изменилось в царстве божьем. Но я не строил никаких иллюзий – они просто защищали честь мундира. Ведь Алфен никогда не выносил сор из избы, заметая его под красивый, толстый ковер – в данном случае под коврик у порога, потому что никакого ковра в его кабинете в помине не было.
– Но кто? – удивился я. – Кто вам об этом сказал? Материал еще не готов.
– Мы не можем назвать этого человека, – сухо заявила Люся, и на этот раз ее лицо мне не понравилось – складки по обе стороны рта у нее стали просто трагическими, а глаза не сулили вечного блаженства, и я подумал, ведь спит же она с кем-то, но явно не с Пионовым и уж, конечно, не с Акиндиным.
– Почему? – удивились мы.
– Потому что он совершил гражданский акт! – высокопарно произнес Акиндин. – И наша копеечка не щербата!
Наверное, Акиндина инструктировали так отвечать перед отъездом на матушку Землю, потому что его высокопарность у всех уже в зубах завязла.
– Какой акт? – спросил Алфен, с изумлением глядя на Акиндина.
– Ну да! – иронически произнес Лука, кривя рот. – Гражданский, какой еще?!
– В общем, – тоном, прекращающим диспут, произнес Пионов, – этот человек давно работает на нас…
– Я знаю, кто это! – заявил Лука, приподнимаясь.
Все взоры устремились на него. Он уже раскрыл было рот.
– Если знаешь, помалкивай! – предупредил его Пионов, демонстративно собираясь перейти к следующей теме разговора. – Ляпнешь – загремишь на нары.
Он него разило смесью контрабандного «Шипра» и пота, а плечи по-прежнему были усыпаны перхотью, словно в наше время не существовало всевозможных средств для ее выведения. Зато четко обозначилась его позиция – плевать на весь мир, что при его силе было небезосновательно.
– С какой это стати! – взвился Лука. Наверное, он вспомнил, все их издевательства над собой. Но здесь при свидетелях он мог петушиться сколько угодно. – У нас еще свободная страна! – патетически заявил он.
– Вот именно, еще! – делая постное лицо, грозно приподнялся Пионов.
Но Лука не испугался.
– А на каком, вообще, основании вы находитесь здесь? – спросил он. – У нас что, военное положение?
– Пошел к куме, да засел в тюрьме, – произнес Акиндин, делая многозначительное лицо. – Он ничего не понимает!
– Так, прошу предъявить ордер на пребывание в нашей газете! – заорал Лука, сдергивая с головы свою «карапузу» и возмущенно шевеля усами, как голодный таракан.
– А это видал, дорогуша! – Акиндин сунул ему под нос кукиш.
И пошло и поехало. Лука стал надуваться, как индюк. Если он в упор не видел Быка, то Акиндин для него вообще не существовал.
– Вон! – заорал Лука, указывая на дверь.
Акиндин подскочил, готовый ринуться в драку, исход которой был очевиден: Луке не поздоровилось бы. Самое интересное, что Пионов равнодушно взирал на свару. Но надеяться на его выдержку было все равно, что срыгнуть в жерло вулкана.
– Спокойно, мальчики! – вдруг произнесла Люся. – Вы не все знаете. Это не для печати. Даете слово!
– Даю… – выдавил из себя Алфен. Он уничижительно посмотрел на возбужденного Луку, который слез с дивана и встал в позу боксера. Не в редакторских интересах было затевать бучу с полицией.
Мне стало смешно. Лука в полусреднем против супертяжа Пионова и полутяжа Акиндина. К тому же я догадался, кто у нас сексот – конечно, Таня Малыш, недаром она крутилась рядом с начальством. Она одна читала мою статью. Но я не собирался никого разоблачать.
– У нас есть сведения, что в страну готовится вторжение… – произнесла Люся.
– Кого? – Лука удивился быстрее, чем все остальные, и я подумал, что он наверняка что-то знает.
– Не кого, а чего… – торжествующе ответил Акиндин. – Есть такие слова, которые не следует произносить, дорогуша, хотя они так и вертятся на языке.
– Помолчи! – грубо предупредил его Пионов. – Это все, что мы можем вам сообщить. У нас негласное предписание проверять всех подозрительных.
– Это он-то подозрительный?! – изумился Лука и указал на меня пальцем.
– А это нам решать… – устало ответил Пионов, и я впервые ощутил в его голосе неуверенность.
– Прекрасно! – воскликнул главный. – Мы подадим на вас в суд!
– Да? – равнодушно переспросил Пионов, почесывая шрам на голове. – Хм… Это, конечно, меняет дело, но тогда у вас могут быть неприятности.
– Ничего не меняет! – заорал Алфен, опрокидывая стул, на котором лежали толстые папки с бумагами. – Пошел в попы, служи и панихиды!
– Возможно, – согласился Акиндин. – Но в присутствии адвокатов…
– Правильно! – поддержал его Лука. – В присутствии наших адвокатов!
Аргумент был очень серьезным. Почему-то все сразу успокоились. Но оказывается, это была всего лишь разминка. Акиндин пожелал узнать, работаю ли я легально и платил ли работодатель налоги. Алфен вздохнул и полез в сейф. Лука торжествующе улыбался. Я поразился наивности Акиндина. В чем, в чем, а в прагматичности Алфена даже я не мог усомниться. В течение всей процедуры Люся только кривилась, а Пионов хранил невозмутимый вид. Когда Акиндин сунул нос во все документы, Пионов заявил:
– Поедешь с нами...
– Арест без ордера? – удивился Лука так, словно поймал их за руку.
Но от него отмахнулись, как мухи. А я понял, что здесь что-то не то. Не за тем они приехали, чтобы уличить меня и главного, а за тем, чтобы под каким-то предлогом забрать меня с собой. Они вывели меня из редакции. Я демонстративно заложил руки за спину и шел, как бывалый арестант. Из старых-старых фильмов я знал, что так ходят важные государственные преступники. Еще им на ноги вешали кандалы. Когда мы проходили по коридору, из комнат высыпал народ. Зоя Вениаминова истерически охнула, зажав рот руками, а Вольдемар Забирковичус и Сашка Губарев дружно подмигнули мне. Я был уверен, что они обо всем доложат Лехе даже в том случае, если он очень увлекся очередной пассией и забыл обо все на свете.
Меня не повезли в шестой участок на Новосмоленскую набережную, где за краем земли блестел залив. Через несколько минут, когда мы свернули на Английскую набережную, я понял, что мы направляемся к Тане Малыш. Во дворе стояла «скорая». Дверь подъезда была нараспашку. В фойе сновали какие-то темные люди. Мы вошли в квартиру. Здесь царил такой бедлам, которого я в жизни не видел: мебель была перевернута, под ногами скрипело стекло, на полу валялись вещи и посуда из серванта. Меня втолкнули в кухню, и я плюхнулся на табуретку.
– Где ты был сегодня в три? – спросил Пионов, усаживаясь напротив, и я почувствовал, что что-то произошло.
– Во дворце спорта… А что случилось?..
Не мог же я им сообщить, что был свидетелем смерти летчика Севостьянова. Они бы с меня шкуру спустили.
– Случилось, дорогуша… – многозначительно произнес Акиндин. – Кто в кони пошел, тому и воз везти.
– Убили вашу заведующую редакцией… – поморщилась от его прыти Люся.
Он нее пахло, как от бывалого курильщика, а два пальца на правой руке были желтыми от табака.
– Не может быть! – воскликнул я.
– Может… – произнес Пионов. – Выворачивай карманы!
Они обыскали меня. На стол полетели: допотопный револьвер, обойма с патронами, планшетник, черный ключ с брелком, который я не успел вернуть блондинке, мой портмоне, блокнот с ручкой, платок и коробка спичек.
Акиндин брезгливо рассортировал вещи. Кончиком пальца он пододвинул к себе револьвер, портмоне и обойму. Я знал, что по закону имею право носить оружие, если применяю его при самообороне, и не особенно беспокоился. Люся внимательно наблюдала за моим лицом. Разумеется, я сделал вид, что меня интересует только портмоне и револьвер. Когда Акиндин снял его с предохранителя и понюхал ствол, я предупредил:
– Осторожнее, у него мягкие курок...
Акиндин испугался и осторожно положил револьвер на стол. Он явно не умел обращаться с подобным оружием.
– Ты что, дуришь нас?! – то ли спросил, то ли воскликнул Пионов.
– Никак нет, – по-военному ответил я. Эту странную фразу я тоже взял из старинных фильмов, и она у меня выскочила совершенно случайно.
Люся невольно улыбнулась, пряча лицо. Пионов как-то неопределенно сказал:
– В общем, так… учти, мы все знаем.
– Даже не сомневаюсь, – заверил я его, изображая на лице святую простоту.
– Что ты искал у нее в квартире?
Я сделал искренний вид, подумал и сказал:
– Блокнот.
– Вот этот? – он взял его и повертел в руках.
– Да, – признался я.
– Врешь?! – сказал он.
– Почему вру? Не вру…
– Ладно… – он наклонился над столом так, что стол заскрипел под его тяжестью и взял в руки планшетник.
Я уже знал, что планшетник раскрывается только в том случае, если брелок с черным ключом находится у человека в кармане или в руках. Пионов поиграл шариком, поглядывая на меня, потом его заинтересовала голограмма, и он с минуту рассматривал ее то на свет, то поднося к носу. Оказалось, что у него неважное зрение.
– Что это такое? – спросил он.
– Понятия не имею, – сказал я. – Нашел на улице…
– Ты что ударился в детство?
– Ага… – ответил я с иронией.
– Подожди, подожди… – вдруг произнесла Люся. – Детство, говоришь?!
Она забрала планшетник у Пионова и покрутила его в руках. Акиндин с глупым выражением на лице взялся помогать в качестве эксперта.
– Я видел такие, дорогуша…
Она его отшила:
– Не суетись!
Акиндин сел на место.
– Ты чего лыбишься? Ты чего лыбишься! – накинулся он на меня.
– Ну ладно, – миролюбиво сказал я, глядя ему в лицо, – ну не поймали, ну бывает…
Честно говоря, он мне уже надоел, а его вечные прибаутки вызывали рвотный рефлекс. Представляю, как мучились его напарники.
– Ты знаешь, что я с тобой сделаю? – спросил он, приподнимаясь.
– Держи свою игрушку, – сказала Люся больше из-за упрямства по отношению к Акиндину, чем из-за служебного рвения. Я с облегчение сунул планшетник в карман. – Лучше с умным потерять, чем с дураком найти, – подмигнула мне она и пристально посмотрела на Акиндина, который, как всегда, ничего не понял.
Они занялись блокнотом. Пионов сказал:
– Я его забираю!
– На каком основании? – спросил я. – Я что, арестован?
– Это можно сделать в любой момент, – заверил он меня.
– Но тогда сделайте! – возмутился я. – А блокнот я не отдам. Это инструмент моего ремесла.
– Как хочешь, – сказал Пионов, – сам напросился. – Он вынул из чехла наручники и надел на меня. – Так тебе легче? – осведомился он, отдуваясь. Его огромный живот мешал ему нормально двигаться. Он пыхтел, как бегемот во время гона.
– Так справедливее, – ответил я.
– Ну и целуйся со своей справедливостью, – заметил он и принялся листать мой блокнот.
Акиндин участливо спросил:
– Ты в Бога веруешь?
– В какого? – удивился я.
– Пожалел волк кобылу, оставил хвост и гриву! – торжествующе произнес он, намекая, что я убийца.
– Наш чин не любит овчин? – спросил я.
– Чего-о-о?.. – опять не понял он.
– Я к тому, что не надо радоваться раньше времени.
В этот момент в кухню втолкнули сонного Леху. Он был в зеленых армейских трусах и босой. От его прически с перышками не осталось и следа – укатали сивку горки. Следом появилась фитилявая консьержка. На этот раз она предпочла темный атласный халат. На ногах у нее были тапочки-пуфики.
– Это он… – уверенно показала она на меня жилистым пальцем. Край халата распахнулся, и я понял, что она под ним, как всегда, голая. Леха сладко зевнул.
– Ты кто? – спросил Пионов у Лехи.
– Это мой напарник,
