длинный острый сук, внимательно рассмотрела его. Видимо, удовлетворившись находкой, поинтересовалась:
- Хорошая штучка, не правда ли?
- Ты что, совсем сдурела? - испуганно спросил водитель.
- Угу! - с энтузиазмом кивнула Полина.
Разумеется, я ни на йоту не жалел мерзавца, но наблюдать за происходившим на поляне было противно. От вмешательства удерживало лишь желание узнать, как далеко в своей мести может зайти эта ненормальная. В том, что у нее и в самом деле с головой не все в порядке, я уже не сомневался.
Наконец в шоферюге пробудилась мужская гордость. Хотя, возможно, он просто решил блефануть.
- Хочешь, стреляй. Но дальше я раздеваться не буду! – решительно заявил он и почти сразу смешно подпрыгнул, потому что прогремел выстрел и между его ног поднялся фонтанчик пыли.
Водила потерял дар речи.
Бестолково покрутив руками, он лихорадочно принялся стаскивать брюки. В его глазах читался отчаянный животный страх.
Лицезреть его задницу я не намеревался. Да и наказание, которое девчонка, судя по всему, на самом деле собиралась привести в исполнение, я считал несоразмерным с виной этого несостоявшегося насильника.
Меня охватило жгучее отвращение к Полине. Ещё больше - к самому себе. Пусть косвенно, но я был виновен во всём, происходившем здесь, я подверг эту девчонку испытанию, которое оказалось ее психике не по силам.
Раздвинув кусты, я быстро вышел на поляну, отобрал у разом смутившейся Полины оружие и скомандовал шофёру, чтобы тот одевался.
- Подкинешь нас до города,- тоном, не допускающим возражения, распорядился я.
Водитель, торопливо натягивая брюки, с трудом попадая при этом ногами в штанины, обрадованно закивал головой. Пока он одевался, Полина стояла, отвернувшись в сторону. Она по-прежнему была мне омерзительна. Я ещё мог понять её жестокость по отношению к подлецу, который насиловал её тогда в привокзальных развалинах, но не к этому злосчастному шофёрюге.
Путь дальше мы продолжали в кабине грузовика. Водитель преувеличенно серьёзно крутил баранку. Полина смотрела в боковое стекло. Я твёрдо решил высадить девчонку на ближайшей автобусной остановке. И потому, что возненавидел ее, и потому, что не хотел подвергать риску: я намеревался по дороге вытрясти из шофера все, что хотел узнать.
Вдруг водила нервно заёрзал на своём сиденье.
- Кажется, нам сели на хвост, - ответил он на мой вопросительный взгляд и кивнул на зеркало заднего вида.
Действительно, метрах в двадцати за нами, не приближаясь и не отставая, шли чёрный джип и навороченный «бумер». Водитель резко вжал педаль газа. Сразу же прибавили и они. Сомнений не было - погоня.
«Где же мы "прокололись"? - не спуская глаз с зеркала, лихорадочно думал я. - Нас заметили ещё в городе? Вряд ли. Вероятнее всего, тревогу подняли на КПП. Наверняка менты регулярно докладывали о ситуации в свой центр. Там и могли усмотреть связь между складом пустых бутылок в моём сарае и покинувшим город фургоном с порожними ящиками».
Нас обогнала невесть откуда взявшаяся милицейская "девятка" с включенными мигалками. Через громкоговоритель раздалась команда свернуть к обочине и остановиться.
Я не сомневался, что все преследователи были заодно. Следовательно, рассчитывать на помощь блюстителей порядка не приходилось. Единственное, что можно сделать в сложившейся ситуации, - попробовать вывести из-под удара водилу - единственную ниточку, которая могла помочь в расследовании. Если, разумеется, мы с Полиной благополучно выпутаемся из этой передряги. В чём я теперь крепко сомневался.
Формально водитель ни в чём перед властями не провинился, и, проверив документы, гаишники должны были его отпустить. В идеале с ним следовало бы оставить и девчонку, но у братков наверняка с ней были особые счеты.
- Вот что, мужик, - распорядился я, - сейчас тормознешь у обочины, и мы выпрыгнем. Не дергайся. Спросят, где нас подобрал, - скажешь, несколько минут назад здесь, на трассе. Усёк?
Водила, отчаянно изображая понятливость, закивал головой и начал притормаживать.
Как только фургон остановился, мы выпрыгнули из кабины и бросились к лесу. Я не знал, насколько тесны были отношения милиции и братков - вероятнее всего, этот союз был временный, - и рассчитывал, что последние на глазах у стражей порядка палить не станут. В этом случае оставался шанс, что мы сможем пробежать два десятка метров, отделявшие нас от леса, невредимыми.
Я ошибся.
Через несколько секунд загрохотал автомат и над нашими головами просвистели пули. Мы, не сговариваясь, остановились. Бежать дальше смысла не было.
Я посмотрел на девчонку. Она - на меня. Возможно, мы видели друг друга последний раз в жизни. В её глазах не было страха. Они были полны другим. И это, другое, буквально шокировало меня. Да, я не мог ошибаться. Глаза Полины "плыли". Они излучали любовь. Я, не выдержав, отвернулся.
Бандиты быстро приближались к нам. Двое были мне уже знакомы. Я содрогнулся от мысли о том, что они теперь с девчонкой вытворят.
Оказать им сопротивление? Но противостоять шестерым здесь, на открытом месте? Да они не позволят мне даже поднять ствол пистолета. К тому же в перестрелке может пострадать Полина.
- Брось оружие!
Я немедленно подчинился: выхода не было. Братки, подгоняя нас стволами автоматов, повели к лесу. Их молчание не сулило ничего хорошего. Полина держалась молодцом. Меня же терзало мучительное отчаяние от бессилия хоть как-то помочь этой девчонке.
В рощу мы углубились метров на сто. Последнее, что я видел - залитую солнцем поляну среди расступившихся сосен, а ощутил - пронзившую до пят горячую молнию...
Очнулся от нестерпимой головной боли. Страшно ощущалась беспомощность своего ничком лежавшего на земле тела. Оно было даже не ватное. Оно было никакое. Я, хотя и не был связан, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Неужели парализован? Только не это!
Неподалёку раздался стон. Полина жива? Что с ней? В отчаянии я попробовал приподнять голову и ощутил, что тело, пусть самую малость, но всё же слушается меня. Глаза застилала белесая мутная пелена. Превозмогая головную боль, я что есть сил зажмурился и через несколько секунд вновь разомкнул веки. Пелена спала, но резкости ещё не хватало. Я зажмурился опять и, когда открыл глаза, увидел Полину уже чётко.
И - содрогнулся. Что они с ней сделали! «Этим подонкам не должно быть места на земле», - с бессильной яростью подумал я.
Девчонка, полностью обнажённая, была привязана скотчем к стволу сосны в отвратительной, какой-то полулягушачьей позе: ее согнутые в коленях ноги не касались земли. Широкие черные полосы опоясывали талию, шею и даже рот. Глаза были закрыты - очевидно, Полина была без сознания. Но самое ужасное - между неестественно раздвинутых ног из паха торчало донышко бутылки, а на тыльных сторонах бедер темнела запекшаяся кровь.
Девчонка застонала вновь.
Что же делать? Помочь ей я был не в силах. В бессильной ярости уткнулся лицом в пожухлую траву и понял, что плачу.
«Стоп. Хватит распускать нюни, - сказал я себе, - хорошо уже то, что ты остался в живых. Из этого и следует исходить. Главное - не поддаваться эмоциям».
Раз я смог повернуть голову, значит, тело худо-бедно все же повинуется мне. Пошевелил пальцами рук. Они начинали слушаться. Ощущение бесчувственности постепенно уходило, и через некоторое время я смог поднять руку к голове. Осторожно дотронулся до края раны. И сразу по телу пошли мурашки: пальцы свободно входили туда. Очевидно, удар был нанесён металлическим прутом. Удивительно, что я вообще ещё продолжал жить и даже находился в сознании.
Неимоверным усилием воли я заставил себя подняться на четвереньки и, двигаясь сантиметр за сантиметром, стал приближаться к Полине. Голова кружилась, глаза вновь застилала пелена, но я всё же смог добраться до сосны и обессиленно распластался у корней. Немного отдохнув, встал на колени.
Прежде всего надо было освободить Полину от этого изуверского орудия пытки. Предельно осторожно, стараясь причинить несчастной девчонке как можно меньше боли, я вынул окровавленную бутылку.
Полина, болезненно стонавшая при каждом моём движении, сразу после этого задышала ровнее. Видимо, ей стало легче.
Представить страшно, что с ней было бы, окажись у этих скотов под руками не бутылка из-под "Пепси-колы", а, скажем, поллитровка!
Превозмогая бессилие, боль и всё усиливавшееся головокружение, я освободил от скотча её ноги, талию, руки. Помог ей опуститься на землю. Полина пришла в себя и заплакала. Беззвучно, одними глазами, тоскливыми, как у смертельно раненого щенка. Однажды мне довелось видеть такого, неосмотрительно выбежавшего на дорогу под колёса проезжавшего мотоцикла.
Я вновь терял сознание. Последнее, что помню - летевшую в глаза траву.
Когда очнулся, моя голова покоилась на её коленях. Полина сидела, привалившись спиной к стволу и рассматривала рану.
- Очень больно? - спросила она.
Я поймал её полный сострадания и страха взгляд.
- Терпимо.
- Ты не умрёшь?
Ничего себе вопросик. Представляю, что у меня там с головой, если девчонка на полном серьёзе спрашивает об этом.
- Умру. Лет через пятьдесят. Если ты меня раньше в гроб не загонишь.
Полина едва-едва, одними уголками губ, но всё же улыбнулась.
- Ты сама как?
- Терпимо, - в тон мне ответила она, мгновенно отведя взгляд в сторону. И сразу же, спохватившись, озабоченно добавила:
- У тебя ещё и грязь туда попала. Срочно нужно в больницу!
Больница - это менты. Менты - это срок. Нет, в больницу спешить не стоило. Надо выкарабкиваться самому.
- Ты мне поможешь продезинфицировать рану?
- А чем? Даже водки нет!
В нашем положении мы могли воспользоваться лишь одним антисептиком, проверенным, кстати, многими поколениями предков. Правда, просить об этом девчонку мне было очень стыдно. Теперь уже я отводил глаза.
- Ты должна будешь... пописать мне на голову... прямо туда. Сможешь?
Моя необычная, мягко скажем, просьба, удивила и явно смутила Полину - ту самую девчонку, которая еще вчера совершенно не стеснялась делать при мне то, о чем я ее просил сейчас.
- Я?
И сразу, видимо, испугавшись, что я подумаю, будто она отказывает мне в помощи, оправдываясь, как маленькая, ответила: она, конечно, попробует, но только при условии, что я не буду смотреть. Иначе может не получиться.
Если Полина сочла, что у меня на затылке после удара открылся третий глаз, то она ошибалась. Тем не менее сразу же, как только девчонка, осторожно опустив мою голову на траву, высвободила свои ноги, я перевернулся на живот и послушно зажмурился.
Вскоре я вздрогнул, ощутив мозгами горячую струю солоноватой - стекая, она неизбежно орошала и мои губы - влаги.
- А теперь - ты мне, - когда я сел, неожиданно попросила Полина.
Разумеется, я понимал, что она тоже нуждается в подобной помощи, что ей тоже в больницу путь заказан, и всё же...
Энергичная деловитость этой девчонки шокировала меня. Но как бы то ни было, отказать ей я не мог.
Она помогла мне подняться и даже расстегнула джинсы. Отстранив её, я запустил руку в ширинку...
Полина лежала у моих ног в
