Я ТЕБЕ ВЕРЮ!

железнодорожном транспорте, поставившее под угрозу безопасность движения, придется ответить.
        -Как? – опешил Гена, - Когда мы хулиганили?
        -Проезд в не предназначенных для этого местах, - начал перечислять лейтенант, перебирая находящиеся в руках бумаги, - Проникновение в кабину машинистов и препятствие выполнению ими функциональных обязанностей. Нанесение побоев и оскорблений…
        -Это мы наносили им побои?! – не выдержал Толик, - Мы оскорбляли?!
        -Потише, - предостерег со своего места сержант с ленивой угрозой в голосе, не отрываясь от компьютера, - Ты не у себя в Москве.
        -Фашистом называл помощника? – вперил в Толика гневно-укоризненный взгляд лейтенант, - Он тебе в отцы годится. Потомственный железнодорожник, внук ветерана, передовик, глава семьи. А ты его – фашистом? Вот его показания…
        Ребята сидели, глядя в пол. Они не знали, что ответить. В таком положении оба оказались первый раз в жизни и были подавлены происходящим.
        -Ну, и оказание сопротивления при задержании, - продолжил лейтенант, - Нанесение оскорблений сотруднику полиции при исполнении служебного долга, с использованием унижающих его достоинство выражений и нецензурной брани…
        -Кому? Этому, что ли?– вскинулся отошедший от шока Гена, кивнув на сидящего у окна сержанта, - Когда это я его оскорблял? Это он меня дубинкой саданул так, что я до сих пор руки поднять не могу.
        -А у тебя свидетель есть? – поинтересовался лейтенант.
        Гена запнулся и побледнел, но тут же нашелся:
        -А у него есть, что я его оскорблял?
        -Есть.
        -Кто это?
        -Я, - спокойно произнес лейтенант, смотря ему в глаза и даже не моргнув при этом.
        Гена опустил голову.
        Толик сидел молча, упершись взглядом в край стола. Им неожиданно овладела полная апатия. Он понял, что существует еще более сильное и страшное оружие, перед которым любое другое – ничто. Власть. Власть над людьми. Пусть даже самая ничтожная, не выходящая за пределы этого кабинета, но власть. И обладающий этим оружием, сможет сделать с ним, пока он здесь, все, что угодно. Для этого не надо владеть приемами самбо. Здесь приемы были другими, а он оказался перед ними абсолютно бессилен. И эта мысль настолько овладела Толиком, что ему стало все безразличным. Ему захотелось только одного – тишины. Той самой тишины, что ласкала и убаюкивала его.
        -Так что, - подытожил лейтенант, складывая все бумаги вместе, - в совокупности лет на семь потянет. Ну, на пять, если судья попадется добрый.  
        Лейтенант выдержал паузу и заговорил опять, продолжая буравить их по очереди пристальным взглядом:
        -Хотя… есть и другой вариант. Я ведь могу все эти бумаги порвать.
        Он поднял над столом исписанные листки.
        -Через несколько минут пойдет дрезина в сторону московского хода, - продолжал лейтенант, - Могу вас на нее посадить, и к вечеру окажетесь там. Только с одним условием…
        Он опять сделал паузу и впервые за все время немного повысил голос:
        -Вас здесь не было. Вас никто не задерживал и вообще не видел в глаза. И самое главное - чтобы больше на моей территории вы не появлялись до конца своей жизни.
        В кабинете возникла тишина, нарушаемая лишь клацаньем по клавиатуре сидящего у окна сержанта.
        -Деньги отдайте, - тихо сказал Гена, - и Айфон.
        Он уже не настаивал. Он только лишь просил.
        -Деньги? – как бы не расслышав, слегка поморщился лейтенант, - Какие деньги?
        -Да вы что? – покраснев, широко открыл на него глаза Гена, - Там же больше ста тысяч было. Хоть половину отдайте. Хоть Айфон…
        Лейтенант повернул голову в сторону сержанта:
        -Пойди-ка, приготовь камеру. Тут заявление, что при них крупная сумма денег была, поступило. А придет завтра Прозоров, пусть начинает с ними плотно работать. Сводку ему подготовь, что там у нас по части нераскрытых ограблений за последний месяц. И паспорт этого пробей, местный ли он на самом деле? Мне не нравятся его пробелы по части географии своей родины.
        -Пробъем.
        Лицо сержанта растянулось в насмешливо-нагловатой улыбке.
        -Не надо, - не отрывая взгляда от стола, тихо проговорил Толик, - Во сколько дрезина?
        -Вот это другой разговор, - удовлетворенно сказал лейтенант, поднимая бумаги, - Рву?
        Не дождавшись ответа, он порвал всю пачку пополам и бросил в стоящую у стола корзину.
        -Что при них было? – опять повернул он голову в сторону сержанта.
        Тот поднялся из-за стола, кивнув на лежащий на полу возле двери рюкзак, и на Nokia с ключами и проездной карточкой на столе.
        -Только вот здесь оба распишитесь разборчиво, на всякий случай, - положил он перед ребятами вытащенный из принтера лист бумаги, над созданием которого, очевидно, все это время трудился, - А то - не долго и по новой все написать.
        -Забирайте, - лейтенант придвинул на край стола паспорта, телефон, ключи и карточку, бросив при этом сержанту, - Проводи их.
        Они вышли в сопровождении сержанта на перрон, и перейдя его, опять пошли по путям. На самом дальнем стояла готовящаяся к отправлению путейская дрезина. Подойдя и поднявшись на ее платформу, они увидели в кабине, помимо двоих железнодорожников в грязных оранжевых жилетах, четверых пассажиров – мужика и трех женщин, сидевших на лавке у задней стенки. В ногах у них стояли чем-то набитые большие сумки.
        -Ой, Сашок, - вскочила одна из них, заметив подошедшего сержанта, -Погоди, не уходи…
        Она повернулась спиной, и достав что-то из сумки, переложила в черный целлофановый пакет.
        -На, вот тебе…
        Женщина слезла с дрезины и протянула пакет сержанту.
        -Пасибки, - лениво проговорил тот, заглянув туда, - Медок когда будет?
        -Будет, будет, - затрясла головой та, - На неделе съезжу к золовке, и будет. Благодетель ты наш…
        Она погладила сержанта по предплечью и начала карабкаться обратно.
        -Курбатов, выкинь этих двоих у главного хода! - крикнул сержант машинисту, указав взглядом на ребят, и ленивой походкой направился к зданию вокзала, слегка помахивая пакетом.
        Толик с Геной не стали заходить внутрь – после всего происшедшего, находиться рядом с машинистами им было мерзко. Они расположились на улице позади кабины, подстелив опять выручавшее их покрывало. Машинист посмотрел сквозь мутное стекло, но ничего не сказал. Скоро дрезина тронулась. Ребята закурили и молча глядели на убегающую за краем дорогу.
        Докурив сигареты почти до самого фильтра, они отбросили их и одновременно посмотрели в глаза друг другу. Взгляд Гены сделался тем самым – пристальным и суровым. Кажется, он хотел что-то сказать, но… промолчал. Промолчал и Толик.
        Они только лишь крепко, до боли, сцепились пальцами.
 
 
 
 
 
        7.
 
 
        Было уже совсем поздно, когда выглянувший из кабины железнодорожник сказал им:
        -Сейчас остановимся и слезайте. Станция – прямо…
        Ребята потянулись и поднялись на ноги. Толик аккуратно сложил и засунул в рюкзак покрывало.
        «Теперь уже до дома», - подумалось ему при этом.
        Вторую половину пути они проехали, завернувшись в него с головой, поскольку изрядно замерзли, а переходить в кабину все-таки не хотелось, хотя там было уже достаточно свободного места. Дрезина часто останавливалась, подолгу стояла на станциях. Прихваченные пассажиры постепенно исчезали, сходя на некоторых из этих остановок, так что, к московскому ходу они приехали уже одни.
        Спрыгнув с дрезины, они пошли в темноте по указанному железнодорожником направлению и очень скоро вышли к станции. Заблудиться было трудно: станционные пути освещались мощными лампами, и свет от них был виден издалека.
Мимо промчался пассажирский поезд, огласив пространство вокруг себя звуком мощного тифона, а навстречу ему прогремела электричка, начиная тормозить у видневшейся уже вдали платформы.
        Толик почувствовал приближение чего-то привычного и близкого. Это еще была не Москва, но эти рельсы вели туда, да и сама станция, пусть была еще далекой, провинциальной и не такой большой, но уже носила на себе отпечаток времени. Сверкали яркие лампы на высоких мачтах, освещавшие голубоватым светом блестящие рельсы, светофоры мерцали из темноты разноцветными огнями, как лампочки на новогодней елке, слышались объявления по громкой связи.
        Да, это еще была не Москва, но Толик уже ощущал знакомый ритм жизни.
        Гена уверенно шагал рядом, и чувствовалось, что тоже рад возвращению. Хоть ему возвращаться было некуда, но рядом был Толик, и это вселяло надежду. Он не знал, что и как будет, но он верил. Он верил, что сказанные ими друг другу слова окажутся правдой. Верил, наверное, первый раз в жизни. Никому и никогда он не верил так, как верил Толику.
        Вот и вокзал. В этот поздний час он был почти пустым, но после тех мест, где они побывали, показался им многолюдным, а темнота уже не выглядела зловещей. Люди были везде – на привокзальной площади, возле касс, в буфете, в зале ожидания, на платформах. Их было немного, но они были. Кто стоял, кто сидел, кто прохаживался, и невольно возникал уверенный деловой настрой, который возникает всегда, когда куда-то едешь.
        Первым делом они подошли к расписанию. Поездов на Москву было много. Понятно, что, наверное, не на все были билеты, но им стало ясно – они уедут. Сядут в вагон и сойдут через три с небольшим часа на Ленинградском вокзале.
        -А на что мы поедем? – спросил Толик.
        Гена улыбнулся и достал паспорт. Он поддел ногтем незаметную прорезь на ребре плотной обложки, запустил туда пальцы и вытащил ту самую банковскую карточку.
        -Этот тупорылый всего меня обшмонал, чуть не в жопу влез, а сюда заглянуть не догадался, -   улыбнулся он.
        -Теперь проблема – найти банкомат, - сказал Толик, озираясь по сторонам.
        Но и эта проблема решилась. То ли время все-таки уже начало, вопреки всему ходу истории, вторгаться в провинцию, то ли начальник вокзала тут был продвинутый, но банкомат был. Был прямо в здании вокзала. Он сам попался им на глаза, призывно мигая лампочками и приветливо меняя рекламные картинки на дисплее. Гена приготовил карточку.
        -Я покурю пока, - сказал Толик и вышел на улицу.
        Скоро появился Гена, и по его понурому виду можно было определить, что произошло нечто непредвиденное.
        -Этот пидор прочухался и заблокировал счет, - зло и отрывисто сказал он в ответ на вопросительный взгляд Толика.
        -Это точно? – спросил он.
        -Точно – не точно…, - раздраженно отозвался Гена и протянул ему распечатанный банкоматом чек, - Куда еще точнее!
        -Выбрось карточку, - сказал Толик, прочитав и скомкав чек, - Зачем тебе нужна улика?
        Гена перегнул ее пополам и зашвырнул в урну, возле которой они стояли.
        -Отсюда можно на электричках доехать, - мрачно сказал он, - До Твери, а там пересесть на московскую. Пошли, посмотрим еще раз расписание.
         Они вернулись в вокзал, и Гена недоуменно