расправляя все члены. Сквозь шум ветра, гуляющего по верхушкам деревьев, она расслышала человеческие голоса. Выглянув из-за веток аронии, Сима с удивлением увидела Константина и Лилию, медленно шедших и держащихся за руки и ищущих уединение. Серафима растерялась и замерла, словно вкопанная, неотрывно следя за парочкой.
- А ещё она мне пообещала, что, когда соберусь замуж, перепишет на меня свой дом, - услышала откровения Лилии невольная слушательница. – Так что я - богатая невеста!
- Да ты и без материальных благ хороша! - Костя рывком прижал её к себе. – Где такую аппетитную сыщешь?
Его рука накрыла девичью грудь, а губы с жадностью нашли её уста. Едва отдышавшись, девушка хохотнула:
- Ты, как я вижу, опять голодный?
- Мне тебя всегда будет мало.
Стянув с неё топик, парень осыпал страстными поцелуями нежную шею и припал к напрягшемуся соску. Лилия довольно улыбалась. Её счастливый взгляд блуждал по облакам, спускался по стволам елей и сосен к кустам и снова устремлялся к голубому небу. Она ласково гладила Костю по голове, слегка прижимая к своей груди.
Внезапно её глаза встретились с расширенными от ужаса глазами Серафимы. На какое-то мгновение Лилия тоже растерялась, но быстро сообразив, решила использовать сложившуюся ситуацию себе во благо.
- Ты, Кость, просто сумасшедший! А если нас кто увидит? – лукавые глаза с вызовом смотрели на немую свидетельницу.
- Кто? - на миг оторвался от приятного занятия Костя.
- Ну, например, Серафима.
- Ей было бы полезно поучиться.
- Замучила тебя своим воздержанием?
Константин поднял голову и заглянул в лицо подруги.
- А что ты решила её вспомнить? Поревновать захотелось? Это иногда полезно бывает.
- Неужели до сих пор по ней сохнешь? – напряжённо поинтересовалась девушка.
- Это тебя не касается, - отстранился от Лилии парень.
Девушка тут же повисла у него на шее:
- Костенька, ну, успокойся. Я больше не буду. Ты же знаешь, я люблю тебя и мне больно видеть твои страдания.
- Какие страдания? Рехнулась? Все вы бабы – дуры! Одна про страдания, другая, как маленькая наивная девочка верит в сказку про принца на белом коне. А у этого принца в городе, наверно, тёлок пруд пруди. Он богатенький – любая согласится. Гоша Домнин, друг мой закадычный, сейчас в ресторане вышибалой работает, частенько этого лысого чёрта там видит, уж ни с кем его не спутаешь. А эта тихоня и нюни распустила! Что ты! Городской да богатый, ради её персоны в деревню ездит. А с чего бы это? Дура, она, дура!
Константин замолчал, осыпаемый поцелуями сердобольной подружки.
- А посмотри-ка, что у меня там есть?
Её ладонь направила его руку к себе в трусики.
- Сладенькая моя, - выдохнул он, настраиваясь на амурную волну.
- Забудем про неё, – Лилия стрельнула глазками в кусты и убедилась, что одержала окончательную победу. – Ведь я лучше?
Юбка с трусиками и джинсы почти одновременно оказались на земле.
У Серафимы, наконец, хватило сил отвернуться и шагнуть прочь на негнущихся ногах. Она была оглушена и шокирована услышанным и увиденным. Симе стало плохо. Нестерпимо заболела голова. «Нужно бежать отсюда! Бежать!» Не разбирая дороги, Сима устремилась в сторону дома. Ветки больно стегали её по телу и лицу, несколько раз она спотыкалась и падала. Она не помнила, где потеряла лукошко с ягодами, не обращала внимание на поскуливающего сзади Шнырю, неотступно следовавшего за ней. Серафима ничего не замечала вокруг. «Нет, это всё неправда! Всё – неправда!»
Сквозь помутненное сознание она расслышала стон вековой сосны. Девушка резко остановилась и медленно повернулась к ней лицом.
- Ты знала про это? Ты знала! Почему мне не о чём не поведала? – с отчаяньем закричала девушка. – Почему не предупредила? Ты же знала! И о Косте знала! И о Глебе тоже знала! Я доверяла тебе!
Сосна качнула огромными ветвями и снова простонала под порывом знойного ветра.
Серафима медленно опустилась на землю и расплакалась. Её рыдания слышали многие обласканные ею деревья, слышали, но ничем не могли помочь. Пёс топтался рядом, не зная, как утешить любимую хозяйку.
Она долго лежала на мху возле сосны, но затем встала и побрела в Грибки.
_
У Матвея похолодело внутри, когда увидел вошедшую в комнату Серафиму. Грязная, запачканная, с потухшим взором, она, молча, прошла в свой закуток за чистой одеждой.
- Симушка, внученька моя, кто посмел тебя обидеть? – послышалось за спиной.
- Деда, я в баньку хочу. Помыться мне надо.
- Симушка, ответь мне, - прошептали побелевшие губы старика.
- Не волнуйся, деда. Меня никто не обижал. Я цела и здоровёхонька. Просто мне сейчас очень плохо. Давай, помолчим?
- Да как же никто? На тебе лица нет! Платье грязное. Глазки красные от слёз, – не унимался лесник.
- Дедушка, миленький, я очень устала. Сейчас схожу, обмоюсь, а ты поставь чайку. Кушать мне совсем не хочется. А потом я лягу спать: что-то нездоровится мне, – Серафима, тяжело ступая, вышла из комнаты.
Матвей с тревогой смотрел на закрывшуюся за Серафимой дверь. Он понял, что Сима впервые за эти годы не будет с ним откровенна. Что случилось с ней? Как ей помочь?
_
Вечерело. Долгожданная прохлада коснулась приуставшей от затяжного зноя природы. Вокруг усиливалось движение букашек, веселее засновали пернатые, покинули свои убежища хвостатые. За пригорком послышалось возбуждённое мычание коров и блеяние овечек – с пастбища гнали многочисленное стадо. Хозяева «бурёнок» и «манек» торопливо распахивали широкие ворота оград в ожидании четвероногих членов семьи. Коровы и следовавшие за ними телята целенаправленно шли к своим домам, а овечек, баранов и коз приходилось препроваживать с хворостинкой в руках.
На улице было оживлённо. Ребятишки, приехавшие к бабушкам и дедушкам на лето, шумно играли возле изб в свои нехитрые игры, а взрослые чинно и не торопясь занимались починкой техники, кто рубкой дров, а кто просто переговаривался с соседом через забор, делясь последними новостями.
Дед Матвей сидел за кухонным столом и правил ножи. Его сердце за последнюю неделю исстрадалось от переживаний за внучку: она стала замкнутой, искала уединения, не стало слышно её звонкого задорного смеха. Он так и не смог добиться от неё ни слова о случившемся и надеялся только на приезд Глеба.
Под окном почти неслышно припарковался VOLKSWAGEN, и хлопнула дверка. Матвей выглянул в окно и с облегчением вздохнул: к крыльцу торопился Глеб, держа в руках огромный букет роз.
«Слава Богу! Слава Богу!» - зашептал дед и поспешил навстречу гостю.
- Здравствуйте, Матвей Маркелович! – лицо парня светилось счастьем. – А Серафимушка где?
- За баней. Бельё развешивает на просушку.
Глеб, не останавливаясь, прошёл через сени в огород. Молодая хозяйка стояла спиной к дому и расправляла на веревке дедовы рубахи.
- Здравствуй, любовь моя, - услышала она сзади, и мужская рука ласково затронула девичье плечо.
Серафима оглянулась, и не глядя на него, ответила:
- Здравствуй.
- Симушка, солнышко моё, это тебе, - Глеб, улыбаясь, протянул ей букет, стараясь не замечать возникший при встрече холодок.
- Спасибо, – Серафима отвернулась и взяла из таза полотенце. – Положи на скамейку, я позднее его в вазу поставлю.
Глеб в недоумении выполнил просьбу и снова подошёл к девушке:
- Серафимушка, посмотри на меня. Я давно не видел твои ясные изумруды. Соскучился.
Девушка чувствовала дыхание от склонившейся к ней головы друга, но продолжала соблюдать дистанцию.
- Почему ты молчишь? Или не рада мне?
Глеб взял её за плечи и настойчиво развернул к себе. Серафима подняла глаза и посмотрела на него равнодушно-отрешённым взглядом.
- Что случилось? – тихий голос дрогнул.
- Ничего. Просто устала, наверно.
- Да, как же «ничего»? Я же не слепой! Кто тебя обидел? Ты только скажи – я ему голову оторву! Может, неприятности, какие? Я помогу тебе всё уладить. Ты только не грусти и не таись от меня. Я все твои беды своими руками отведу.
Глеб с нежностью привлёк любимую к себе.
Матвей стоял в дверях и с грустью смотрел на отчаянные попытки парня растопить в отношениях возникший лёд.
Серафима с каменным лицом освободилась из объятий и, не оборачиваясь, исчезла в сенях.
Глеб ничего не понимал. Он не узнавал свою Серафиму. Он никогда не видел её такой прежде. Глеб шагнул следом за ней, но крепкая рука Матвея преградила дорогу:
- Оставь её.
- Тогда, может, вы объясните, что происходит?
Матвей вышел из дверного проёма и присел на скамеечку. Он молчал, собираясь с мыслями. Глеб сел рядом и опустил голову, готовый к разговору.
- В прошлые выходные Симушка собралась по ягоды: как раз земляничная пора в разгаре. Сколько ходила не ведаю. Без меня всё происходило. Вернулся домой, её ещё не было. Решил подождать, думаю, прибежит, вместе отобедаем. Я по шагам понял, что что-то не так. А уж когда двери отворились – весь мир поблёк. Чумазая, с растрёпанными волосами, нос распух от слёз. Видно, что плакала сильно. В глаза не глядит, всё отводит.
Глеб напрягся, сжимая кулаки, чувствуя, как плохо управляемый зверь, сидящий где-то в потаённых глубинах души, начал просыпаться и вылазить наружу.
- Кто? – прохрипел парень.
- Я к ней с расспросами, - продолжил дед, - а она всё молчком. Ничего добиться не могу. Тебя ждал. Надеялся, что приедешь, а она сердечком обмякнет, и снова в избе солнышко засияет. Только, похоже, ошибся я, дело сложнее, чем думал.
- Кто? – глухо переспросил Глеб.
- Ничего не знаю! – с надрывом проговорил Матвей. – Она как спать легла, так я сразу по окрестностям пробежался, народ порасспрашивал: много ли приезжих было, да где отдыхали. Вообщем, чужаков не было. Естественно объясняться не стал, сам понимаешь, дров, не подумав, много можно наломать. К Макаровна обратился. Ей-то всю правду выложил. Она к Симу подходила, поговорить тоже пыталась, но всё напрасно. Хорошо хоть настой согласилась попить. Одно считаю, что, если бы насильничать кто стал, рядом с Симушкой Шныря был – порвал бы.
Глеб резко встал и, не прощаясь, вышел из дома лесника.
_
Константин поджидал Лилию недалеко от поселковой почты, куда ей помогла устроиться мать несколько месяцев назад. Она была из семьи местной интеллигенции: отец – директор школы, а мать работала в сельской администрации.
«По сути, она девчонка неплохая, - думал Костя, - весёлая, компанейская: с ней и выпить можно и поговорить найдётся о чём, да и в постели хороша. Любит меня, верна, как собака. Крутить ею можно как захочется, всё стерпит и всё сделает, что ни попрошу. Но жениться! ... Мать достала, что долго ли ещё по девкам бегать буду, мол, пора бы и определиться. Лизка и то о замужестве заикается. Менять свою вольную жизнь на семейную каторгу совсем не хочется. Хотя… Вот на Серафиме, наверно бы, женился. Всё по ночам снится: то грустит, то улыбается. Забавная она! До сих пор верит, что она у меня одна. Хотя должна бы понимать: шила в мешке не утаишь. Конечно, зимой я дурака свалял – понастойчивее нужно было бы действовать с ней, когда городской ухажёр на горизонте объявился. Ладно, что было, не вернёшь. В конце концов, на ней свет клином не сошёлся, девок вокруг много. Одну можно и уступить. Все
