Доля казачья 11. Белые и красные

чистый листок, подержал его развернутым, и уже, как ножом порезал яблоко, на части. Я мог бы с таким же  успехом, перерезать любое горло.
    - И моё горло, тоже? – не вытерпел восхищённый Таболкин.
  -  Я себе такой цели не ставил, - ответил я уклончиво.
-  Ты будешь жить, ты достоин этого. Я, как смогу,  так и помогу тебе Григорий Лукич.
    Я верю, что ты хорошо воевал во всех войнах, и чести своей нигде не замарал. У тебя, Григорий, везде в документах расстрел стоит, а у сына твоего пятнадцать лет обозначено выселок.
    Так я вам обоим сделаю одинаково, это всё, что я могу сделать для вас Григорий Лукич. На большее деяние,  и я не способен, я не Господь Бог.  Сына твоего Романа тоже арестовали, не долго он был в бегах. Кого надо было, то всех мы достали, ни про кого не забыли. И Шохирев Василий тоже арестован.  Одного отца твоего, Луку Васильевича, мы не тронули. Никто не посмел опорочить его доброе имя. У нас такое редко бывает, перекос вышел, не в ту сторону.
    - Прощай атаман! – такие люди, как ты, ко мне редко попадают.
    Судила нас мрачная от крови «тройка», из трёх человек, так в народе назывался специально созданный суд, для таких горемык, как я.  Почти моментально, они выносили свои жестокие приговоры: расстрелы, и огромные срока в виде двадцати пяти лет, лишения свободы.  Расстрелы немедленно приводились в исполнение, и тут же в пригороде Хабаровска трупы расстрелянных людей закапывали.  Не было там ни крестов, ни других обозначений, одно большое захоронение, как скотомогильник. Просто где-то в тюремных архивах, отмечалось, что приговор приведён в исполнение: нет человека!  С интересом, посмотрели на меня мои судьи, был там и Таболкин.
    - Только из уважения к вам. И к вашим революционным заслугам, Иван Иванович Таболкин, мы здесь, все собравшиеся, единогласно, идём вам на уступки. И смягчаем приговор, как не обоснованный.
  Пятнадцать лет вам, гражданин Бодров Григорий Лукич, выселок в Хорский леспромхоз. И сочтите это за великое счастье, что к вам, так нежданно привалило. После первого массового ареста, многие казаки, не стали ждать своей очереди, а сами подались в бега. Но не долго это продолжалось: всех кого новая власть хотела осудить, те и были осуждены.
  Пострадали и Шохиревы, наши ближайшие родственники. В ту пору Бодровы уже дважды породнились с ними. Шохирева Петра Васильевича сын Михаил женился, на моей дочери Елизавете.  А мой сын, Роман, женился на дочери Александра Васильевича Шохирева: Федосье
  Трудно сказать, чья же, фамилия больше пострадала. В любом случае Шохиревы пострадали не меньше от произвола властей, чем Бодровы. Хотя так вопрос у нас в родне никогда не ставился: мы всегда жили  одной большой семьёй.
  И только это помогло нам выжить в лихолетье. Всё, что происходило тогда,  трудно было иначе назвать.