Гнев Энлиля

верховной жрицы. Сложив на объемистом, как чан красильщика, брюшке пухлые ручки, унизанные множеством перстней с камнями для дня Ута, он недовольно забрюзжал:
- Еще во времена Зиусудры уважался обычай: более двух членов
от одного рода в племенном совете не должно быть. А что у нас
сегодня? Почти половина членов совета старейшин - люди из
одного рода. Конечно, род Зиусудры - богоизбранный, но сделаны-
то все мы из одной глины, и все мы должны одинаково соблюдать
обычаи предков. - Его заплывшие жиром выцветшие глазки горели
злобой. - Почтенный Уркуг верно заметил: Аннипад разорвется
на части, оставаясь энси - и в тоже время, руководя строительством
храма. Это не пойдет на пользу делу - и воинство ослабнет, и храм
не будет построен таким, каким нужно богу.
Воины! Среди нас есть брат, способный заменить энси
Аннипада как военачальника, и в его жилах тоже течет кровь
Зиусудры. Это - Урбагар, герой из рода сынов Наннара, великий
мореплаватель, храбрый и умелый воин! Вы все его знаете. Славой
своей он обязан дарованным ему владыкой Энки мужеству и мощи.
Нет ему равных по силе среди шумеров: он один, стоя на берегу,
удерживает корабль на канате! Урбагар мягкосердечен, щедр и
отзывчив. Он презирает зло и ненавидит слова вражды, а своим
благочестием Урбагар давно завоевал милость и покровительство
богов.
Братья! Да будет любимец богов Урбагар - энси! - вскричал
старейшина и с самодовольной улыбкой, уверенный в победе,
торжествующе посмотрел на эна. Он был старше эна лет на
двадцать пять и не испытывал перед ним ни благоговения, ни страха.
Жесткий, порицающий взгляд земного владыки на протяжении
всей речи старейшины сверлил его бритый, гладкий затылок.
- Мечтает обеспечить своему роду большинство в совете, чтобы
потом, при разделе новых земель, забирать лучшие участки. Все
мало, мало! Вот они, сыны Наннара! - Эн с отвращением
поморщился: - Наг ты на землю пришел, нагим ты с нее и сойдешь!
Тонкие нюансы высокой политики власть имущих были
невдомек простым умам общинников. Мешда, внимательно
слушавший ораторов, как и большинство его соплеменников, не
мог постичь, почему молодой, здоровый, умный Аннипад, которому
и отец, эн, всегда поможет, не справится теперь с должностью энси. По божественному установлению испокон века энси обязан
быть и военачальником, и главным строителем.
- Что же тут разделять? - недоумевал гончар. Он расценил
слова старейшин, неисчислимые, подобно каплям дождя, обильно
падающим с неба, как необъяснимое заблуждение, ослепление,
навеянное злыми демонами; и, памятуя все то доброе и хорошее,
что сделал для него Аннипад, счел своим святым долгом рассеять
неверие в его возможности. Опередив голосование, Мешда
протиснулся к террасе, поднял правую руку и обратился к эну:
- О владыка, непреложны твои повеления, да будет мне
позволено высказаться по этому поводу?
Эн неприязненно воззрился на гончара: "А этому-то что нужно?
Но как он кстати!" - и, молча указав на террасу, ободряюще кивнул.
    Толстяк, вспыльчивый и необузданный, неистово топнул ногой и в
досаде с бешеной яростью дважды ударил ладонью одной руки
по тыльной стороне другой. Большие серповидные серьги из золота
в длинных мочках его ушей подскочили и закачались. Рокот
изумления потряс воздух: такое явное проявление недовольства
на народном собрании считалось весьма предосудительным, и
старейшина сразу же утратил расположение толпы.
Мешда, однако, не взошел на террасу, а встал, как в прежние
времена, на вросший в землю большой валун перед террасой, лежащий здесь еще до основания Города. На камне, - кости матери-Земли, козней демонов можно было не опасаться, а все сказанное приобретало прочность камня.
- Братья! Я - Мешда, гончар, простой ремесленник. Да
ниспошлет мне Мудрейший дар могучего и изобильного
красноречия хоть ненадолго! Бог свидетель, я доволен своей
судьбой! Власть - не мой удел, не мне судить великих. Да простят
меня боги, если я скажу что-либо не так, и да не осудят люди.
Конечно, сын великого дамкара Урбагар - достойнейший человек,
да будет он здоров, богат и славен; но я плохо знаю его. А вот с
энси Аннипадом мне выпал благой жребий прожить в горах бок о
бок многие дни. Всему тому, о чем вам верно и правдиво поведал
мудрый эн, и многому из того, о чем он не сказал, я по воле судьбы
был свидетелем.
Мой сказ о том, как на нас, меня с детьми и энси Аннипада,
почти безоружных, напало четверо воинов из племени хаммури.
Когда я их узрел, смятение овладело душой моей, тело ослабело и
затрепетало, а руки онемели. Но сердце энси Аннипада загорелось
сражением, и он защитил меня от смерти, а детей моих спас от
рабства.
Божьим соизволением, Аннипад - храбрец, не знающий страха,
муж воистину: чело его грозно, гнев тура в очах. Лучший воитель
пресветлого Энки, осиянный его высочайшим блеском, энси, повинуясь верному слову бога, обрушился на хаммури, как могучий небесный бык, и одной мотыгой сокрушил врагов: двоих убил, а двоих обратил в бегство.
Энси Аннипад мастерски владеет любым оружием. Все вы
знаете, как он сведущ, как опытен в ратном искусстве. Аннипад
исполнен мудрости: ум и язык его - превыше лет. В лихую годину,
да избавят нас боги от нее, - гончар сплюнул три раза через левое
плечо и постучал костяшками пальцев по камню, - он, будучи энси,
послужит щитом Городу, оборонит детей наших, и никто не сумеет
этого сделать лучше него, ибо он всех превосходит твердостью
духа.
А как Аннипад понимает, как чувствует душу простого
человека, даже раба! Не каждому дано это! Аннипад всегда готов
прийти на помощь бедствующему, поддержать страждущего.
Когда Мешда, приподнимая то одну, то другую босую ногу с
раскаленного солнцем камня, пританцовывая, рассказывал, не
жалея красок, о курьезном происшествии с ослом, всё собрание дружно хохотало.
- Боги одарили Аннипада добрым сердцем, - сказал гончар в
заключение, - жаждущему он даст воды, заблудшему укажет путь,
нагого оденет. - Закончив, Мешда по обычаю поклонился собранию,
спрыгнул с валуна и смешался с толпой.
На протяжении всей речи гончара перед Аннипадом зримо стоял
милый его сердцу образ Пэаби. Он помнил каждый день,
проведенный рядом с девушкой, и за каждый был неимоверно
благодарен судьбе.
- Ну что же, братья, голос горшечника - это голос народа, а голос народа - это голос божий! И да будет Аннипад энси на
следующий срок! - воскликнул эн, чутко уловив настроение толпы.
"Да будет так!" - загремело ему в ответ народное собрание, и
лес рук взметнулся в небо. Аннипад глубоким, земным поклоном
поблагодарил общинников за веру в него и избрание.
- Братья! - продолжил земной пастырь. - Все мы скорбим о
смерти досточтимого главы общины, старейшины рода
кирпичников Дадашига, душа которого в день несудьбы встречена
Намтаром. Это был прекрасный человек. Мертвый, он живым
платил добром за добро. И пусть грехи его домочадцев да будут
забыты, а долги его прощены, ибо даже на смертном одре он,
умирающий, чтобы не остаться должником перед уходом в мир
иной, рассчитался, с кем успел. И хотя заменить Дадашига
невозможно, община кирпичников и горшечников предложила
вместо него в совет старейшин уважаемого Урнамму, избранного
недавно старейшиной рода кирпичников. Тень Дадашига одобрит
этот выбор.
Зажиточному кирпичнику Урнамму, рассудительному и
немногословному, удалось приобрести репутацию благоразумного,
даже мудрого человека: на собраниях родовой общины его всегда
просили разбирать возникавшие споры, и ему, по большей части,
удавалось разрешать их ко всеобщему удовлетворению. Еще
далеко не старый, Урнамму легко взобрался на валун и, глубоко
взволнованный, обратился к собранию:
- Боги, ну что же мне сказать о себе самом? Вы меня знаете,
братья, ибо моя жизнь протекает среди вас. Не так уж я плох, но
можно ли почитать меня добрым, - мне неведомо. Вам решать,
достоин ли я великой чести быть членом совета старейшин Города.
Возвысить и унизить - в руках собрания.
Избранный единогласно, Урнамму поднялся на террасу, где его,
равного среди равных, члены совета старейшин облачили в плащ
и шумерку, а эн вручил посох власти. Урнамму низко поклонился
народу: "Братья-шумеры! Клянусь всевидящим Утом свято
соблюдать законы предков, быть добросердечным и терпеливым,
и да не поразят меня демоны камнем зависти".
На этом официальная часть общего собрания родовых общин Города завершилась. Члены совета покидали террасу по
старшинству: первым спустился эн, затем главная жрица Наннара,
потом главный жрец Инанны, за ним - энси и далее старейшины родов в соответствии с их возрастом. Все разошлись по своим общинам. К окончанию народного собрания из храма Энки на двенадцати повозках подвезли кувшины с пивом, горы лепешек, фиников и фруктов. Однако обычной радости, праздничности, пир, по традиции завершавший собрание, не принес.
После того как Эн с сыном сели в повозку и в сопровождении
воинов отбыли в храм Энки, площадь у ворот Процессий мало-
помалу опустела. Озабоченные общинники расходились, сокрушенно вздыхая, без обычных шуток и гомона. Каждого занимали невеселые думы о том, какая доля бремени ляжет на его род, как отразится строительство храма Энлиля на его личном хозяйстве, и насколько труднее станет жизнь.
Близилась к концу вечерняя стража и эн необычайно волновался,
страшась божьей кары за возможное опоздание к началу второй,
вечерней, жертвенной трапезы владыки Энки. Аннипад непрерывно
понукал онагров, и воины, сопровождавшие их, бежали вслед за
повозкой. Едва эн, торопливо сняв сандалии, вступил во двор храма,
к его ногам бросился главный управитель, схватился за полу плаща эна,
облобызал ее и положил себе на голову. Его тщедушное, плохо обритое тело сотрясалось в плаче, и черная шапочка чудом удерживалась на шарообразной, несоразмерно крупной голове.
- О величайший из тех, кто допущен к созерцанию бо-
жественных таинств, мне неведомо, кто сегодня угоден Мудрейшему из
мудрых в этой трапезе его дома.
Эн с легкой улыбкой, согнавшей сумрак тревоги с его лица,
поднял управителя.
- Успокойся, Гишани! Владыка Энки соизволил высказать мне
свою волю лишь в народном собрании. Всеведущий распорядился
созвать на трапезу Великих богов: Ана, Энлиля, Наннара, Ута, Инанну;
дочь его Нинсихеллу, благодетельницу нашу, и божественного
Зиусудру, предка моего, дабы на совете своем принять решение о
строительстве дома Великой горы.
Эн с надеждой заглянул в водяные часы: в верхнем кувшине еще было немного воды, и он успокоился, отдышался, коротко помолился и, более не задерживаясь, пошел к святилищу.
- Супругу свою, пресветлую владычицу Дамкину, Господин
повелел не беспокоить в ее покоях, - добавил эн и спросил Гишани,
семенящего следом:
- К трапезе у нас все готово?
- Да, Владыка, как всегда жертвенной пищи заготовлено
достаточно, святилище окурено дымом терпентина, и жрецы ждут
тебя.
Взбежав по лестнице и пройдя широкий, облицованный цветной
мозаикой вестибюль святилища, по сторонам которого симмет-
рично располагались длинные помещения для молитв, эн с сыном
вошли в средний внутренний дворик, а оттуда - в покои владыки
жизни Энки. Управитель Гишани следовал за ними