что он от души его пожалел. Он добродушно обнял его за плечи и повёл к себе.
- Я тебя понимаю, Дик, - говорил он, усаживая его в кресло. - Конечно, тебе представляется чем-то особенным то, что монета распилена пополам и каждая половинка обретает свою судьбу, как бы живёт своей собственной жизнью, пока обе части не соединятся в одно целое. Я и сам в твоём возрасте, наверное, не утерпел бы и посмотрел на ту половинку, к которой есть доступ. Только не надо это делать тайком, раз можно открыто попросить её показать.
Дик был так бледен, что Хьюго встревожился. Он налил в стакан воды и немного вина и дал ему выпить.
- Только такие истории кажутся интересными, когда их слушаешь, - продолжал он, поглаживая ребёнка по голове, - а когда сам это проделываешь, то они представляются многообещающими лишь в самом начале. Когда я пилил эту монету, шлифовал половинки, вырезал на них буквы, я представлял, что пройдёт определённое время и обе половинки соединятся в одно целое и никогда не разлучатся, как и мы больше никогда не разлучимся с Мэри… кажется её звали Мэри. Но это всё мечты. То, что разбилось, уже не станет целым, а разлучённым половинкам никогда не соединиться.
Дик не смотрел на свои руки, но словно ещё раз ощутил в них две половинки, приставленные друг к другу и образовавшие одно целое. Чудо совершилось, и половинки соединились, только капитан этого не видел и не увидит. Никогда он не узнает, что у него есть сын, что этот сын сам волей случая нашёл своего отца, что у него было доказательство их родства. Было! Было, а теперь безвозвратно потеряно!
Дик был всего лишь маленьким мальчиком, и ему представлялось, что с потерей своей половинки монеты, он потерял надежду на счастье, потерял именно в тот момент, когда счастье появилось. И он сам, своими руками лишил себя возможности обрести отца. Он почувствовал, что не может совладать со своим горем, и зарыдал.
Хьюго опешил, когда увидел, как безутешно плачет мальчик, и угадал, что эти слёзы вызваны не только и не столько пережитым страхом, сколько чем-то иным, более глубоким. Он подумал, что у ребёнка была слишком трудная жизнь и неизвестно, каких страхов он натерпелся, что пережил. Да ещё эта несчастная выдумка, что Мулат ему отец. На люггере бедняжка немного успокоился и расслабился, а он своей грубостью растравил ему только начавшие зарубцовываться душевные раны.
- Успокойся, малыш, - ласково сказал он, поднимая мальчика и прижимая его к груди. - Всё хорошо. Ничего не случилось.
«Но ведь из-за того, что я потерял свою половинку монеты, капитан не перестал быть моим отцом, - подумал Дик, тесно прильнув к нему. - Пусть он не узнает об этом, но я-то знаю. Он мой настоящий отец, и он здесь, со мной. Это ли не счастье?»
«Хоть Мулат и друг мне, но он поступил с мальчиком по-свински, - невольно помянул Хьюго своего приятеля ещё раз. - Почему он не взял Дика с собой? Такой славный ребёнок! Понимаю, если бы не было денег, но он получил уже, наверное, наследство Яна и живёт себе в достатке. Неужели не нашлось бы уголка для названного сына?»
Дед удивлялся долгому отсутствию капитана, и Мистер Диксон решил сходить и выяснить, что происходит. Он дошёл до двери капитанской каюты, немного постоял, прислушиваясь, и, уразумев, что произошло, вернулся к старику.
- Ничего страшного, Дед, - объяснил он. - Просто наш капитан утешает Дика, который, настолько я понял, без спросу влез в его каюту.
Глава 26
Самое страшное место в доме сэра Роберта
- Всё-таки мы хорошо сделали, что предупредили мистера Дадли, - проговорила Мэри, глядя в окно.
- Не мы предупредили, моя пышечка, а Адам, - поправил её лакей Годфри, глядя на горничную масляными глазами. - Сами мы никого ни о чём не предупреждали. Мы всего лишь поделились с Адамом тем, что вы услышали от вашей знакомой, жены владельца таверны, а она - от своего мужа.
Молодому человеку было неприятно вспоминать, как неудачно он сыграл роль сыщика в этой самой таверне, но подозрительный человек со светлой кожей и белыми волосами там был и оказался опасным и очень ловким субъектом, легко ускользнувшим от него, причинив ему физический ущерб. Именно поэтому он не мог не доверять хозяину этого заведения, как и жене хозяина. Раз моряк, о котором уже давно ходили толки, вновь объявился и в пьяном виде выболтал свой возмутительный план, то он, Гофри, помешает его гнусным замыслам, тем более что этого желает обворожительная и недоступная Мэри. Может, тогда она наконец-то снизойдёт до него.
Нельзя было сказать, что он страдал из-за упорства служанки, но ухаживание за ней давно вошло у него в привычку и вносило пикантность в его пребывание в доме строгого и чопорного сэра Роберта.
- А почему вы заговорили о мистере Дадли, моя очаровательница? - спросил он.
- Потому что он вновь приехал к своему дяде, - ответила Мэри, отходя от окна. - Испугался, что наследство от него ускользнёт.
- Если верно то, что про него говорят, это наследство ему поистине необходимо. Без него он…
И Годфри сделал такой замысловатый жест рукой, что сам не смог бы объяснить его смысл. Мэри его, однако, прекрасно поняла.
- Да, плохо ему придётся, если сэр Роберт удочерит девочку и сделает её своей наследницей. Я, конечно, не желаю зла этому ребёнку…
- Конечно, - подтвердил Гофри, заглядывая ей в глаза и придвигаясь слишком близко.
- … но я не могу видеть, как законный наследник остаётся не у дел, тогда как дочь гулящей девки и пьяницы-моряка получит такие богатства.
Она отстранилась от лакея и выразительным взглядом напомнила ему, что в этом доме подобные заигрывания не поощряются.
- Не знаю, что выйдет из визитов мистера Дадли, - продолжала Мэри. - Сэр Роберт с ним вежлив, но холоден, как лёд.
- Как и вы со мной, моя прелесть, - заметил Гофри и добавил. - Очень странно ведёт себя леди Гонория. Она должна убеждать своего брата вспомнить о долге перед племянником, а она, когда появляется здесь… Чему вы смеётесь, моя ласточка?
Мэри не была особо умна, точнее, её ум был развит лишь в определённых областях. Она беспредельно верила мистеру Паркеру, не сомневаясь в существовании моряка и его видах на деньги сэра Роберта, которые может получить Джейн, но она точно так же была убеждена, что леди Гонория считает девочку своей внучкой. Мэри подметила её нежный взгляд, устремлённый на ребёнка, когда та думала, что на неё никто не смотрит. Репутация её сына давала ей повод считать его виновником падения Элизабет Дэвис, а некоторые женщины так упрямы в своих заблуждениях, что ей будет трудно доказать, что прелестная девочка ей чужая. А ещё эти толки про жену мистера Дадли! Конечно, леди Гонории приятно думать, что хоть Джейн ей не чужая. Но дуралею Годфри незачем знать её мысли.
- Мне смешно видеть, какими глазами мистер Дадли смотрит на девочку, когда она попадается на его пути. Кажется, он своими руками готов её задушить.
- Думаю, что готов, - согласился лакей. - Я и сам задушил бы всякого, кто встал бы между мной и огромным наследством… даже не очень огромным.
- Но раз наследства не ожидается, то никто и не может встать между ним и тобой, - засмеялась Мэри. - А значит, и душить тебе некого.
- Есть, - возразил её поклонник. - Я готов задушить мою пышечку в своих объятиях.
- Отвяжись, Годфри, - рассердилась служанка, отпихивая его. - Ещё раз посмеешь до меня дотронуться - и я пожалуюсь сэру Роберту.
- Вы не сделаете этого, обожаемая Мэри, - возразил лакей, но на вторую попытку её поцеловать не решился.
Мистера Дадли, и правда, очень встревожило сообщение Адама, который прибавил кое-что от себя к тому, что Годфри, тоже проявивший изобретательность, добавил к красочно оформленному Мэри рассказу мистера Паркера. Теофил Дадли был уверен, что лорд Бингли вот-вот оформит удочерение ребёнка и напишет, если уже не начал писать, завещание в её пользу. Опутанный старыми долгами и постоянно делающий новые мистер Дадли пребывал в состоянии паники. Если ростовщики, услугами которых он пользовался, а особенно старый Смит, прознают про то, что он может не получить наследство дяди, то они сейчас же предъявят векселя к взысканию, и тогда… Он гнал от себя ужасные видения, которые станут явью тогда. Средств его матери не хватит на то, чтобы погасить хотя бы половину его долгов, даже если она на это согласится. И он раз за разом приезжал к сэру Роберту, чтобы притворной почтительностью попытаться расположить его к себе.
Несколько раз ему на глаза попадалась девочка, дочь когда-то прелестной Элизабет Дэвис, чья невинность и чистота неудержимо его притягивали. Сейчас он всё больше ненавидел воспитанницу своей матери за то, что воспылал к ней страстью и предательски утолил её. Это она погубила его виды на будущее, явившись к сэру Роберту со своим ребёнком, неважно, чей он на самом деле. Она умерла, но продолжает мстить ему через своё дитя. Чудесная девочка, очень похожая на него цветом волос и чем-то неуловимым в чертах лица, вызывала в нём такую лютую злобу, что, не опасайся он чужих глаз, он не удержался бы и столкнул её с лестницы, чтобы она благополучно свернула себе шею и освободила дорогу к наследству.
Джейн была чутким, умным и хитрым ребёнком, но не требовалось и десятой доли её чуткости, ума и хитрости, чтобы понять, насколько опасен для неё мистер Дадли. Она с младенчества чувствовала безотчётный страх, когда мимо неё проходил этот красивый человек, мягкими манерами умевший обворожить всякого, чьё доверие хотел завоевать. С тех пор она выросла, многое в свои пять лет замечала и понимала, а ещё больше улавливала, хотя и неосознанно, однако безукоризненно точно, но ужас перед племянником своего доброго неродного дедушки у неё только усиливался. Она боялась его сильнее, чем злобную белую обезьяну, живущую на гобелене и ненавидящую маленьких девочек. Если бы обезьянка, которую пытался достать тигр, была способна испытывать чувства, которые ей приписывал ребёнок, она не могла бы бояться своего хищного преследователя больше, чем Джейн - мистера Дадли. Однако девочка скрывала свои чувства к нему, как скрывала нелюбовь к заботливой мисс Тейлор, угадывая, что этот необоснованный страх будет неприятен лорду Бинги и той строгой чопорной леди, его сестре, которая иногда смотрит на неё с таким странным, непонятным, но внушающим доверие выражением.
Джейн убегала к своей доброй няньке каждый раз, когда коляска мистера Дадли подъезжала к крыльцу, но в этот день произошло событие, из-за которого ребёнок отвлёкся и не заметил прихода страшного человека.
Виновницей всему была Мэри, не ожидавшая, что её бездумно брошенные слова будут иметь такие последствия, что чуть не погубят и Джейн, и её собственное благополучие. Когда служанка смотрела из окна на приезд мистера Дадли, она уже забыла о них и не знала, что девочка со всей серьёзностью приняла их на веру. Вот как это произошло.
Джейн так боялась жестокой белой обезьяны, что одна не посмела бы приблизиться к комнате, где висел гобелен, однако всё опасное и запретное часто оказывается и притягательным. Для девочки эта притягательность выражалась в постоянном желании взглянуть на обезьяну и узнать, находится ли она на том же самом месте и в том же самом положении или нет. Если бы выяснилось, что на этот раз обезьяна не успела принять прежнюю
