Украинский гамбит. Война 2015 (военно-политический роман)

совсем рядом за кустами, где американцы прикрывали отход. Появились раненые. Все ужасно нервничали и то и дело покрикивали на пленных. А у одного чернокожего случилась истерика. Несмотря на грозные окрики, он бросился в быструю реку и поплыл по-собачьи. Естественно, его затянуло под коряги и он утонул на глаза соотечественников. Да… это вам не тульские пряники, почему-то гордо подумал Костя.
Их спешно затолкали в трюм, под брезентовый тент, чтобы они не видели, куда плывут. Но и так было ясно – что на противоположный берег реки, куда ещё? С ними поплыл переводчик, капрал Рой Чишолм и двое раненых с санитаром, который принялся ставить капельницы и делая обезболивающие уколы. Завета робко помогала ему, потому что санитар страшно нервничал и, судя по всему, готов был выпрыгнуть за борт при малейшем намеке на то, что катер начнет тонуть.
Позади коротко взорвались гранаты из подствольников: «Бах! Бах!», «Бах! Бах!» Зазвучало громкое «ура», потом раздались громкие одиночные выстрелы, ещё пару взрывов «Бах! Бах!», и всё стихло, словно ничего и не бывало, и лес нова встал неприступной стеной.
Судя по шуму винтов, ещё не менее трех катеров двигалось по реке. Внезапно со стороны правого берега в сторону ближнего катера протянулся белый след от РПГ. Раздался взрыв. Закричало сразу несколько человек. Сашка, который сидел ближе к корме, приподнялся:
– Катер взорвался! – голос у него был испуганный.
Они снова услышали характерный звук выстрела гранатомета, и сразу ещё, и ещё, и ещё. Над ними, жужжа, как веретено, пролетела граната: «Шу-х-х…» И – новый взрыв. И сразу – ещё один. Катер бросило на волну и так накренило, что он едва не перевернулся. Фонтан воды ударил по брезентовому тенту. Американцы на палубе уже не кричали, а орали, как оглашенные. Должно быть, кто-то из экипажа упал за борт и долго барахтался в воде:
– Хелп ми! Хелп ми!
Его быстро унесло течением. Истошнее всех вопил переводчик. Похоже, они спорили или дрались. Единственно, чего они не делали – это не отстреливались, хотя на носу катера торчал крупнокалиберный пулемет.
– Бросили своих… – сказала Завета, прислушиваясь. – Не стали вылавливать... Боятся, что и нас накроют...
Скорее бы, подумал Костя, в надежде, что всё закончится в одно мгновение.
«Шу-х-х…» – пролетала граната. За ней – рой пуль. В брезенте появилась сразу куча дырок. Пули свистели, как шмели, идущие на посадку. У санитара дрожали руки. Он упал на раненого и всё чаще поглядывал в сторону выхода. Наверное, прикидывает, как будет выбираться? – равнодушно подумали все. Глухой удар слева возвестил, что попали в корпус. Катер сбросил обороты и плелся, как пьяный мул. На полу уже плескалась вода. Раненых стало заливать. Внезапно под тент заглянул Рой Чишолм с перекошенным лицом, прокричал что-то нервное и так же внезапно исчез.
– Как бы не пристрелили сгоряча, – шепнул Сашка и в знак презрения поджал губы.
– Слушайте, – зашептал Костя, косясь на санитара, который склонился над умирающим. – Мы должны сказать, что мы журналисты из Москвы. Завета, ты держала микрофон и задавала мне вопросы. Если попросят повторить, главное не тушуйся. Задавай мне любые вопросы, я отвечу. Сашка – оператор. Ты Игорь, техник по наладке оборудования. Если будут спрашивать документы, мы их потеряли. Сашка, дай! – он забрал у него редакционное удостоверение и вместе со своим незаметно выбросил за борт. Санитар ничего не заметил.
– А что это даст? – спросил Игорь, бережно нянча раненую руку.
Американцы пока тащили его по окопам, роняли его безжалостно и, как показалось Косте, целенаправленно как самого здорового из них. Возможно, это была просто солдатская месть за неудачи и страх.
– Пока мы журналисты, с нами ничего не сделают. Стращать будут, но мы стоим на своём. Мол, у нас задание, мы его выполняем, и знать ничего не знаем. Твердите, как заклинание, что вы из «Рен-тиви».
– А если к бандеровцам попадём? – спросил Сашка.
– Вот этого я и боюсь, – признался Костя, – но если попадем, соглашаться на всё, лишь бы остаться живым. И помните, мы все из Москвы, все одна команда.
– Интересно, что они у нас могут потребовать? – иронично спросила Завета.
Ей никто не ответил. Тяжелораненый американец умер. Санитар в спешке сорвал с него систему, накрыл лицо углом брезента и, повернувшись, что-то произнёс – печальное и слезное. Мертвый плавал в воде, которой всё больше поступало в катер, и казался ещё живым.
– Чего он хочет? – грубо спросил Игорь.
– Говорит, – перевела Завета, – что он не желает воевать на конце света и что и пошёл сюда санитаром, и что боится.
– Ну да, конечно… – зло отозвался Игорь. – А мы не боимся! Пусть молится своему богу, легче будет!
Санитар глядел на них с непонятной надеждой, потом встретился взглядом с Игорем, всё понял и отвернулся.
Костя решил, что Игорь бросится на санитара, у которого, кстати, не было никакого оружия, и приготовился прыгать за борт, но в этот момент Капрал Рой Чишолм снова заглянул под тент и выпалил:
– Гоу, гоу… Бистро, бистро…
Катер мягко ткнул в берег. Завета прижалась к Косте.
– Ничего не бойся, – шепнул он и сделал шаг по деревянным ступеням наверх.
Катер находился в мелкой бухте. Его качало. Волны с плеском бились о берег и камыш. Пули посвистывали на излете. На импровизированной пристани из старых рыбацких лодок с очень серьезным лицом стоял лейтенант Билл Реброфф:
– Быстрей! Быстрей! – торопил он их, с опаской поглядывая на противоположный берег. – Из-за вас погибло очень много наших людей.
– Надеюсь, хоть за дело? – спросил Костя, выскакивая на пристань и помогая Завете.
– У нас строгий приказ, найти вас любой ценой, невзирая на человеческие потери. Чертова война. Погиб весь отряд. Если кто-то выплыл, это случайность.
С правого берега стреляли из крупнокалиберных винтовок В-94. Их легко можно было отличить от СВД  по громкому хлопку и грозному свисту тяжелой пули. Должно быть, снайперы добивали катера.
– Почему такая честь? – с вызовом спросил Игорь, всё ещё нянча свою руку.
На плече у него проступило пятно крови.
– Не знаю, – ответил Билл Реброфф, кисло поморщившись и крутя головой, как заведенный. – Похоже, вы попали в переплет. Вами заинтересовалось высшее командование на уровне бригадного генерала.
– Да, действительно, – согласилась Завета, – это уже чересчур. Кому нужны простые тележурналисты?
– Вот именно, что теле, – с непонятной укоризной отозвался лейтенант, посмотрел на него и снова стал испуганно озираться. – Хотим разобраться, что вы поснимали и не повлияло ли это не наши потери и потери союзников.
Неужели он нам сочувствует? – удивился Костя. Может, в нём заговорили русские гены.
– Что-то вы вдруг стали жалостливыми, – сказал он, намекая, что совсем недавно американцы с удовольствием бомбили своих и не стеснялись.
– Что же вы такое сняли? – спросил лейтенант, отрываясь от своего занятия, – что теперь вами заинтересовалась разведка?
– Но это же глупо?! – возмутился Костя. – Так нас могут обвинить, в чем угодно!
– Ничего не знаю, – лейтенант сделал глупое лицо. – Таков приказ, – и совершенно по-русски потыкал большим пальцем в небо.
Несомненно, он что-то знал, но не имел права говорить. Последним на берег сошел Сашка Тулупов. Лицо от волнения у него стало красным, хотя струпьев уже почти не было видно, а новая кожа стала гладкой, как у девушки – бриться не надо. Американцы вынесли умершего и раненого. Катер, пятясь задом, развернулся и пошёл на реку. Лейтенант Билл Реброфф совсем по-русски незаметно перекрестил их. Этот жест поразил Костю больше всего. А я-то воображал, что они безжалостные, как роботы, подумал он. Со стороны правого берега снова раздались безжалостные выстрели из В-94, а потом заговорили гранатометы. Столбы воды взметнулись над рекой.

***
– Быстрей! Быстрей! – подгонял лейтенант.
Они выскочили на бугор и с надеждой оглянулись. Свой лес на правом берегу был тёмен и безлик, словно родина отвернулась от них в одно мгновение.
– Не останавливаться! – пригибаясь и прячась за кусты ивняка, закричал лейтенант, – не останавливаться!
Пуля впилась в ствол сосны. Костя присел и подумал, что на таком расстоянии снайпер вряд ли определит, кто свой, а кто чужой.
Так же спешно лейтенант повёл их в глубь леса, и они прыгнули в «хаммер». Быстро ехали часа два на юго-запад, при этом ни разу не покидая границы деревьев. Три раза пролетала пара Су-25, разбрасывая тепловые ловушки, но почему-то не бомбили. Хотелось бы думать, что по нашу душу, подумал Костя, выглядывая в окон, а как же ещё иначе. Ещё ему хотелось надеяться, что о нём и его бригаде кто-то заботится. Странно, какой интерес мы можем представлять для америкосов? Если с точки зрения провокации, то это абсурд. Есть журналистская хартия, в которой расписано, что мы имеем право делать на войне и что мы не имеем право делать на войне. Стрелять не имеем, а снимать – имеем, практически, всё, что попадет в объектив. Лучше надо прятаться, господа натовцы. Так что с нас взятки гладки. Любой непредвзятый суд будет на нашей стороне. Нужен всего лишь толковый адвокат. Потом он подумал, что этот механизм хорош чисто теоретически, а не в условиях гражданской войны, когда противник имеет над тобой полную власть, а если этот противник ещё и твой соотечественник да ещё и националист, живущий представлениями бандеровцев прошлого века, да ещё и потакаемый властью одиозной Олеси Тищенко, то дело может принять очень даже плохой оборот. «Оранжевые», когда нужно, кричат о демократии, а когда нужно, могут оправдать целесообразность любого преступления любым предлогом, а Запад молчаливо добрит.
Завета успела задремать, доверчиво привалившись к его плечу. Сашка тоже кунял носом. Игорь Божко, напротив, не спал и держался молодцом. Руку ему, кстати, перевязали и даже сделали обезболивающий укол. Костя уже не боялся, что он что-то выкинет в стиле своих фокусов. Может, он ждёт, когда его накормят пломбиром и дадут гамбургер? Но раз не спит, значит, думает. Пусть думает, это хорошо. Думать надо, чтоб не сойти с ума.
Он попытался разговорить лейтенант Билла Реброффа, но дальше односложных фраз дело не пошло. То ли лейтенант скорбел по своим, то ли был не в духе, только прежнего душевного контакта между ними не возникло.

***
Лагерь американцев был расположен с умом. Зря я их презираю, подумал Костя, покидая машину и разминая ноги, дело они своё знают. Хорошие у них были учителя – афганцы и иранцы.
Это была сухая, широкая балка, поросшая вязами и дубами. Американцы умело расположили под ними палатки, не тронув ни деревца, ни кустарника. По краям балки они вырыты капониры, выше – окопы. Кое-где даже натянули маскировочный сети. Дорожки были проложены не напрямик через девственную траву, а под кронами, от дерева к дереву.
Опасаются, понял Костя, что заметят с воздуха. Впрочем, на одном из деревьев демаскирующее белел плакат: «Победили советских, победим и донецких!» Из чего можно было сделать выводы, что бандеровцы всех мастей частые и желанные гости американцев. Только, может быть, американцы не понимают, что написано на плакате? Нечего их идеализировать, думал Костя со злостью. Это они с тобой приятные и обходительные, а на самом деле