подходить. Вадим испытал шок.
– Привет, – Дмитрий протянул ладонь для рукопожатия, улыбнулся дружелюбно: – Как дела?
Растерянность не позволила сразу подстроиться под ситуацию.
– Нормально…
– Ты к лифту идешь?
– Да.
– Как самочувствие? Ты вроде бледный.
Шагая по коридору рядом с начальником, Вадим так и не может понять – пронесло или нет? Осенняя куртка на сгибе локтя выдает опоздавшего с поличным. Остается надеяться, что Дмитрий Сергеевич, – младший по возрасту, но старший по должности, – решил смотреть на это сквозь пальцы. Подбадривает факт, что он даже на часы не взглянул.
– Как супруга поживает? – заинтересованно спросил Дмитрий.
Вопрос кольнул по сердцу.
– Два года как развелись.
– Хм… А дети совместные есть?
– Сын. 5 лет.
Когда начальник приятельски хлопнул по плечу, Вадима вздрогнул; испуганно взглянул на лицо Дмитрия, которое выражает дружескую поддержку.
– Прорвемся… Когда-нибудь закончится черная полоса и все будет хорошо.
Вадим не понял сразу, к чему тот произнес эту фразу; сказанное попало куда-то под броню социальной роли. Как будто Дмитрий действительно сопереживает, разделяет те же тяготы... Но вот Вадим увидел кольцо на безымянном пальце той руки, которая лежит на плече.
«Это что – фарс?» – спрашивает циничный шепот в голове.
Дмитрий, проследив за взглядом подопечного, убрал руку и захотел дополнить:
– Мы супругой скандалим регулярно. Порой всерьез думаю, что лучше развестись.
«Да неужели?..» – Вадим кисло улыбнулся.
Наконец-то подъехал лифт. Они зашли, и начальник отправил кабину на этаж Вадима. Нажимать другие кнопки не стал; а ведь его кабинет находится на другом этаже.
– Я тут штуку себе купил. Хочу похвастаться.
Дмитрий засучил рукав пиджака – довольный, продемонстрировал браслет.
– Ну, что скажешь?
Кислая улыбка Вадима стала еще более вымученной. Он постарался поддержать разговор; пока ощущал зависть так отчетливо, что захотелось без объяснений просто послать куда надо:
– Последняя модель?
– О! Да ты разбираешься!
– Эта модель поступила в продажу в начале прошлого месяца. Она замещает мобильный телефон, планшет, проездной, пульт от автомобильной сигнализации, чип, который заводит двигатель в машине...
– Да-да-да. Сюда встроили сканер отпечатка пальцев, чтобы можно было напрямую подключаться к личному счету в банке, и платить на кассе. Классная штука, правда? При этом стильная, тонкая, удобная.
– В ней все продумано до мелочей. Для комфорта и фиксации на руке, между запястьем и твердыми частями устройства надувается прослойка из вентилируемого пластика, что не позволяет коже натираться и потеть…
– А у тебя какая модель?
– Такая же, как и жена – никакая, хе-хе-хе.
В шутке оказалось слишком мало юмора и слишком много цинизма, чтобы посмеяться по-честному. Звук, имитирующий смех, оказался еще более омерзительным. Лифт остановился вовремя; Вадим поскорее вышел. Дмитрий остался, но зажал кнопку, чтобы удерживать двери открытыми.
– Вадим. Погоди минутку? Хотел у тебя кое-что спросить. Сегодня вторник?
– Да...
– Ты ведь не забыл, что весь материал должен быть сдан не позднее пятницы?
– Разумеется пом…
– Просто ты уже второй день опаздываешь на работу.
– Я машину сдал в сервис. Они мне там никак…
– Напоминаю тебе, что отсрочек быть не может. С меня шкуру снимет руководство, если произойдет задержка. А ты опаздываешь на работу… – Дмитрий опустил взгляд на экран браслета: – на 27 минут.
– Я неделю оставался сверхурочно.
– Так ты все-таки не укладываешься в сроки?
Вадим почувствовал, как приятно звучит голос, если в него добавить заслуженное негодование. Тем более, по отношению к начальнику. Это как азартная игра с высокими ставками:
– Я оставался сверхурочно – поэтому статистический отчет по бешенству сдам сегодня.
– Вместе с комментариями?
– Вместе с комментариями. За все время работы здесь, я ни разу не допустил задолжности.
Презрение стремится проявиться в мимике, рвется на лицо. Вадим сдерживает эмоцию на поводке, как бойцовскую собаку. Еще чуть-чуть – и сможет позволить хамством ответить на хамство. Он не просто так сделал акцент, что дольше Дмитрия работает в штате статистического центра.
– Хм… Ты же знаешь, что по правилам я обязан сократить твой обеденный перерыв на те 27 минут… И еще на вчерашние 15… Если это замять – другие сотрудники тоже начнут филонить… Ладно. Не будем портить настроение перед новогодними праздниками. Забудем. Но в качестве исключения, – Дмитрий убрал палец с кнопки: – До вечера, – лифт закрылся и поехал наверх.
Электронный замок считал магнитную карту: красными цифрами показал на экране 9:31 и разблокировал дверь. Вадим зашел в помещение, – два на четыре метра, с низкими потолками, – где автоматически зажегся свет. Единственный способ его выключить – запереть дверь ключ-картой; а это возможно сделать лишь снаружи. Потому что работать с выключенными лампами не получится – окна-то нет; а отдых для глаз не предусматривается.
Куртка повисла на крючке, портфель занял свое место на столешнице. Вадим опустился на стул; раздался привычный скрип. Перед ним оказались два монитора: большой – напротив, и еще один, – сенсорный, как планшет, – пристроен под правую руку. Клавиатура, кипы рукописных заметок, очки не убранные в очечник, одноразовые стаканчики с кофейными кольцами на стенках – все так, как осталось после вчера. Все именно так, как выглядит начало муторных рабочих будней.
Но, все-таки, есть какое-то неуловимое ощущение… Кабинет кажется странным… Каким-то не таким… Как будто трудовой день начался не только что, и длится уже не первый час…
Включились мониторы; оба сразу. Система не грузилась ни секунды – тут же заработала. Экран вывел 16 документальных видео, застывших в паузе. Вот только Вадим не может вспомнить; разве нажимал кнопку питания?..
Взгляд метнулся вверх и влево; туда, где включился файл. 29.02.16 – подписано изображение с камеры наблюдения. Видно вход в метро Октябрьское Поле, и женщину лет пятидесяти. От нее шарахаются люди; в ее руке – отрезанная голова девочки-подростка.
Воспроизведение застыло; перескочив два рядя, стартовал показ в правом крае. 18.03.16 – машинист остановил электропоезд в туннеле. Камера над головами пассажиров снимает, как они бросаются в соседний вагон, но толпятся у закрытой двери – а вдоль прохода приближается машинист: весь в крови и с ножом.
Переключился показ – переместился вниз.
Два ролика запустились одновременно; оба – 01.04.16. В магазине покупатель нападает на кассиршу и разбивает ее череп об конвейерную ленту. Камера в квартире снимает, как мужик выпихивает жену в окно. В истерике ребенок, колотит папу; пока не выброшен следом за мамой.
11.04.16 – одновременно начались четыре видеоролика:
С перрона на рельсы, под колеса электрички, тучная тетка столкнула пятерых.
Автобусная остановка. Троллейбус на полном ходу протаранил толпу; врезался в сидящих на скамейках, разбился об навес, перекалечил пассажиров.
Урок в школьном классе. Один ученик вскакивает из-за парты, хватает свой стул, и с размаха вышибает мозги одноклассника; прямо на волосы одноклассницы.
Лифт в безнес-центре. В тесной толпе один пришел в бешенство. Чем ближе к единице цифра на табло счетчика этажей – тем меньше живых в кабине.
Четыре видеозаписи, – хроники 11 апреля 2016-ого, – замерли; и включилось восемь. 21-ое апреля. В тот день, в одной лишь Москве, произошло восемь вспышек бешенства. Это случилось в разное время суток, в разных местах; но одинаково жестоко.
Вадим остановил внимание на одной записи; она заснята на камеру телефона. Почему-то именно эта съемка со звуком; слышно как дует ветер на дачном участке, где чернеет остов сгоревшего дома. Сейчас в дрожащем кадре видно главу многодетного семейства; он смотрит на черные стены без крыши, с невыносимым горем на лице.
– Как же так?..
– Папа!.. – слышно голос сына, который ведет съемку: – Это сделали сумасшедшие?
– Это местные сделали, – отец хватается за голову, будто изумленный: – Соседей тоже спалили… Они боятся, что мы привезем заразу!.. – он рывком дернул кулаки, которые все еще сжимали волосы; уставился на ладони.
А потом молча посмотрел на оператора; и с пеной у рта кинулся на него. Камера упала в траву, уставилась в синее небо; записывая хрип от удушья и сдавленный рык.
Воспроизведение прекратилось; весь экран застыл. Потом перелистнулась страница; и новые 16 документальных сюжетов запустились разом. В каждом теперь двое-трое бешеных; их действия равносильны бедствию. И это лишь начало пандемии. Конец апреля – через 50 страниц архива.
Смутная тревога заставила посмотреть на второй монитор. Вадим увидел еще одну запись с камеры наблюдения; она датирована сегодняшним числом. Показывает тесный кабинет, где за столом сидит мужчина 37-и лет. Он пристально глядит в экран; не замечает жуткого человека, который стоит позади.
Вадим присмотрелся к изображению на дисплее: увидел проплешину над ухом стоящего за спиной, узнал бешеного дачника, который выдрал клок волос, перед тем как задушил сына. А второй на записи – Вадим; сидящий за столом, пристально смотрящий в монитор.
Он вздрогнул, резко обернулся на стуле – оказался вплотную к чужаку. Увидел пену на губах и безумный взгляд; кожей ощутил ненависть бешеного.
– А как же вакцина?!
Твердые пальцы схватили его шею, сдавили.
Через десять секунд голову стало раздувать; через двадцать – внутренности сжались в комок, подскочили и затрепыхались в груди. Через тридцать секунд, глаза вылезли настолько, что векам не закрыться. Но невыносимое напряжение во всем теле стало убывать, а вместе с ним – яркость света кабинетных ламп.
Вадим утонул в последних мыслях, как в неприятно теплом болоте. Взор уставился в подвижную тьму; уши словно закупорены водой – слышат звук глубины. Но это фантомные чувства… отчетливо понятно, что связи с телом больше нет. Смерть перерезала эту нить.
Для бренной плоти настал конец мучениям; но для Вадима они продолжаются. Эхом нахлестывают воспоминания, из которых сочится боль, словно кислота. «Вся жизнь пролетела перед глазами», – кем-то и где-то было сказано. Но Вадим застрял в одном промежутке жизни – в том, где он сутки напролет просиживает в кабинете; пять дней из семи, десять месяцев из двенадцати. Часами работает, заставляя себя пересматривать видеофайлы; на которых бешеные зверски убивают невинных граждан: молящих о пощаде, женщин, детей. Смотрит на это регулярно; как люди не просто умирают, а вымирают. Зная точно, так оно и было; затрагивая личные воспоминания, законсервированные глубоко в психике.
Вопрос о вакцине, который стал последней фразой, сказанной перед смертью – остался без ответа. Но к великому счастью – все это стало неважно; на подступах к бездонной пустоте, куда устремилось сознание Вадима.
Под ярким светом в тесном кабинете, подложив локти под лоб, Вадим спит за рабочим столом; а теперь пробуждается, как после наркоза. Воскресает.
Он поднял голову; осторожно, чтобы не усилить боль затекших плеч. Мученическим взглядом, Вадим уставился в монитор – экран черный. Системный блок не включен; на душе сразу отлегло.
Но докатился… Недосып уже на такой стадии, что валит с
