На скрижали моего сердца

просил налить не жалея, - спокойно ответила Аннушка, но странная интонация всё же проскользнула в голосе. – Я не пожалела.
  Делаю глоток, и дыхание у меня спирает. На глазах выступили слёзы.
  - Плохо? – интересуется Аннушка, наблюдая за моей реакцией.
  Продышавшись, отвечаю:
  - Весьма хорошо.        
  Она уселась рядом.
  - Аркаша, ты любишь сказки?
  - Что, не понял?
  - Сказки любишь? Тебе в детстве перед сном читали?
  - Да, часто. И мама, и бабушка.
  - Вот и я тоже, до сих пор люблю.
  Быстренько в голове прокручиваю варианты, к чему она клонит.
  - Какая у тебя была самая любимая? – спросила Аннушка.
  - Да мне все нравились. Они добрые. И конец у них хороший.
  Аннушка допила кофе.
  - А мне нравилась о колобке.
  Шарики-ролики в голове работают быстро-быстро. Крутятся-вертятся.
  Вдруг она предлагает:
  - Расскажи мне сказку о колобке.
  Мигом теряю связь между внутренними и внешними ориентирами.
  - Не помнишь? – спрашивает Аннушка.
  - Ей богу, нет.
  - Жаль, - грустно так говорит она.
  Допиваю свой кофе и я.
  - Я в детстве была страшная фантазёрка. На ходу сочиняла всякие небылицы. У тебя такое было?
  Вот, думаю, попал, одной ногой в лужу, другой в костёр.
  - Ну, было, как-то пару раз, - осторожно говорю, подыскивая верные слова.
  Аннушка вдохнула воздух и шумно выдохнула.
  - Не слышу уверенности. Было или нет.
  - Было. Когда застукали в школе с сигаретой, пришлось врать, что мимо проходил очень занятой дяденька и попросил подержать сигарету. Пока не освободится.
  Аннушка прыснула.
  - Хочешь сказать, тебе поверили?
  - Нет, конечно. Выхвали отца в школу. Рассказали.
  - И что потом?
  - Да ничего. Дома сделали очередное китайское предупреждение. По поводу курения папа сказал так, начнёшь зарабатывать свои деньги – кури, но никогда не попрошайничай и не клянчь. Самое последнее дело.
  - Это верно, - сказала Аннушка. – А ещё приходилось фантазировать?
  - Нет, как-то больше не довелось.
  - А если я тебя попрошу.
  - Что?
  - Пофантазировать.
  - Тема?
  - Сказку о колобке расскажи. Только не ту, что все знают, а другую. Пофантазируй. Выдумай. Хорошо?
  Задумываюсь на минуту, снова всплывают строки из песни, мол, листопад, если женщина просит.
  - Хорошо. – Встаю. Беру стул и сажусь напротив неё, опёршись о спинку локтями.
  - Ой, как здорово! – взвизгнула Аннушка, - а я улягусь.
  Она улеглась, укуталась в плед. Я сосредоточился.
  - Я готова! – сообщила она.
  Был готов и я, хотя рассказчик из меня, как из курицы балерина. Но коли женщина просит, то даже снегопад становится ручным… Собрался с духом.
  - Жили-были старик со старухой.
Вот и говорит старик старухе:
  — Поди-ка, старуха, по коробу поскреби, по сусеку помети, не наскребешь ли муки на колобок.
  Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела и наскребла муки горсти две. Замесила муку на сметане, состряпала колобок, изжарила в масле и на окошко студить положила. Колобок полежал, полежал, взял да и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу к двери, прыг через порог — да в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.
  Аннушка взбунтовалась.
  - Эта сказка у меня от зубов отскакивает, Аркаша! – вскрикнула она, - я же попросила: пофантазируй…

 
                                                               38

  Было это по самым смелым предположениям очень-очень давно, настолько, что события те почти всамделишно-сказочные отстоят от нашей натурально-непредсказуемой реальности, погружённой в жестокую и циничную действительность, как луна от земли.
  По этой простой причине, очевидцев и свидетелей, жаждущих бескорыстно поделиться сведениями с будущими поколениями, не сохранилось. Факт сей, очевиден, разумные белковые тела за многие годы эволюционировали не вполне успешно и прогрессивно по направлению к собственному бессмертию, хотя неоднократно предпринимали порой успешные телодвижения, умело совмещённые с активной умственной деятельностью.
 Принимая за исходную точку эту непреложную истину, приходится констатировать то, что забытое не всегда поддаётся полной реконструкции и восстановлению. Поэтому придётся прибегнуть к такой мелочи, коею пользуются бахари и сказочники всех времён и народов: необыкновенной выдумке и богатому воображению.
  Если о чём-то и забыл упомянуть, в жизни бывает всяко, будет возможность исправить и дополнить в ходе изложения.
  Итак, призовём же, друзья, а также сочувствующие, на помощь терпение и выдержку.
  Кто стоит, пожалуйста, присядьте. Да поближе друг ко дружке. Садитесь в круг и слушайте.

  Было это в тридевятом царстве тридесятом государстве. В тех далёких краях, где, по словам там бывавших и впоследствии всем рассказавших, среди берегов кисельных да пряничных текут реки молочные, и случилась сия история.
  Так уж повелось, во всех сказах-повествованиях присутствуют всегда Дед да Баба. Вот и в нашем варианте развития первоначальные события наличествуют сии весьма благожелательные персонажи. Жили они, не тужили, на зависть соседям; до царя далеко, говаривал Дед, а Бабка приговаривала: до Бога высоко!
  Жили они счастливо, да одно бросало тень печали на их бытие: не было у них ни сына, ни дочки. Тяжким грузом висело сие над ними и не знали они, чем эту грусть-печаль развести.
  Немало хаживали они тайком  и явно по бабкам-ворожеям, не одну сотню гривен выложили чародеям-вещунам, обещавшим чудо несравненное. Снадобья секретные пили, отвары-настои принимали, заговоры слушали потаённые, да окромя опустошения кошелька никаких чудес иных и не было. Кручинились Дед да Баба, да и смирились со своим положением.
  Но, как сказывают в древних сказах-преданиях, долго сказка сказывается, да недолго дело делается.
  Был ли то час утренний али полуденный, али вообще время к вечеру клонилось, достоверно нигде не запротоколировано. Но, чувствуется, обстояло всё именно так. Опровергнут или подтвердить некому.
  Сойдёмся на том: садилось солнце, близился вечер, летний зной сменялся освежающей прохладой. Проснулись птицы в гаю, в полях запели цикады.
  Понемногу боль души унялась. Молвил Дед Бабе, что жить-то далее, однако, нужно, да, дескать, время вылечит. Но, как бывает в тех же сказках, именно в тот вечер, наполненный звоном и светом лета, вдруг загорелось Деду отведать кой-чего необыкновенного. Что делать? Бабка сподобилась угодить прихоти дедовой, не так уж часто выкидывал он гастрономические кренделя, можно и уважить в кои-то веки. С чего начинать? Стала она посреди двора и зрит по сторонам. Курочка Ряба квохчет, яйца несёт. Хорошо, пока не золотые. Свинья Хавронья с выводком через двор важно шествует. Поросятки Бабкино сердце греют хрюканьем нежным. Ни кура, ни свинья не подходят под фактор риска быть изготовлену на запрос дедов. Не поднимется рука. Но что-то готовить надо! Призадумалась Бабка, что остаётся в сухом остатке? Мирная жертва.
  И пошла она, скрести-мести по сусекам. Поднялась пыль до небес. Застила солнце. Потемнело враз на всей земле. Потянуло влажным ветерком с юга; с севера – сухой снежной суровостью; с запада накрыло ароматно-пряным восточным веселием; с востока – скупой западной прагматичностью.
  Крикнул Дед Бабке, выйдя из медитативной отрешённости, стоя на крыльце, что, мол, это ты удумала, старая. Та в ответ скороговоркой, мол, ужель забыл, сам просил кой-чего интересного состряпать, вот и пришлось пораскинуть умишком, чтобы твои гастрономические пожелания уважить. Выпрямился Дед, приосанился, поправил рубаху, бороду погладил.
  - Ну, раз так, - молвил он, - фантазируй.
  - И чего же твоя душенька желает?
  Сошёл дед с крыльца, завернул за угол, ступая босыми ступнями по высокой траве, попутно думая, что пора с косой выйти размяться. Но мысли разные заполонили ум дедов гулом, как пчёлы улей, и застыл он посреди двора. В этой задумчивой позе застала его Баба.
  - Чегой-то ты призадумался?
  - На душе тревожно.
  - С чего бы?
  - Да не знаю. Тревожно, и всё; не к добру, старая, ты суетиться начала. Дождю быть, что ли? – приложил руку козырьком к глазам и посмотрел на горизонт.
  - Суечусь? – закипела Бабка, – уж не ты ли сказал, что чего-то хочется? Блажишь, на старости лет. Подавай тебе диковинок разных. У меня и так выбор хошь куда: оладьи, блины, кренделя, калачи, булочки…
  Дед поднял правую руку, и Бабка умолкла.
  - Колобки испеки, - будто находясь в некоторой прострации, сказал Дед и словам своим удивился.  
  С этих слов его всё и началось. Пожелай другое что, и потекла бы линия сказки в ином русле, развиваясь в ключе нового поворота. Но, как бают в народе, слово не воробей…
  Замесила Бабка тесто в кадке не жидко-вязкое, не густое, но упругое. Скатала колобок, испекла, и положила на окошко стынуть.
  - Ох, и славен, удался колобок, - всплеснула Бабка руками, - румяны бока, свеж да красен, вот Дед удивится и обрадуется. – И тут же смахнула украдкой слезу набежавшую: - Такого молодца и кушать-то жалко…
  Только Бабка посетовала, как сорвался Колобок с подоконника, да спрыгнет на пол, да топнет ножкой – половицы песней изошлися – повёл ручками, гримаса недовольная искривила личико, бровки свёл к переносице да громко и грозно вопрошает:
  - Что ты тут, Бабка, удумала? Съесть меня в паре с Дедом? С маслицем топлёным, медком пчелиным да с вареньем вишнёвым? Не для того я…
  Прибежал в хату Дед и видит Колобка. Стоит он перед Бабкой, экзерсисами словесными стращает. Как закончил речи продвинутые, так и сунул кукиш обоим старикам под нос:
  - Вот вам, слопали?
  Потеряли Дед да Бабка дар речи, стоят рот разинувши, челюстёнки нижние мелко-мелко, нервно даже подрагивают. Колобок же перед ними танцы разные выплясывает. То язык покажет, то еще, какую пакость учудит. А, коли пришли в себя, кинулись ловить его, сорванца. Да куда там, ловок и сметлив оказался, малец. Не зря про таких говорят: не смотри, что мал, мал, да – удал…
  Бегал от стариков Колобок по дому, пока те утомились, перенёс на улицу действие. Там к Деду с Бабкой курица Ряба присоединилась с Хавроньей на пару, поросятки-пятачки, розовые бочки, тоже нашли себе развлечение. Не поймёшь, за кем бегают, но хрюкают радостно, хвостики колечками свивши. Суета во дворе несусветная. Пыль к небу поднимается. Поди поймай Колобка, круглые бока. Кто слева его ухватит, направо он уклонится; кто справа к нему подойдёт, от того влево укатится. Не погоня, а игра-забава детская. Надоело Колобку из себя первый номер в сём представлении изображать, откатился к оградке, притаился в тенёчке, смотрит на комедию продолжающуюся. Скучно стало Колобку, сунул два пальца в рот да как свиснет, посвиснет! Застыли действующие лица, кто, где в позах самых замысловатых.
 - Спасибо вам, люди добрые, что потешили, никогда прежде так от души не смеялся, - сказал он, поклонился, взял да и покатился — со двора на травку, с травки на дорожку — и дальше по дорожке.
  От всех напастей по пути к конечной цели уберегла судьба Колобка. Перечислим поимённо имена злодеев: заяц, лица, серый волк да медведь.
  Как когда-то через много лет про один фряжский мегаполис скажут, что все дороги ведут именно туда, так и во времена оные все стёжки-дорожки вели во Стольный град.
  Главными воротами вошёл Колобок во Стольный град и