собой руки, Виктор быстро пошел к этому прямоугольнику. Через несколько секунд его пальцы коснулись гладкой и прозрачной поверхности. Да, действительно — окно. Бросив вниз мимолетный взгляд: дворик, песочницы, сараи — он ударом ноги вышиб стекло и прыгнул, уже в самый последний момент ощутив спиной опаляющую волну жаркого воздуха. Вылетевший следом за ним из окна ярко-голубой шар, словно врезающийся в атмосферу болид, вознесся по крутой дуге высоко в небо, завис там на мгновение, призрачным голубоватым светом освещая все вокруг, и камнем ринулся вниз, куда-то за дома, взорвавшись и вызвав в той стороне небольшое сияющее зарево.
Виктор тем временем что было сил бежал вдоль длинной кирпичной стены в соседний двор, туда, где имелся, как он успел заметить сверху, выход на соседнюю улицу. При этом он громко ругался, нисколько не стесняясь ни себя, ни тех, кто мог бы его слышать...»
Последние три слова не поместились на листе, и Вадим прилепил их сбоку, на свободном месте, соединив с предложением поясняющей стрелочкой. В поисках чистого листа он переворошил бумаги на столе, не нашел и принялся писать на обложке подвернувшейся тетради.
Не снижая скорости, Виктор вихрем промчался сначала мимо длинной стены с рядом мутных крошечных окошек, в одном из которых щерил зубы череп, потом мимо группы громадных и голых, подпиравших сухими ветвями небо деревьев, выбрался после этого на замусоренную битыми кирпичом и стеклами улицу, пересек ее и углубился во дворы, слабо надеясь запутать в лабиринте каменных кварталов преследовавшего его монстра.
Минут через пять, когда треск в динамиках стал ослабевать, он остановился, посмотрел на выросший впереди кирпичный забор, прикинул высоту — метра два, не больше, — и, разбежавшись, прыгнул. На той стороне он увидал свободное от каких-либо строений пространство, внизу расстилался дряблый, потрескавшийся от времени асфальт, из которого проглядывала сквозь прорехи брусчатка, и лишь в шестидесяти-семидесяти метрах, ограничивая обзор, темнели расплывчатые силуэты многоэтажных домов.
Отойдя от забора метров на двадцать, Виктор с надеждой посмотрел на небо, но ни станции, ни катера там не увидел. Проклятье! Возможно, спасательная группа потеряла его координаты. Или, что вернее, еще не истекли упомянутые Аартоном восемь минут. Что ж, он подождет. Какое-то время у него еще имеется.
Он перевел взгляд назад и, ошеломленный, замер. Оперативность облака потрясла его. Пульсирующая черная каша уже переваливалась несколькими потоками через забор и собиралась на земле в общую массу. Температурка у нее была, видимо, под стать расплавленному металлу. Оказавшаяся на пути облака груда деревянных ящиков вдруг вспыхнула ярким желтым пламенем, затрещала, засыпая ночное небо искрами, и сразу же вокруг стало светло, почти как днем, даже стены отдаленных домов выступили из мрака.
Пятясь, Виктор сделал по облаку несколько выстрелов и бросился прочь. Он пробежал метров тридцать в направлении темнеющих зданий и только там, за штабелями проржавевших металлических ящиков, обнаружил вдруг с тихим отчаянием, что находится в западне. С трех сторон его окружали непроходимыми препятствиями — без окон, без дверей — стены примыкающих друг к другу домов, а с четвертой, со стороны кирпичного забора, уже текла к нему пульсирующая черная каша, отрезая единственный путь к отступлению. Нечего было и думать, чтобы пытаться прорваться мимо нее.
«Неужели, все?» — беззвучно прошептал Виктор, с безумной надеждой глядя на небо.
И тут, горя прожекторами, с левой стороны, из-за крыши здания, стремительно вылетело длинное, похожее на большую торпеду, серебристое тело, и в ту же секунду, перекрывая треск, в динамиках раздался обеспокоенный голос Элвиса:
— Виктор, с тобой все в порядке? Вижу, вижу, можешь не отвечать.
Виктор и не думал отвечать. Ни язык, ни ноги не повиновались ему. Скользя спиной по стене, он обессиленно опустился на корточки и стал смотреть, как из брюха «торпеды» вырвался вдруг ярчайший до голубизны сноп света квантовых генераторов, обрушился на черное облако, и оно тотчас же исчезло в сияющем мареве.
А потом, всего лишь секунды через две-три, произошло то, невероятное, объяснение которому уже вряд ли когда и кем будет найдено. Наверное все-таки, после того, как сразу несколько ярко-голубых шаров разорвались у лобового стекла катера, ослепленный пилот потерял управление. На полной скорости катер с жутким воем врезался в самую середину облака. Громадный, высотой в несколько десятков метров, столб огня взметнулся с этого места к самому небу и тут же опал, полыхая маленьким солнцем. Чудовищная жара в мгновение ока испарила забор, оплавила стены окружающих домов, и лишь необычайная термостойкость комбинезона спасла Виктора от, казалось бы, неминуемой гибели.
— Элвис! — закричал он страшным голосом.
— О, Боже! Элвис! — повторил он с неизъяснимым отчаянием, глядя на полыхающий белым пламенем костер, из которого уже медленно выползали черные щупальца.
Каким-то диким и нелепым, каким-то противоестественным до абсурда представилось ему все происходящее. Как и полчаса назад, стойкое ощущение нереальности окружающего мира овладело Виктором. Его сознание, с феноменальной быстротой сколлапсировавшись в тугой болезненный шар, как бы отстранилось, оторвалось от органов чувств, воспарило над крышами домов, и уже там, в вышине, глядя на маленькую, скорчившуюся у стены фигурку, снова превратившуюся в супергероя фантастического фильма ужасов, задалось наконец мучавшим его все это время вопросом, а может, действительно, все это блеф, бутафория, может, и не было никакой трагедии, была лишь рабочая съемка, удачный трюк, красиво сгорел списанный катер с набитым электроникой манекеном, и только, а сам Элвис — живой и невредимый — скалит сейчас зубы где-нибудь за декорациями порушенных домов, и вся съемочная группа тоже там, и Аартон, и Грэхем, и другие сотрудники станции, смеются добродушно над страхами Виктора, но тогда, если все это в действительности так, тогда где же, где же режиссер, где постановщик этого грандиозного спектакля кошмаров, кому в голову могла прийти столь чудовищная мысль позабавиться таким нелепым кощунственным образом? И если это человек, то можно ли его после всего случившегося называть человеком?
Даже располагая достаточным для раздумий временем, Виктор не смог бы получить ответы на эти вопросы. Сам того не сознавая, он уже почти вплотную приблизился к разгадке тайны Эльдомены. Слабые проблески будущего озарения уже трепетали неясным мерцанием в тайниках его сознания, готовясь в кажущейся полноте осветить чудовищную правду. Через какие-то минуты, может секунды, многое станет понятным ему. Развеется наконец застилающая сознание серая мгла непонимания. Но глубинная, причинно-следственная цепь событий, роковых событий, приведших планету к гибели, этот громадный необъятный айсберг, останется все же вне пределов его осмысления. Как что-то неизмеримо большое, как что-то вроде огромных космических расстояний, подвластных только приборам и цифрам, но уж никак не чувствам.
Всего лишь считанные секунды длилось это фантастическое парение взбудораженного сознания Виктора, а потом оно вернулось назад, в тело, потому что в динамиках уже не было оглушительного треска, потому что вместо него звучал теперь взволнованный голос Грэхема:
— Виктор! Виктор! Как слышишь меня?
— Слышу хорошо. Как вам это удалось?
— Мы подключили к передатчику «Байкал». С тобой все в порядке?
— Элвис погиб.
На несколько секунд наступила тишина. Потом раздался голос Аартона:
— Не может быть!.. О, Господи!.. А этот, объект. Где он?
Виктор повернул голову, чтобы люди на станции смогли рассмотреть облако.
— Я в ловушке, — сказал он спокойно. — Позади стены. Бежать некуда… И как это меня угораздило?
— Проклятье! — сказал Грэхем. — Мы уже над окраинами города. Это километрах в двадцати. Будем через три минуты.
— Слишком поздно, — прошептал Виктор.
Он посмотрел на облако, которое уже полностью выбралось из костра и теперь собиралось в правильный шар, диаметром не более трех метров.
Снова наступило молчание, а потом кто-то, кажется Шнитке, заорал на высокой ноте:
— Виктор, у тебя же есть «лингер»! Защищайся!
— Бесполезно. Оно поглощает плазму, — ответил он по-прежнему удивительно спокойным голосом.
Он продолжал внимательно, даже с каким-то жадным любопытством разглядывать приближающееся облако. В замысловатом сплетении пульсирующих прожилок ему стали вдруг чудиться какие-то фантасмагорические видения: совершенно беззвучно рушились дома, падали с неба камни, что-то вспыхивало разноцветными искрами. Он хотел было поинтересоваться у сотрудников станции, наблюдают ли они что-нибудь подобное — может, это всего лишь плод его взбудораженной фантазии — но тут же забыл об этом. Долгожданная разгадка зловещей тайны озарила наконец его сознание.
— Грэхем!! — заорал он. — Черт возьми, Грэхем, я понял наконец! Я понял, чего не хватает в этих проклятых мертвых городах! Здесь не хватает гас...»
Закончить фразу, однако, Вадим не успел.
Что-то тихо позади него зашипело, и почти сразу же в спину и затылок дохнула волна жаркого воздуха. Он обернулся и замер, замер, цепенея от охватившего его ужаса. В комнату через распахнутую дверь сплошным потоком валила пульсирующая черная масса...
* * *
В пятиэтажном доме, что под номером 7-б располагался на улице Волкова, посередине спальни 22-й квартиры, принадлежавшей, как утверждали взволнованные соседи, некоему Синицыну Вадиму Сергеевичу, стоял сотрудник городского отделения милиции майор Дмитрий Говорухин.
В спальне царил феноменальный разгром. Старинный письменный стол, очевидно, наследственный (таких сейчас не делают), лежал, опрокинутый, на боку, и из-под него кусочком коричневого полированного дерева торчала спинка раздавленного стула.
Одна из дверей высокого шифоньера, стоявшего в углу, была «с мясом» выдрана из петель и лежала на полу, под каким-то барахлом, на другой, наполовину обгоревшей и до отказа распахнутой, висел на тоненькой ниточке помутневший, похожий на зеленую сливу, человеческий глаз.
В не менее жутком состоянии находился и широкий матерчатый диван, располагавшийся справа у стены. Его прожженная во многих местах обивка все еще, несмотря на несколько вылитых на нее ведер воды, слабо дымилась.
Слева от окна лежали два — синее и зеленое — шерстяных одеяла, оба слепленные в какой-то бесформенный комок и покрытые пятнами засохшей крови. Рядом с ними — тоже вся в крови — валялась разорванная надвое подушка, и птичий пух, просыпавшийся из нее, устилал грязно-белым снегом пол спальни и небольшой частью проник даже в коридор.
Везде — на оклеенных зелененькими обоями стенах, на белом некогда потолке, на искалеченной мебели — везде чернели жирные следы копоти. Создавалось впечатление, будто бы в комнате то ли варили смолу, то ли жгли резину. Но ни того, ни другого здесь и в помине не было...
Без суеты, без спешки в квартире работали криминалисты. Кто-то, шурша газетами, ползал на четвереньках в поисках отпечатков пальцев, кто-то щелкал
А хозяйство на кого? Корову кто кормить-доить будет?
