Встреча в Эрмитаже. Отрывок № 15 из романа "Встретимся у Амура"

Вадим тараторил без умолку. Рассказал, как они с Никитой сдавали вступительные экзамены: медалист Никита только одну математику, а ему пришлось испытать это удовольствие в полной мере. Экзамены у них проходили в форме ЕГЭ, и для большинства абитуриентов оказались довольно трудными.

− Если бы не Никита, я бы математику завалил, − откровенно признался Настин спутник. − Он здорово соображает в алгебре, мне до него далеко. Да и вообще дома у меня… Отец уехал, а мать… − Он горестно махнул рукой. − Сплошные слезы каждый день. Спасибо Белоконевым, без них я точно экзамены провалил бы.

−А где теперь твой отец? − Настя вспомнила грузного мужчину, упавшего на гроб. Потом ей припомнились родители Славика, когда они думали, что потеряли сына. Затем пришла в голову картина: Вадим, сидящий на кровати, и плачущий, еще живой, Дениска. Сердце сжалось от жалости, и скованность, которую она ощущала, ушла: сочувствие сломало барьер, отделявший от него.

− На Кавказе. Он в группе миротворцев, в Абхазии.

− Это не опасно?

− Конечно, не Чечня. Но тоже не курорт, там по обе стороны абхазы с грузинами ножи точат. В любую минуту может полыхнуть.

− И чего им мирно не живется? Мне родители рассказывали, как они молодыми ездили в Гагры, − там грузины с абхазцами жили рядом, и ничего. А потом ни с того, ни с сего война.

− Значит, были причины. Это нам казалось, что все тихо и мирно. А в них ненависть зрела подспудно. Союз развалился, и сразу прорвало.

− Как ты думаешь, они помирятся когда-нибудь?

− Кто знает? Если и помирятся, то нескоро. Там еще кровная месть подогревает. Если миротворцы уйдут, такая резня начнется. А ведь там и русских много живет. Нет, нельзя нам оттуда уходить, пока они не договорятся по-хорошему.

− Вадим, но ведь Абхазия входит в состав Грузии. А вдруг грузины потребуют убрать наши войска, ведь это их страна.

− Формально да. А по сути Абхазия, как и другие страны, борется за независимость. Но Грузия никогда не согласится. Все это очень сложно, Настенька.

− Но смотри: у нас Чечня тоже хочет отделиться, но к нам же миротворцев не вводят.

− Ну, ты сравнила. Россия не Грузия, кто ж их сюда пустит? Формально, конечно, ситуация схожая. Но суть разная. А вообще, политика дело тонкое, нам с тобой, людям непосвященным, разобраться в ней очень сложно. Смотри: Медный всадник. Как он тебе?

− По-моему гениально. Петр, действительно, кумир. Поднять такую страну, − какую волю надо иметь. Великий человек! Теперешние люди по сравнению с ним кажутся такими мелкими.

− А ведь у него руки по локоть в крови. Одни стрелецкие казни чего стоят. Я читал, палач был еще тот.

− Но ведь он для блага страны старался. Иначе бы Россия долго еще оставалась темной и дикой.

− Сталин тоже для блага страны старался. А сколько народу угробил. Нет, если для правителя человеческая жизнь ничего не стоит, грош ему цена как правителю.

− Да, я с тобой согласна. Дороже жизни нет ничего. Но почему-то об этом так редко говорят. А я думаю: надо с детского сада внушать, что человеческая жизнь бесценна. Когда я стану учительницей, буду всем своим ученикам об этом твердить. А то у нас на переменках только и слышишь «убью, убью, голову оторву!» Не убивают, конечно, но как дерутся! То по голове лупят друг друга, то ногами.

− Настенька, как мне хотелось тебя увидеть, − внезапно сменил он тему разговора. − Закрою глаза и представляю, как ты идешь и сумкой помахиваешь. Помнишь, как мы танцевали во Дворце строителей, и как ты ногу растерла, а я тебе мазь принес?

− Помню, конечно. − Настя насторожилась. Не дай бог, начнет сейчас объясняться. Так хорошо разговаривали, и на тебе.

− Твой «Спасатель» и сейчас с нами. Он так нас выручал, − торопливо заговорила она. − Когда мама обгорела на море, он ее просто спас.

− А как поживает толстолоб?

− Плавает у дедушки в пруду. Толстый стал, как бревно. Пруд большой, и рыбы там много, так что не скучает.

− Настенька, а ты не против, что я поеду с вами? Ты как-то странно молчала, когда мы говорили об этом с твоими родителями.

− Нет, конечно, почему я буду против? Только давай сразу договоримся, Вадим. Ты мне очень нравишься как человек, мне с тобой интересно. Но это − все, понимаешь? Больше ничего не нужно.

− Значит, ты против нашей дружбы?

− Нет, конечно! Я рада с тобой дружить. Но − только дружить. Ничего другого я не хочу, понимаешь?

− Понимаю. − Он грустно кивнул, глядя себе под ноги. − Ладно, будем просто дружить. Подожду, когда ты оттаешь.

− Зачем? Мама говорит, что у нас с тобой нет ничего общего, − что разный возраст и разные интересы.

− Понятно. Значит, дело в твоих родителях. Это они тебя настраивают против меня. А мне они показались такими приветливыми. Ведь отец твой сам предложил ехать вместе. Так может, не стоит?

− Нет, ты не понял. Они тебе, правда, обрадовались, я сама, честно говоря, удивилась. Как ты можешь не нравиться? И никто меня не настраивает. Просто − мне самой ничего такого не нужно. Давай больше не будем об этом. И все будет хорошо.

− Ладно. Наверно, ты еще не доросла до других отношений. Так куда тебе хотелось бы пойти?

− Пойдем к дедушке Крылову? Такая милая скульптура. А потом хочу на Петропавловскую крепость посмотреть.

− Пошли.

    Они бродили по городу до вечера. Когда уставали, заходили в кафе или ели мороженое в парке, потом снова шли, куда глаза глядят. Пару раз Насте звонили родители. Когда у них окончательно загудели ноги, повернули домой. Вадим не отказался от вечернего чаепития, во время которого всех совершенно очаровал рассказами о студенческих проделках. Ушел он в двенадцатом часу, заверив обеспокоенных хозяев, что ему недалеко.
На следующее утро он примчался чуть свет: выглянув в окно, Настя обнаружила его сидящим на лавочке напротив подъезда. От завтрака Вадим попытался отказаться, крикнул снизу, что уже пил чай. Но Галчонок спустилась во двор и решительно притащила упиравшегося гостя к столу. Настя, молча, изумлялась поведению матери: было очевидно, что та относится к Вадиму с полным доверием, охотно отпускает с ним дочь и без опаски оставляет наедине. Как будто и не было того памятного разговора о его возрасте и подозрительной дружбе. И еще кое о чем. За мытьем посуды дочь не удержалась от вопроса:

− Мам, тебе что, Вадим уже нравится?

− По-моему, очень славный молодой человек, − заявила та без тени смущения. − Воспитанный, образованный. И такой милый. Тебе вполне подходящая компания.

− А как же твои слова насчет его возраста и всего остального, помнишь?

− Ах! − отмахнулась та. − Ты слишком близко принимаешь все к сердцу. Мало ли что я в раздражении могу наговорить. И вообще, чему быть, тому не миновать. Зато с ним ты, может, выберешься из своей скорлупы. На море вроде отошла, а сейчас снова стала, как старушка, − мы уже забыли твою улыбку. Иди, погуляй, я сама домою.
    После завтрака Вадим хотел повести Настю в зоопарк к знакомому медведю, но у нее были другие планы. Ей хотелось сходить в какой-нибудь педвуз, познакомиться с требованиями и специальностями, которые он дает. Правда, Вадим резонно заметил, что нынче все очень быстро меняется: через два года, когда она окончит лицей, и экзамены могут быть другими, и специальности новые. Может, все же лучше в зоопарк? Но Настя заупрямилась, и ему пришлось смириться.
Однако посещение института ее разочаровало. Невзирая на близость учебного года в здании царило затишье. Вступительные экзамены на факультеты, интересовавшие Настю, оказались такими же, как и в их лицей: все те же математика, физика и диктант. В приемной комиссии ей тоже сказали, что два года срок долгий и по нынешним временам возможны любые перемены. Потом друзья отправились в зоопарк. Там, таская Настю от клетки к клетке, Вадим так ее умотал, что по окончании осмотра, она еле передвигала ноги. Поэтому, когда позвонившие родители предложили проведать семейство Славика, уже вернувшееся с моря, она отказалась, сославшись на усталость, только попросила передать им привет. Вадим проводил ее до дома и, выпросив согласие на вечернюю прогулку по Невскому, ретировался. А Настя соорудила огромный бутерброд с колбасой и облегченно завалилась с книгой на диван.