Грязь. Продолжение

в небольших дозах присутствует не нормативная лексика

15 глава

      «Священная война» мутировала в безобразную кровавую бойню, в которой кто есть кто, уже невозможно было разобрать. На «той стороне» можно было услышать не только «родную» речь – крики, вопли и брань доносились на тюркских, прибалтийских, славянских и прочих наречиях. Плетнёв, отстреливая из развалин полуразрушенного дома очередной рожок «Калаша», вспоминал о своей матери. Уже четыре долгих года картина сбившей её грязной помятой машины редко покидала воспалённое сознание Романа...
       Вдали бегали какие-то фигурки, до которых Роме не было совершенно никакого дела; приказ был стрелять туда, и он стрелял бы, будь там хоть действующий президент США со свитой. Ему было плевать на то, кто там бегает, подчас падая на острые грани развалин. Всё это давно надоело и даже прискучило. Ежедневно видя страдание и смерть, он перестал в полной мере ощущать чужую боль. Он давно свыкся с мыслью, что его убьют, что он погибнет, как и почти половина его взвода, нашедшего своё вечное пристанище среди этих чужих полуразрушенных строений. Этот страшный город не пощадил почти никого из его однополчан. Одни были комиссованы по ранениям, другие ушли, один за другим в пустоту, и ему больше не хотелось ничего –  только уйти, умереть, успокоиться навсегда, не видеть и не чувствовать больше ничего. Стереть пятно своего чёртового тела и души с полотна Вселенной… Он не ощущал себя живым и совсем перестал говорить. Уже прошло несколько дней, как он не произнёс ни слова. Впрочем, частичная потеря желания человеческой речи впервые случилась с ним задолго до призыва в доблестную Российскую армию.
       Сидя здесь, он не знал, что сегодня произойдёт чудо. Из Москвы пришёл приказ – всех, кто ещё остался в его взводе, переводили в столицу Урала – «для повышения уровня боеготовности молодого пополнения». Проще говоря, для работы инструкторами по огневой подготовке. До демобилизации оставалось полгода. Однажды, сорвавшись в самоволку, он на улице совершенно случайно познакомится с неким Антоном Руберовским, работавшим в городе на строительстве мостовых и павильонов. Вот так встреча! Земляки из провинциального Сибирского городка сошлись на широкой площади Екатеринбургского Арбата, на знаменитой улице Вайнера. Доверившись харизматичному и словоохотливому приятелю, Плетнёв впервые за последний месяц разговорился. Руберовский же, узнав историю Романа за бутылкой коньяка, проникся к своему новому приятелю состраданием. Парни поклялись когда-нибудь провернуть серьёзную работу по воскрешению попранной справедливости на своей маленькой Родине. Впрочем, для Антона эта Родина была не первой – ибо наш оратор был родом из Екатеринбурга…
     
       Это была тёмная история. И когда на неё прольётся луч света, уже никто не скажет. Женщину, работавшую в прокуратуре города, как будто случайно цепляет бампером старая помятая «копейка». Но вмятина то на машине появилась до или после дорожного инцидента? А чёрт её, копейку, знает! Поди щас, разберись. Как же всё было похоже на обыкновенное дорожное происшествие! Если бы, конечно, работник прокуратуры в сей момент не трудилась над одним запутанным делом. Не зря же говорят – не вступай в поединок с медведем без охотничьего ружья, не воюй с мафией в одиночку! Потом «нача́л» не найдёшь, да и концов у них хоть и много, но все они канут в воду.
       Близких родственников у них с матерью не было, и шестнадцатилетний Ромка остался наедине с собственным горем. Если бы не друзья – так совсем бы свихнулся наверное. Тогда и пить научился. В наследство от матери осталась двухкомнатная квартира и облезлый сиамский кот, который через месяц, убоявшись угрозы голодной смерти, переехал в подвальное помещение на подножные мышиные корма. Затем Романа призвали в армию, в специальные секретные подразделения. Странное совпадение. Словно бы кто-то невидимый хотел сделать из него орудие возмездия. А может быть просто желал, чтобы он не вернулся? В те времена тут и там, по всей стране вспыхивали и долго не гасли горячие точки, в которые эти подразделения кидали. Последние точки без пунктира в его службе тут и там мигали по стране. Мигнул и полуразрушенный большой город – грозный, как Перун на небесах. Он был настолько грозен и жесток, что не оставил почти ни одного кусочка души в его груди. На гражданке бывало, когда он напивался до беспамятства, неизменно начинал рассказывать про войну, и остановить его было невозможно. Горе тому, кто к этим рассказам не был морально устойчив и психологически подготовлен. Слушать такое для непривычного уха – то же, что падать в преисподнюю, где с тебя на живую сдирают кожу и тёплое, ещё трепыхающееся мясо бросают на гигантскую раскалённую сковороду. Словом, свихнуться можно. А на утро он, как правило, ничего не помнил. Для восстановления психологического здоровья друга, Антон пригласил его на занятия популярной восточной дисциплиной – Цигун, где они познакомились с Кириллом и Владом. Обильные возлияния прекратились, и рассказы о войне и его непростом прошлом тоже иссякли. А спрашивать его об этом на трезвую голову было бесполезно. Как не старайся что-то узнать – всегда услышишь в ответ, что «никто нигде не служил», а о войне он вообще – «слышит впервые». Впрочем, после таких вопросов можно было ненароком нарваться на неприятности...  

«Кануть в воду» – эта фраза, нежданно стала актуальной для двух любителей рыбалки с плотов, на самой великой в стране Сибирской реке. Две серых тени, вдруг появившиеся за спиной рыбаков, мягко скользнули по брёвнам и, внезапно оказавшись вплотную с ними, мягко столкнули пьяных рыболовов-любителей в быстрые воды голубой реки. Мощное течение за несколько секунд со стуком втянуло их мягкие тела под плоты…
- Никто ничего не увидел! Мастерски было сработано! Их даже из-под плотов не выбросило – точно так же, как они с моей матерью поступили – всё шито-крыто и никто ничего не докажет и не найдёт! – Роман стоял, шатаясь, вперёд-назад, как заводская кирпичная труба на ветру, - А второго я выпасал целых два месяца, и выпас-таки, в парке, у памятника. Как? Да нож под рёбра и лети душа в ад!
- Эх, Роман Иоаннович, что ж вы языком то машете на право-на лево, - печально уронил Антон. Упрёк, сказанный в стиле сожаления, был сугубо риторичен, но увлечённый своими мыслями Роман его даже не услышал.
Команда гуляла второй день, срываясь в глубокую алкогольную пропасть. Забыв про занятия спортом, ремонтом, музыкой и девчонками, в нейтральной ремонтной квартире вольные каменщики пили горькую.
Плетнёв, уже ничего не соображая и не видя вокруг себя, не с того, ни с сего стал бросаться в драку на собратьев по ремонтному ремеслу. Расходившегося буяна друзья силком уложили на матрац, быстро ретировавшись под защиту прохладной вечерней улицы.
- Надеюсь, это был пьяный бред? – осторожно спросил Кирилл, подразумевая страшные рассказы Романа.
- Надеяться нужно, - с иронией вставил Влад, догадываясь, каким будет ответ, - Надежда, она  пользу здоровью приносит.
Антон отрицательно покачал головой.    
– Нет, правда, –  нервно поджав губы, опроверг он предположение Кирилла, – Хотя я до сих пор сам в это с трудом верю. Мы их месяц назад в реке утопили. Не понимаю, как это так ловко вышло. Я обещал ему помочь, а когда понял, насколько всё серьёзно – оторопел, но не смог дать заднюю. Да и поздно уже было. Но всё же до конца всерьёз не предполагал, что так выйдет. Я представлял себе, что он их просто попугает, ну или искупает в холодной воде. На худой конец – набьёт морду. А тут вот как… Всё способствовало нашему успеху – вокруг никого из-за пасмурной погоды и раннего утра, течение сильное, а враги были пьяны в зюзю…
Кирилл и Влад словно онемели от потока свалившейся на них правды. К машине шли молча, немного с потерянным видом.
- А вы думаете, зачем нас в милицию столько раз таскали? Менты сразу смекнули, что к чему, а доказухи то нет. Правда, если бы не Холмагор – нам бы пришлось туго. На днях был полностью закрытый суд – Ромку оправдали за недостатком улик. И аллаверды – разве прокуратура допустит, чтобы посадили ребёнка их бывшего сотрудника? Не тот случай. Его мать там уважали, да и чёрное пятно на теле репутации прокуратуры никому не нужно!
Сам не помня как, будто под гипнозом, Кирилл сел вместе со всеми в «Москвич». Не трезвые гонщики во всю прыть помчались за город.
- Такое ощущение, что твоя машина меньше сотни ездить не умеет! – орал Влад, перекрывая рёв мотора и шум ветра в приоткрытых окнах.
- У меня хорошо включается только четвёртая скорость! – как ни в чем ни бывало, отвечал пьяный пилот.
- Не гони так, не то нас или гаишники остановят, или мы разобьёмся на хрен!
- Да не парься ты, пьяный я езжу смелее! Вот по трезвому – простите, тут я дал маху!
- Куда это мы, вообще, едем? – задал вопрос Кирилл.
- На дальнюю городскую свалку. Хочу вам Ромкиного «макаревича» показать, которым он «третьего» пристрелил.
- Он же сказал, что это был нож!
- Ага, нож. Хотел по-тихому. Только у него не получилось, а добивать тесаком он не смог, достал волыну и тупо пристрелил гада. Ты знаешь, я сам его иногда побаиваюсь, несмотря на то, что мечтал как раз о таком герое, который поможет нам подняться и осуществить нашу миссию! Но, к сожалению, после войны у него иногда по пьяни крышу рвёт!
Кирилла ломало и корёжило изнутри. Он твёрдо поклялся себе постепенно отойти от этой компании. Дело принимало всё более и более нешуточные обороты. Какая ещё к чёрту миссия?! У вас что, у обоих крышу «рвёт»? Этот Антон, он что, тоже маньяк, страдающий манией величия?! Чего он из себя возомнил?
- А откуда пистолет? – насколько возможно спокойно спросил он.
- С горячей точки. Трофейный. Провёз как-то, не знаю…
- А что, дома нельзя было показать? Зачем ехать на свалку? – раздражённо спросил Владилен. Чувствовалось, что его раздирают похожие сомнения.
- Дык… заодно и потренируемся немного в стрельбе!
Параноидальные фобии полезли в голову Кирилла одна за другой. Как маленькие злобные черви. «А если он нас хочет, того –  как свидетелей! – судорожно слушал он версию своей пессимистической половины, - Мама моя, ну нельзя же быть до такой степени шизофреником!  Если бы он хотел вас завалить, тогда не сказал бы про пистолет, верно! К тому же, зачем тогда ему нужно было вам про тройное убийство докладывать? Только для того, чтобы потом убрать, как свидетелей?! Вот глупость какая! – смеялся над трусливой малодушной мыслью живущий внутри его герой-оптимист, - Плюнь на всё, положись на волю провидения, отдайся потоку свободно текущих волн, а дальше – будь, что будет»!
- А права на вождение у нас есть?!
- Поздно спросил! Я их только на днях планирую купить!

Городская свалка на милю вокруг коптила одинокими кострами, слабо освещая своими бликами вечерний простор. Подняв клубы жёлтой пыли, тёмно-зелёный «Москвич» резко дал по тормозам. Передние колеса машины едва не проехали по ногам грязного пьяного бомжа, валяющегося здесь же, у помойки с просроченной полукопчёной «ножкой Буша» в руке. Бездомный разразился площадной бранью, критикуя бестактное поведение «проклятого оборзевшего