Украинский гамбит. Война 2015 (военно-политический роман)

заснял, а для полноты картины готов был заснять ещё больше, в том числе и чудные локаторы, о которых много говорили, но которые, естественно, никто не видел.
– Вот это я вам сказать не могу, – ещё пуще заулыбался Большаков, – это военная тайна. Но уверяю вас, локаторы есть и смотрят, куда надо. Мало того, компьютерная техника обрабатывает результаты всех наблюдений и выдает точные координаты объектов.
– Хм… – произнёс Сашка Тулупов, который считал себя знатоком современной вычислительной техники.
– А что вы думали, мы до сих пор лаптем щи хлебам? – спросил Большаков. – Не те времена. Старыми методами много не навоюешь.
Тулупов снова хмыкнул, хотя и тихо, не с таким беспардонным вызовом, как Игорь, но было ясно, что он не верит Большакову. Вот если ему что-то подобное рассказал какой-нибудь ученый с кафедры АСУ, он бы поверил безоговорочно, а здесь огромный вояка, которому больше под стать ходить в атаку во главе полка, а не рассуждать о тонкостях системы управления огнем.
– Понятно – сказал Костя и незаметно показал Саше кулак, чтобы не дискредитировал телевидение и отечественную оборонку.
Тулупов сам не зная того, испортил ему всю обедню, потому что Костя как раз хотел расспросить Большакова, кто он, откуда и как дошёл до такой жизни, в смысле организации современной обороны, и вообще хотел познакомиться с Александром Васильевичем поближе. Признаться, Костю он тоже удивил. И он сделал для себя вывод, что немецкие бронетанковые части, находящиеся отсюда в трех часах езды, могут быть уничтожены в считанные минуты. С этого мгновения он очень и очень зауважал Большакова, который оказался профессионалом в своём деле.
Большаков между тем сказал:
– А теперь, дорогие гости, приглашаю вас отведать армейского сухпайка.
То, что это была шутка, Костя понял в тот момент, когда они все спустились в чрево форта и попали в большую белую столовую с арочным сводом, в центре которой находился большой дубовый стол. На столе уже стояли алюминиевые миски, полные наваристого борща. В тарелках лежал весенний зелёный лук, ломти чёрного душистого хлеба и пахучая черемша, которую Костя не ел сто лет.
Сашка и Игорь тут же принялись макать черемшу в соль и заедать чёрным хлебом. А ещё им всем налили не какой-нибудь слабенькой водки, а настоящего медицинского спирта, и пока все выпивали и с жадностью заедали жирным, наваристым борщом, Костя принялся раскручивать Большакова. Конечно, это надо было сделать по-умному, с камерой или диктофоном, но Костя как чувствовал, что сидят они с Большаковым за столом в первый и последний раз в жизни. Бывало у Кости такое дурное предчувствие, однако он почему-то ему не особенно верил – мало ли какие у него бывали предчувствия, за всеми не уследишь.
Александр Васильевич, смущаясь, хихикал в свой огромный кулак величиной с чайник, и единственное, что сумел узнать Костя да и то из недомолвок собеседника, что он кадровый военный, начинал когда-то именно здесь – в «Петрополе», потом в Азербайджане во всё том же ПВО. Едва ноги унёс от чужой ему войны за Карабах, на которой, похоже, был инструктором у какого-то то ли Гусейнова, то ли Усейнова. Бежал при первой возможности. К счастью, из армии его не демобилизовали, и он попал в Дальневосточный округ. Теперь его специально прислали на Украину защищать Донецк с юга. А кто прислал, нетрудно было догадаться. Единственное, что понял Костя, с Большаковым каши не сваришь и репортажа с ним, по большому счету, не получится. Не тем Большаков был человеком, чтобы особенно распространяться о себе. Как всякий военный, он оглядывался на командование и боялся сказать лишнее или сделать что-то не то, за что его ругать будут. Родом же Большаков был из Петропавловска-Камчатского. А вот какое у него звание, Костя так и не понял, то ли полковник, то ли генерал. В любом случае, он находился в своей стихии и дело своё знал даже не на твердую пятёрку, а на пятёрку с жирным плюсом.
Не успели они выпить по третьей рюмке за победу русского оружия, как к Большакову подбежал сержант и что-то прошептал на ухо.
– Минутку… – нахмурившись, поднялся Большаков, – сейчас вернуть...
Но потому, каким серьезным стало его лицо, Костя понял, что случилось что-то неординарное. Они ещё посидели немножко, вяло доедая второе – картошку с мясом. Игорь попробовал было произнести тост за вездесущее телевидение, но напряжение уже висело в воздухе, и никто, кроме него, не потянулся к рюмке – даже Сашка Тулупов, которому ну очень понравилось пить спирт, и он то и дело вопросительно поглядывал на Костю, который великодушно и благосклонно помалкивал. Но теперь напиваться в их положении было не то что глупо, а опасно, поэтому Костя натянул на лицо суровое, начальственное выражение. Сашка пару раз крякнул и успокоился.
– Кажется, что-то произошло… – неуверенно сказала Завета и вопросительно посмотрела на Костю.
На этот раз в нём не взвыли все сирены, предвещающие опасность, но он только пожал плечами, вздохнув со скрытой настороженностью и прислушался к себе – сердце, конечно, не было холодным, как лед, просто где-то в нём поселилось чувство самосохранения, и красота Заветы уже не действовала, как прежде, хотя он не знал, насколько долго продержится. Избавиться от зависимости к женщине так же трудно, как идти в атаку на амбразуру. Ему ли не знать. Приходилось жить и мучиться, всеми силами сохраняя независимость. Чаще всего оборона давала трещину, не успев принести результаты. Тогда приходилось туго, как сейчас, и дело здесь было не в отсутствии воли или желания, а в законах мироустройства. Так он обычно думал.
Все ещё немного помолчали, прислушиваясь к звукам форта. Солдаты, которые их обслуживали, побросав колпаки и белые фартуки, куда-то исчезли.
Костя поднялся. Завета, пристально глядя на него, спросила:
– Ты думаешь?..
– Не знаю, не хотелось бы…
Кажется, она даже угадывала его мысли. Прежде всего, он совершенно не желал приключений в стиле их поездки по. Он преодолел секундную замешательство и скомандовал как можно более трезвым голосом:
– За мной!
В этот момент прямо над их головой выстрелило орудие бронебашенной батареей. Земля вздрогнула. Вздрогнула вся крепость от пола, до потолка. Воздух в подземелье на мгновение сделался плотным, словно бетон, а потом наполнился пылью. Костя от неожиданности присел. Впрочем, точно так же испугались и Завета, и Сашка, который вообще плюхнулся на скамейку и посмотрел на потолок – не обвалился ли? Один Игорь не оплошал, а только оскалился, как волк. Косте стало стыдно из-за своей слабости. Уж казалось, он себя приучил ко всяким неожиданностям, и всё-таки сплоховал в последнее мгновение, к тому же у всех на глазах. Стыдно, брат, стыдно, укорил он сам себя.
Когда они выскочили из столовой, на соседней батарее слева выстрелило ещё одно орудие, а за ним сразу ещё одно, но теперь уже – справа. И каждый раз воздух в форте становился густым, как сироп. Сыграли «тревогу». По центральному коридору забегали бойцы. Заработали, жужжа, элеваторы, подавая к пушкам снаряды. К тому же, как и во всякой серьезной крепости, компрессоры нагнетали избыточное давление на случай ядерной атаки, и у Кости заложило уши.
– Что случилось?! – крикнул он, и только тогда понял, что оглушен, потому что крик вышел странным – он сам себя почти не слышал, и ему показалось, что он сипит, как проткнутый баллон.
– Немцы! – крикнул боец, и Костя понял его больше по губам, чем услышал
Боец тут же куда-то пропал. И вообще, все разом пропали, словно форт вымер. Искать Большакова было бессмысленно. Нет хуже того, чем путаться под ногами у человека, занятого важным делом. В бронебашенную батарею их не пустили. Пришлось спуститься на галерею ниже и, поплутав немного в переходах и в тупичках, которые никуда не вели, они выскочили к центральному входу.
– Туда нельзя! – сказал боец, загораживая им дорогу.
– Мы журналисты! – прокричал Костя, но даже не услышал сам себя, потому что в этот момент над головой снова протяжно ударило орудие: «Ба-х-х-х!..»
Было даже слышно, как снаряд вырвавшись из ствола, рассекает воздух. По крайней мере, Косте так показалось.
– Мы должны всё заснять! – стал объяснять Сашка бойцу, в доказательство своих намерений, предъявляя потертую, много видавшую «соньку».
– Нельзя, и всё! – уперся боец. – Сейчас обстрел кончится, тогда пожалуйста!
– Какой обстрел?! – крикнул Игорь.
– Бомбежка! – так же на пределе своих голосовых связок ответил боец.
«Ба-х-х-х!..» – ударило ещё одно орудие, и сразу, словно боясь отстать – последнее, третье: «Ба-х-х-х!..» Земля качнулась, и Косте показалось, что стены легли на бок. Он испытал что-то вроде паники и понял, что у него началась клаустрофобия: жуткий, невыносимо-безумный страх подкрался и схватил железной хваткой за горло. В голове пронеслось: «Всё! Конец!» И он упал не от того, что было страшно, а от того, что не мог справиться с невыносимым противоречием стесненного пространства и желанием сделать глоток свежего воздуха.
Очнулся он практически сразу же, потому что над головой снова бахнуло орудие. Кто-то, наклонившись, поливал его водкой.
– Дай! – потребовал он.
Сделал большой глоток, расстегнул рубашку и полил себе на грудь. Тотчас сделалось легче, а главное, сковывающий страх пропал, словно его и не бывало вовсе. Он в два глотка допил водку и отшвырнул бутылку, которая со звоном покатилась по бетонному полу, но почему-то не разбилось. Впрочем, это уже было неважно: слух вернулся и способность соображать – тоже. После этого он понял, что все четверо, включая бойца, клонились над ним со страдальческими лицами, и ему стало стыдно, особенно перед Заветой.
– Всё нормально… ковбой, – пробормотал он, поднимаясь и отказываясь от помощи, которую ему великодушно предложил Игорь.
Завет вдруг прошептала ему на ухо страшно язвительным тоном:
– А я думала, что ты всегда железный… – и кокетливо закусила губу.
«Нет, – хотел ответить он в запале, ощутив к ней волну желания, – это только такой снаружи…» Вместо этого, сам не желая того, грубо произнёс:
– Всегда! – И его передёрнуло от водки, которую выпил и которая не пошла после спирта.
– Не люблю жёстких мужчин, – снова язвительно прошептала она, и её слова, как змея, вползли в его сознание, чтобы свернуться там кольцом и затаиться до поры до времени.
Чего она от меня хочет? – удивился он. Когда это я был жёстким? – и стал вспоминать события последний двух дней, подспудно ожидая следующего взрыва. Не был я жёстким никогда, думал он, пьянея, врет она всё, врет! Я был нежным, дурным и глупым. Но больше я таким не буду!
От этих сокровенных мыслей его отвлек боец, который сообщил:
– Всё, можете идти, – он повозился с бронированной дверью и распахнул её – порыв воздуха дунул из форта наружу. – Улетел, наверное.
– Кто?.. – спросила Завета, несмело выглядывая во двор.
– Самолёт.
Они перешагнули комингс и очутились во дворе форта, ожидая увидеть масштабные разрушения. Но к их удивлению, форт стоял целехонек, по его бокам зеленела весенняя травка, а воронки от авиабомбы видно, конечно же, не было. Сашка даже отбежал подальше, чтобы оценить общую картину, и только недоуменно пожал плечами – мол, ерунда какая-то. Так не