Гнев Энлиля

ему голос,
пропавший у него после вчерашнего выступления. Сейчас великий
дамкар молится, а вошел он в святилище сразу же после окончания обряда открытия дверей.
Эн потупил взор, мрачно усмехнулся, побагровел, и, не повышая
голоса, потребовал прекратить жертвоприношение.
- Запомни, Гишани, - строго промолвил он, - этого человека
вообще нельзя пускать в храм, ибо нечист он сердцем и помыслами
своими, а его мерзостное присутствие оскверняет святость
божьего дома. Дары и жертвы его неугодны богу, и он их не приемлет,
ибо приносит Уркуг их не ради исцеления. Столь обильно жертвуя,
он старается замолить некий тяжкий грех. Да покинет он храм
немедленно, дабы и духа его здесь не было. Пусть и добро свое
уносит.
Эн приказал срочно позвать к нему начальника писцов; и
напуганный гневом владыки Гишани сам стремглав бросился в
канцелярию.
- Эти приношения дамкара вы успели переписать? - спросил
эн, еле сдерживая негодование. Его глаза метали искры.
- Да, о мой господин, - склонился перед ним начальник писцов
Буенен, данным давно приучившийся не задавать вопросов и
беспрекословно повиноваться воле эна. За долгие годы службы в
храме он был молчаливым свидетелем всякого. - Все тщательно
подсчитано и записано на табличках поступления.
- Таблички разбить, а дары вернуть дамкару.
- Будет исполнено, мой господин, - Буенен склонился еще ниже.
- Гишани, - обратился рассвирепевший владыка к управителю,
дрожавшему перед его гневом, как одинокая былинка под
порывами холодного зимнего ветра. - Скажи, чтобы стража ему
помогла. - И отчеканил: " Это - приговор Энки, господина нашего".
В груди у согбенного Гишани радостно ёкнуло: вот и дождался!
Слава Всемилостивейшим богам, наступил черед и моего
торжества, Уркуг-счастливчик. Наконец-то и я смогу воздать тебе
по справедливости и увидеть, какого цвета слезы текут из твоих
глаз! Грешно бы было отказать себе в удовольствии унизить,
опозорить тебя, пусть ты и стал одним из самых уважаемых и
богатых общинников. Я всенародно выставлю тебя за ворота,
изгоню, как прокаженного, из храма, и весь Город будет говорить
об этом. А тебе, Счастливчик, и не вспомнить, да и не понять,
почему я так поступил.
Гишани пронес острую, негасимую ненависть к великому дамкару через всю свою жизнь. В молодости он, тогда простой и
неприметный жрец храма Энки, до самозабвения любил девушку-
соседку, боготворил ее и собирался войти в дом ее отца со
свадебным подарком. Но судьба распорядилась иначе. Как-то тихим осенним вечером, когда настала пора долгожданной прохлады, молодежь Города по обычаю веселилась, пела и танцевала в роще, у стены храма Инанны.
Неожиданно, после окончания плавания, пришел вместе с товарищами по ладье прилично подвыпивший Счастливчик, в то время бедный помощник кормчего, веселый, лихой, удачливый моряк, уже
снискавший славу бесстрашного воина, и почему-то прицепился к нему, маленькому и робкому Гишани, и принялся дразнить его. Когда
юноши и девушки, ритмично звеня браслетами в такт барабанам,
танцевали при свете факелов, встав в два ряда напротив друг друга, Счастливчик подставил ему ножку, и он не удержался и упал.
Счастливчик брезгливо рассмеялся, плюнул на него, лежащего на
земле, и пнул ногой. Девушка же сорвала с руки пурпурную нить,
подаренную ей Гишани, и с презрением бросила ему в лицо.
Счастливчик обнял его девушку, которая сразу же прижалась к
нему с бесстыдством собаки, и они так танцевали до глубокой
ночи. Потом Счастливчик увел ее купаться, на что он, Гишани,
никак не мог отважиться. А его с тех пор эта девушка не замечала.
Через полгода Счастливчик ее бросил и женился на племяннице
эна, сделав более выгодную партию. Его последняя подружка
родила мертвого ребенка, а когда это событие забылось, поблекло
в памяти горожан, вышла замуж за пожилого вдовца. А он, Гишани,
от всего этого очень страдал. Шли годы, эн возвысил его за
исключительную преданность и изворотливость ума, но он так и
не смог, не захотел сблизиться ни с одной из девушек или женщин,
ни одна из них ему больше не нравилась. Многие дома мечтали
выдать своих дочерей замуж за него, главного управителя храма,
одного из первых сановников города, однако он так никогда и не
женился.
Теперь же жизнь прошла, и великий дамкар был виною тому,
что у него нет сына, некому будет напоить и накормить его душу.
Гишани очень надеялся, что определивший ему такую судьбу Энки,
служению которому он посвятил всю свою жизнь, позаботится в
Стране без возврата о его душе.
Злорадствуя в предвкушении долгожданной расплаты, Гишани
мигом отыскал дамкара в одной из молелен святилища, неслышно
приблизился к нему и в тот момент, когда дамкар, стоя на коленях
и отрешившись от всего земного, истово молился, боязливо
прикоснулся своей маленькой изнеженной рукой к его дюжей спине
кормчего.
Дамкар вздрогнул и, выведенный из состояния экзальтации, резко
повернул голову. Выражение благости на его просветленном лице
сменилось вначале удивлением, а затем - раздражением и злостью:
кто посмел, кто позволил себе его, великого дамкара, беспокоить
в такую минуту? Оборвать молитву, вмешаться в общение
человека с богом - святотатство, событие столь греховное, что пораженные случившимся богомольцы, ставшие невольными
свидетелями неслыханного осквернения святилища, осеклись,
прервали свои слезные просьбы к богу и со страхом и осуждением
уставились на управителя и воинов за его спиной.
"Если влепить этому паршивому щенку, этому жалкому
головастику пощечину и отделаться простым штрафом - было бы
терпимо, - думал дамкар, свирепея, но ещё неизвестно, кого из нас
суд эна сочтет лицом высшего положения. Можно заработать
пятьдесят ударов плетьми, особенно после вчерашнего. Какой
будет стыд! Нет, не буду искать себе зла".
Гишани, отведя глаза в сторону, настойчиво поманил дамкара к
выходу, и сановник не посмел ослушаться жреца, исполняющего
волю эна. Уркуг жаждал во что бы то ни стало, любой ценой,
помириться с владыкой и приобрести вновь если не дружбу, то
хотя бы его расположение. Обдумав последствия своей ни к чему
не приведшей по воле Энки речи, дамкар, скрытный и неискренний,
умеющий носить маску простодушия и многих этим распо-
ложивший к себе, почувствовал опасность, испугался содеянного
и очень раскаивался, что открыто выступил против эна и навлек
на себя его немилость.
"Воистину, жажда славы, - сожалел Уркуг, - подобна
раскаленному очагу, что сам себя сжигает". Хорошо зная властный,
безудержный характер эна и осознавая, что тот не простит попрания
былой дружбы, великий дамкар решил задобрить, задарить его,
дабы смягчить гнев владыки. "Что поделаешь, - думал Уркуг,
вспоминая молодость, - теперь он - эн, и сердце его, как небо,
далеко. А где пути на небо?"
Когда на лестнице святилища главный управитель храма
поведал великому дамкару о том, что светлый Энки не приемлет
ни его молений, ни жертв, ни приношений и что эн распорядился
его, нечистого, чьи желания отвратительны, а дела спутаны,
выгнать вон из храма, Уркуг пришел в ужас. Большое и сильное
тело кормчего обмякло, сановник рухнул на колени на широких
ступенях лестницы и, простерев руки к кумиру Энки, возопил, хрипя
и надрывно рыдая.
- О, прости меня и помилуй, всесильный боже. Пощади меня, дай мне замолить прегрешения мои тяжкие. Не карай! - И принялся
хлестать себя ладонями по щекам пред ликом господним, выражая
глубокое раскаяние за содеянное.
Быть отлученным от храма, потерять расположение Владыки
жизни и по его повелению личных Богов-хранителей - несчастье,
большее, чем потеря руки или ноги. Возмездие Энки могло внезапно
изменить судьбу человека, обречь его на бедность и непрерывные
страдания. Туда, где гнев бога, поспешно устремлялись злые
демоны, посланцы Нергала, и приносили болезни и безмолвие
Страны без возврата.
Прямо на глазах великий дамкар осунулся, съежился и постарел,
кожа его лица приобрела желтушный оттенок. Силы оставили
Уркуга и он не мог подняться на ноги.
- Убирайся прочь отсюда, - ударил его ногой Гишани и плюнул
в лицо. - Нет тебе прощения. - Сообразив, что бог лишил дамкара
способности самостоятельно передвигаться, управитель приказал
воинам вынести его из храма. За воротами великий дамкар, ползая
в ногах у удовлетворенного отмщением Гишани, умолял принять в
дар золотую чашу с жемчугом, дабы жрец в своих молитвах
заступился за него перед Энки и выпросил ему снисхождение.
Однако, жрец, окруженный толпой любопытных горожан, громко и
возмущенно отказывался от богопротивного подарка, но потом,
передумав, уловил момент и незаметно шепнул дамкару, чтобы
тот вечерком прислал жемчуг прямо к нему на дом. Ликующий
Гишани, для которого этот день стал лучшим, счастливейшим в
его размеренной, небогатой простыми радостями, жизни, поспешил
сообщить эну об изгнании великого дамкара. Бесстрастно
выслушав восторженный рассказ, владыка вновь вернулся к
текущим делам канцелярии.
- Буенен, в расходах на строительство храма Энлиля дом Энки,
брата его, возьмет на себя треть всех затрат. Помимо этого храму
предстоят очередные выплаты жрецам, писцам, воинам и
работникам, а в недалеком будущем - праздничная, новогодняя
раздача ячменя, масла и шерсти. Поэтому, повелеваю тебе за
четыре дня произвести не только ревизию храмовых запасов, но и
окончательный расчет поступлений товаров и продуктов. Учти также и отдельные ежемесячные приношения каждого общинника.
Когда будешь составлять общий баланс, прими во внимание и
дополнительные расходы на сирых и больных. Кстати, припо-
минаешь, Гишани, ты выдал жрецу - толкователю снов,
страдавшему головными болями, пятнадцать шекелей лучшего
растительного масла для растирания головы? Необходимо учесть
все, даже самые малые затраты.
И еще. Поскольку отныне все общественные работы будут
связаны лишь со строительством, распорядись, Буенен, чтобы,
помимо стройки, люди выходили только на расчистку каналов и
водоводов и закрепление их берегов. Даже на обработку храмовых
земель никого из общинников больше не посылать. Гишани, -
повернулся эн к управителю, - приблизься и склони ухо к моим
устам. Я выскажу повеление, внимай ему. Для торговых операций
медью с Маганом с сегодняшнего дня больше не нанимать
кораблей великого дамкара. Торговать же будем кожей,
шерстяными тканями, кунжутным маслом и финиками, а зерно
нужно приберечь для себя. Прикажи изготовить новые меры
объема и веса, и пусть дамкары возьмут их с собой в Маган.
Заложив руки за спину, эн в раздумье прохаживался по
центральной комнате канцелярии мимо писцов, сидевших на трех
каменных скамьях за кирпичными столами, положив перед собой
сырые глиняные прямоугольные таблички.
В трех комнатах канцелярии трудились и писцы, приставленные
к полям, и к различным мастерским, и писцы гавани, и писцы-
хранители утвари и сокровищницы, и писцы, переписывающие,
копирующие различные литературные тексты.
- Буенен, - повелел владыка, остановившись у раскрытой двери
архива, - выдели в помощь энси двенадцать писцов-счетоводов,
умеющих вычислять дроби, площади и объемы для определения
необходимого количества рабочих и строительных