улице нет никого, кроме девушки с семилетним ребенком, которая подошла к краю дороги и остановилась. Но то, как уверенно шла, рассчитывая на свои преимущества в ПДД – заслужило наказание. Незамедлительно и по всей строгости морального устава, прописанного безумием.
Бешенство свергло Вадима.
В кадре съемки видеорегистратора запечатлелась женщина с ребенком; они вышли из парка и собирались перейти дорогу по пешеходной зебре. Не успели даже с бордюра сойти – капот подкосил ноги женщины, она налетела на лобовое стекло, на доли секунды заслонила объектив ладонью. Стекло треснуло, но не разбилось. Дальше был грохот по крыше, по багажнику, по асфальту.
Завизжали тормоза легковушки, машина остановилась в 20-ти метрах от тела. В 30-ти метрах от маленького мальчика, который остолбенел, глядя на маму. Только что она держала за руку – теперь лежит на холодной и грязной дороге. Ребенок сейчас разревется; он не понимает, но чувствует, что произошло.
Вадим долбит кулаками об руль; его зубы стиснуты так, что крошатся, выбрызгивают клочья пены. Кровь кипит от злости. Разум потеснила безрассудная ненависть. Отобрала контроль над телом. Заставила остаться в сознании и наблюдать за происходящим.
Водитель переключился на заднюю передачу и утопил педаль газа в пол; обернулся к заднему стеклу, чтобы лучше прицелиться к переломанному телу женщины. Когда он переехал ее – услышал хруст костей под колесами. Тряски почти не было. Предсмертных криков тоже – почти.
Чертя колесами красные полосы на сером асфальте, машина откатилась и развернулась; остановилась, стреляя ближним светом фар в глаза мальчика. Включился дальний свет; но ребенок не пытается заслониться – он орет в беспомощной детской истерике, парализованный ужасом перед вытянутой мордой железного чудовища.
Вадим смотрит из вытаращенных глаз. Он видел раздавленную мать, теперь видит вопящего сына. Он проживает этот кошмар, знает, что будет дальше, но не может сделать ничего. Тело ему не принадлежит; он чувствует, как оно ликует под управлением безумия. Сколько сжигающей радости причинят высвобождение накопленной ненависти.
Мотор взревел, взвизгнули покрышки. Монстр ринулся на мальчика, подскочил на бордюре. Маленького ребенка накрыла тень его раскрытой пасти, вот-вот проглотит… но невидимая сила вытолкнула из-под днища. Автомобиль шарахнулся на колеса, пронесся дальше и разбился об решетку забора. Сработала сигнализация, замигали габариты; но мотор не заглох.
Мальчик вскочил, не замечая ссадин на нежных ладошках. Голос матери умоляет бежать в лесопарк, куда чудовищу не проехать.
Бешеный выбил дверь; отпихивая подушку безопасности, вывалился наружу. Подхватился на ноги; рыча и взвизгивая, сразу пустился в погоню. Ни одного прохожего, – в эти минуты, – не оказалось на парковой дорожке; по которой первоклашка убегает от убийцы. Ноги его еще коротки, чтобы спасться бегством от взрослого; ребенок чувствует, что монстр догоняет. Слышит гулкий топот; он все ближе.
Мальчик резко сворачивает в заросли, начинает петлять между деревьями. Но даже эта заячья хитрость не помогает оторваться от бешеного хищника. Он предугадывает каждый поворот жертвы; бросается, и ловит за ноги. Подтаскивает, садится на спину, и начинает душить, отгибая голову ребенка над землей. Тонкая шея напрягается, пытается протолкнуть звонкий крик, дергается в жестких пальцах; но постепенно становится мягкой.
В парковых зарослях, проскакивая между лысыми деревьями, Бронислав ускорил бег. Налетел на бешеного, сидящего на мальчике – с разгона снес плечом.
Юноша вскочил на Вадима, прижал к земле коленом, наступил на запястье; одной рукой схватил тянущиеся к горлу пальцы – сдавил в крошево обломков. Другой рукой, – сжатым кулаком, – стал молотить по искореженному злобой лицу. Разбился носовой хрящ, ручьями потекла липкая кровь, провалилась скула.
Но горящие ненавистью глаза продолжают испепеляюще смотреть на Бронислава. Бешеный вытерпит много таких ударов, которые наносит недостаточно рассвирепевший. Дернувшись рывком, он опрокинул юношу на спину, и поменялся с ним местами; замахнулся неповрежденной рукой, нацелился в переносицу, метнулся.
Бронислав уклонился в последний момент. Удар прошел мимо лица – кулак по запястье вбилась в промерзшую почву; этого хватило бы, чтобы размозжить полчерепа. Юноша перекрутился в сцепке с бешеным, уложил на лопатки, услышал топот... В следующий миг над головой гаркнул подоспевший соратник:
– ШЕЯ!
Бронислав резко втянул свою в плечи; секира просвистела рядом с темечком, врубилась поперек шеи бешеного. Лезвие воткнулось в землю, заслонило голову. Как футбольный мяч, палач с размаха пнул ее.
– В девятку! – воскликнул и выдернул секиру; кулак воздел окровавленное оружие.
Обезглавленное тело корчится, тянет конечности в стороны; Бронислав поднялся с него. Ничего не стал говорить ровеснику на счет наличия силы и отсутствия мозгов. Неотложной задачей является осмотр мальчика – юноша перевернул маленькое тельце на спину; посмотрел на белое лицо, отвел веки безжизненных серых глаз.
Самому Брониславу показалось странным, что он заволновался донельзя всерьез. Приложил ухо к сердцу ребенка; отсекая посторонние звуки, но не слыша пульса. Юноша занервничал, словно мальчик был для него близким родственником; но даже прямой массаж диафрагмы безрезультатными рывками сотрясает бездыханную грудь.
На его солнечное сплетение Бронислав положил ладони. Одна на другой, они в два раза мощнее пропускают поток энергии, которым юноша накачивает ребенка; но все сливается в воронку. В бездонный колодец, который начал жадно лакать, высасывать жизнь из источника. Вскоре донор почувствовал головокружение.
Бугай с секирой сильно толкнул в плечо; Бронислав не удержался на ногах, упал.
– Ты придурок? Нельзя лечить мертвых!
Юноша стерпел и в этот раз, но взглядом показал, что в последний. И не смотря на запрет, о котором и сам знал – продолжил спасать мальчика.
– Вот баран упертый… Ну и хрен с тобой, подыхай.
Бронислав понимает, что у него ничего не получится. Но не может заставить себя остановиться и признать поражение. Упертость, или вера, а может отчаяние – твердят бороться до победы над смертью. Но если бы не подоспел Игнат – смерть выиграла бы дважды.
Старший среди магов-горожан опустился на корточки напротив юноши; чей затуманенный взгляд не сразу признал союзника.
– Дай-ка я, – попросил тридцатилетний альбинос.
Он отстранил Бронислава, медленно, чтобы тот успел закупорить поток. Потом расстегнул куртку ребенка, задрал свитер и рубашку, растер ладони, положил параллельно на грудь.
Замер, сконцентрировался; в воздухе запахло озоном, защелкало статическое электричество. Кончики пальцев заискрили – из них метнулся энергетический разряд. Сумерки сделали явной голубую вспышку, просветившую реберную клетку. Ток встрепенул нервную сеть, мальчик вдохнул, сердце заколотилось со звуком “ка-бум”.
Ребенка усадили на пенек подальше от мертвеца; он обхватил плечи, испуганно озираясь. Вокруг него столпились незнакомые дяди и тети. Он не понимает, что происходит, и беззащитно трясется в когтистой лапе обстоятельств.
– Все хорошо, не бойся… – Настя встала за спиной и положила теплые ладони на худенькие плечи; которые вздрогнули поначалу, но быстро опустились под действием успокаивающей энергии: – Теперь ты в безопасности. Как тебя зовут, мой хороший?
– Серафим, – пролепетал ребенок.
– Какое красивое у тебя имя. А сколько тебе лет, Серафим?
– Семь…
– О-о!.. Да ты совсем уже взрослый!
Мальчик украдкой поглядывает на остальных. Бронислав стоит в нескольких шагах напротив. Словно по какой-то причине подходить ближе ему не стоит. Он смотрит на Серафима и молчит; создавая видимость спокойствия при явной тревоге.
Бор, полное имя которого Борислав, но прозван Боровом за нрав – наступил берцом на тело без головы, держа секиру на плечах, как коромысло. Худощавый альбинос Игнат в сумерках похож на призрак. Он присел на полено – ему нужен отдых после сжатого выплеска энергии, воплощенного в виде электричества. Рядом с ним молча стоят Толя и Нина, брат и сестра; старшеклассник и девочка, чуть старше Серафима. Последняя из собравшихся – кудрявая рыжеволосая Кира; суетливая, невысокого роста. Она ищет отрубленную голову возле трупа, но начинает понимать, что это бессмысленно.
– Бо-о-ор!.. – заранее сердясь позвала она, поправляя вязаный шарф.
– Что такое?
– Где остальное?
– Что остальное?
– Ты идиот? Остальное – голова человека. У тебя что – такой нет?
– А я-то тут при чем?
– А кто еще додумается с ней что-то делать?
– А тебе-то она зачем? Рыжая, ты ведьма, что ли?
Кира сердито зарычала и бросилась с кулаками на бугая. Для него ее тумаки – все равно что флирт. Он хохочет:
– Да ладно, ладно. Там.
Как только она повернулась и пошла, Бор повернул секиру плашмя – игриво шлепнул девушку по попе.
– Дебил… – презрительно бросила Кира, уходя в указанном направлении.
– Не бойся, она чистая. Я вытер.
Но стоило Бору отвернуться, как в висок стукнулась брошенная шишка.
– Засранка… – сказал он, улыбаясь.
Борислав отошел, встал рядом с Брониславом. Чтобы не путаться, в этом странном коллективе их звали сокращенно: Бор и Брон. Но первого – чаще Боровом. Чуть ниже рослого Бронислава, он шире его во всем: подбородком, плечами, грудью, животом. Короткие волосы цвета сосновой коры покрывают голову ото лба до затылка, спускаются по вискам и соединяются на подбородке, аркой окружают насмешливый рот.
– Серафим, – ласковым голосом говорит Настя: – Расскажи нам, что с тобой случилось.
– Мы с мамой шли домой. Маму сбила машина. И меня чуть не задавила, но мама оттолкнула меня. Потом я стал убегать от страшного дядьки.
– Может мать еще живая? – Бронислав обратился к Игнату.
– Брон, – Настя позвала деликатным тоном, и когда юноша посмотрел на нее – отрицательно покачала головой, стоя за спиной Серафима: – Ты ломанулся, недослушав Лешего. Туда уже поздно…
Юноша опустил взгляд на понурого мальчика; и странная тревога еще сильнее сжала нутро. Из-за кустарника раздался вскрик Киры:
– Я наступила не нее!
– Пасуй! – отозвался Бор.
– Да иди ты в жопу!
– Не ругайся! Здесь дети!
В кустах сверкнула фотовспышка браслета:
– Ты что с ней сделал, чудовище?!
– Это не я! Это Броненосец!
– Да вы сговорились что ли…
Рассерженная, Кира подошла к телу, присела, запустила руку в карман мужских брюк; пошарила в одном, в другом. Перевернула труп; в заднем нашла какую-то бумажку, развернула, сфотографировала. Затем проделала какие-то манипуляции на экране, словно сплела заклинание в паутине интернета. Полученный результат поверг ее в шок. Она подошла к Брониславу и показала фотографию мужчины.
– Похож?
– Да.
– Твою ж мать…
– А что такого в этом мужике? – спросил Бор.
– Этот мужик написал доклад о бешенстве, который я вам только что зачитывала на сходке у Лешего.
– Так ты его сперла?.. О-о… Я-то думал умная. Думал, сама написала.
– Не ври, ты не способен думать.
– Слушай, а что за бумажку ты нашла. Как ты узнала, что это тот самый мужик?
– А тебе зачем? Домотаться? Ты понимаешь, что вы госслужащего зарубили…
Киру
