще целая уйма времени.
Ничего, подумал Семен, пытаясь себя успокоить. Олег — голова. Он обязательно во всем разберется. Все-таки не в какой-нибудь там шараж-конторе работает, а в КБ, на правительство. Там дураков не держат.
Он посидел минут пять, качаясь на стуле, и вдруг понял, что до вечера ему ни за что не продержаться. Это только когда глаза зельем залиты, на все наплевать. Сейчас же на трезвую голову провести несколько часов в обществе этого монстра, так ведь и свихнуться недолго.
Он вскочил и нервно заходил по комнате. Он подумал, что если сейчас же не избавится от пришельца, то и впрямь сойдет с ума. Факт! В голове у него начал образовываться план, как это посподручнее осуществить. Сначала выйти как бы невзначай в коридор, отворить потихонечку дверь, захлопнуть ее потом за собой и — бегом, бегом, бегом, пока эта уродина ни о чем не догадалась.
Недельку-другую можно пожить у Олега, еще столько же у Степаниды, ну а там, глядишь, и лето начнется, можно и в гараже неплохо устроиться. Глядишь, образина и
