дыхания.
-Ну, что ты кочевряжишься, пидорюга? Думаешь, никто не знает, кто ты есть? Давай… Давай, хорошо будет, - послышался страстный шепот.
Толик моментально вскочил на ноги и включил свет.
Первое, что он увидел, была голая задница, торчащая из-под некогда черных выцветших брюк с расстегнутым ремнем. Только длинные, вьющиеся на концах волосы, довели до его сознания, что она принадлежит Тимофею. Сам же он, навалившись всем телом на лежащего Гену, прижимал локтями к скамье его руки, зажав одной ладонью рот, а другой пытался расстегнуть ему ремень на джинсах. Гена сопротивлялся и изворачивался, хрипя и задыхаясь под широкой ладонью.
Не колеблясь ни секунды, Толик подскочил, оторвал Тимофея за плечи от Гены, швырнул его на пол и с размаху ударил ногой в пах. Тот застонал и скрючился, изрыгая проклятья и мат вперемежку со старославянскими словами.
-Геннастый, ты как? – наклонился Толик к Гене.
-Сука… бл..дь… пидор вонючий, - проговорил Гена, сморкаясь и вытирая тыльной стороной ладони губы, - Во сне набросился.
-Геннастый, собирайся и пойдем отсюда, - твердо сказал Толик.
-Сейчас, ночью?
-Сейчас. Лучше в поле спать, чем под одной крышей с этими…
Сзади послышался шум. Взглянув через плечо Толика, Гена широко открыл глаза и отчаянно вскрикнул:
-Толясь!
Толик обернулся. Прямо на него шел с зажатым в руке топором Тимофей. Штаны его болтались у колен, волосы и всклокоченная борода торчали во все стороны, как у какого-нибудь сказочного злодея, а глаза буквально горели уничижительным гневом.
-Христопродавцы… Содомиты… Антихристово племя… - хрипел он, приближаясь.
Толик резко шагнул навстречу, сделал несколько стремительных телодвижений, и топор грохнулся на пол, а рядом рухнул, как подкошенный, Тимофей.
-Очухается… Но не сразу, - сам присев и морщась от боли, проговорил Толик.
Последствия драки в райцентре еще давали о себе знать.
Гена встал на ноги и посмотрел на Толика:
-Опять ты меня спасаешь…
-Пошли, Геннастый, - сказал Толик, - Ты говорил, тут станция близко.
-Близко-то близко, но пассажирские там не ходят.
-Ну, что-то там ходит? Я слышал стук колес, когда засыпал. В метро на сцепке катался, а здесь стремаешься?
Гена слабо улыбнулся и взял в руки рюкзак.
Они вышли из дома, опять подсвечивая дорогу Айфоном. За калиткой Гена остановился, и повернувшись назад, тихо сказал:
-Прощай, отчий дом. Теперь уже навсегда.
Толик подошел и встал рядом, прижавшись к его плечу.
-Ты помнишь, что мы говорили с тобой сегодня у березы? – спросил Гена твердым голосом, и Толику показалось, что он сейчас видит в темноте его пристальный и суровый взгляд.
-Помню, - ответил он.
-Мы с тобой навсегда!
6.
Едва они поднялись на пригорок, как из-за туч показалась луна, осветившая все вокруг мягким матовым светом.
-Красиво, - сказал Толик, оглядывая уже знакомые ему окрестности.
-Классная здесь природа, - отозвался Гена, кладя в карман Айфон, которым освещал дорогу, поскольку необходимость в этом исчезла вместе с появлением луны, - Жаль, пропадает все почем зря…
-Нашу березку видишь?
Они приостановились и посмотрели в сторону леса. Береза стояла на самом краю, и плакучие ветви придавали ей в лунном свете вид склоненной головы с длинными волосами.
-Прощается с нами, - тихо проговорил Толик.
-А правда, Толясь, есть что-то такое, что ощущаешь только здесь, где вырос, - так же тихо сказал Гена, - Я это почувствовал, не смотря ни на что…
-Научиться бы жить, чтобы чувствовать только это, - задумчиво сказал Толик, - Или, хотя бы, никогда не забывать.
Они свернули на тропинку, ведущую к станции. Сначала она вилась по оврагу, потом пошла вверх, и скоро перед глазами ребят открылось заросшее бурьяном поле, за которым виднелись далекие огоньки.
-Вот и станция, - указал на них Гена, - А на этом поле мы колоски собирали, когда тут еще колхоз был.
-Ты еще застал тут колхоз? – спросил Толик.
-Совхоз. Да какая разница? Был тогда еще... Ну, когда я еще совсем мелким был. Ферма еще даже была. Валера Быстров ей заведовал. Алкаш, каких свет не видел. Образование четыре класса, а заведующий. Да грозился еще все время – уйду, уйду, тогда узнаете… Как накаркал. Вот и ушел. Теперь ни его, ни фермы.
Разговаривая, они приближались к огонькам, и вот уже начали проступать из темноты строения.
Самой первой стала заметна белая церквушка, как бы оживившая собой мерцающий в лунном свете ночной пейзаж.
«Как умело строили тогда церкви, - подумалось Толику, - Прямо самое подходящее место находили, как притягивает к себе…»
-Здесь, что ли, наш проповедник душу спасает? - кивнув на храм, спросил Толик.
-Здесь, другой тут нет, - мрачно ответил Гена, - Вместе с дядей Витей полудурком. Ты бы видел его раньше… Батюшка! Куды бечь?
-Так, где же здесь другого найдешь? – пожал плечами Толик,- Не пьет, не курит, небось, да по бабам не бегает – вот и нашли праведника. Да чтоб еще что-нибудь народное задвинуть мог, раз учить поздно. Лишь бы поскладней, да почудней.
-Как это ты всегда угадываешь? – повернул голову Гена, - Это он, правда, всегда мог. Им тут, наверное - чем чуднее, тем святее кажется.
-Догадаться не трудно. Удивительно, что такое воспринимают. Правильно Роза Анатольевна сказала – воинствующее невежество…
Незаметно они уже подошли вплотную к станционному поселку.
-Спонсор? – кивнул Толик на стоящий недалеко от храма двухэтажный коттедж.
-Похоже. Благодетель. Вроде моего, наверное. Домишко-то не хилый себе выстроил.
-Обоюдовыгодный союз, - усмехнулся Толик.
-В смысле? – не понял Гена.
-В смысле – за церковную землю платить не надо.
Поселок был совсем крошечный. Пройдя мимо двух темных домов, ребята увидели замерший на пути грузовой состав. Куда он направляется, и долго ли еще будет стоять, они не знали. Можно было, конечно, пойти разузнать в маленький домик из кирпича, где помещалась станция, но идти было далековато, да и неизвестно, чем бы это для них обернулось. Толику стало казаться, что встречи с людьми на этой земле несут для них в себе одни невзгоды. Да так оно, пожалуй, и было, за исключением Нины да гостеприимной супружеской четы.
Их взгляды одновременно сошлись на приоткрытой двери одного из вагонов. Не сговариваясь, они подошли, заглянули туда, и Гена осветил его изнутри, насколько это было возможно, Айфоном. На полу валялись стружки, какой-то мусор, но сам вагон был пустым.
-Полезли? – шепотом спросил Гена.
-А что это за линия, ты знаешь? Куда мы приедем? – тоже шепотом отозвался Толик.
-До Торжка отсюда ездили, - неуверенно сказал Гена.
Толик окинул взглядом спящий поселок, примыкающие к линии мрачные постройки, отбрасывающие в лунном свете длинные тени, и что-то ему вдруг почудилось настолько зловещее в этой картине, что пустой вагон показался самым желанным убежищем. Ни слова не говоря больше, он начал карабкаться внутрь. Гена влез следом. Они навалились вдвоем на тяжелую дверь, и она закрылась, огласив громким скрежетом спящую округу.
-До конца не захлопывай, - сказал Толик, успев сообразить, что они не знают ее устройства и это грозит им потерей возможности выбраться отсюда.
Некоторое время они прислушивались, но над станцией стояла тишина. Похоже, они никого не потревожили своим вторжением в мир этого затерянного в глуши полустанка, и Толику неожиданно сделалось легко и беззаботно. Казалось, все осталось позади – таящие угрозу непредвиденные встречи, враждебность, безнадега и запустение. Этот вагон принял их под свою крышу и заслонил выщербленными дощатыми стенами от всего жестокого мира.
Толик вытащил из рюкзака и расстелил в углу опять оказавшееся при деле покрывало.
-Иди сюда, Геннастый, - позвал он, - Спальное место готово.
Гена подошел, они уселись на покрывало, подсунув под спины рюкзак, и закурили.
-Да… - протянул Толик, вспомнив идущего на него с топором Тимофея, - Праведник-то наш каков оказался? Всего от него ожидал, но чтоб такое…
-Я, сплю, понимаешь, и чувствую, что меня кто-то лапает. Я сперва подумал - тебя на любовь потянуло. Глаза открыл – темно, но понял, что не ты, а кто-то вонючий и перегаром прет. Ну, а тут он мне рот зажал, и джинсы стаскивать начал. До меня дошло, что насилуют, но что это он – врубился только, когда ты свет зажег. Вот тебе и благочестивец.
-Да все они там такие, - с досадой сказал Толик, - Поэтому таких, как мы, и ненавидят. Я заметил чисто по жизни, кто больше других прет на что-то или на кого-то, тот почти всегда сам такой и оказывается. Особенно, если показать не хочет. А уж эти мохнорылые-то… Проповедуют любовь, честность, целомудрие, а на самих пробы негде ставить. Такие вот Христа и распяли.
-Какие?
-Церковники современной ему церкви. За то, что он обличал их лживость и притворство, а грешников на истинный путь наставлял.
-Ты что, Библию читал?
-Читал. Поэтому им и не верю.
Они затушили окурки об стену и почти тут же закурили вновь.
-А у архитектора тебе понравилось? – спросил Гена.
-Очень, - серьезно ответил Толик, - Знаешь, полный бред, но когда мы прощались, мне не захотелось уходить. Подумал даже – вот бы нам с тобой построить рядом с ними дом. Тоже все так обустроить, жить там, работать - кур, коз развести, как ты тогда говорил, кроликов… Ну, а как за ворота вышли – сразу отрезвел.
-Почему?
-А ты тех мужиков на скамейке помнишь?
-Ну. И что?
-А этого, что за самогонкой тогда к Тимофею приходил?
-Ну, здесь все такие… Почти все.
-Вот именно. Поэтому мне архитектора и жалко. Столько сил вложили, старания, а жить не смогут.
-Живут ведь уже два года.
-Прожили – сказать вернее. Пока строились, все налаживали, привыкали. За делом всегда ничего не замечаешь. Теперь все сделали, и что дальше? Природа природой, а вокруг-то – полный вакуум. Друзья к ним сюда не поедут, а здесь своих они не найдут. Поэтому, мне кажется, Роза Анатольевна так нам и открылась во всем, что ей больше, кроме мужа, и поговорить не с кем. Даже петь начала.
-А тебе понравилось, как она пела?
-Душевно. Смотрел на нее, и казалось, что она про себя поет...
Толик замолчал и прислушался. Со стороны улицы слышались приближающиеся шаги – кто-то шел вдоль состава, скрипя гравием под подошвами. Ребята притихли и даже затушили сигареты. Вот уже шаги послышались совсем рядом и… стали удаляться.
-Нельзя, Геннастый, создать другой мир за забором, в изоляции от того, что тебя окружает, - завершил Толик, когда шаги затихли, - Иначе, это будет так, как у нас с тобой сейчас. Сидим тут - пока никто не трогает, нам хорошо, а вон, прошел кто-то и сразу весь кайф обломал.
Помогли сайту Реклама Праздники |