НАВОДНЕНИЕ

— вон.
Подруга Ольги, Надежда, та, что познакомила ее с Миха¬илом, встретила его радушно:

— Какие люди к нам в гости пришли!
Выслушав его, Надя сказала:
— Ты ведь зайчонка и сам можешь передать: Ольга здесь, у меня в магазине!
Тут и нарисовалась эта рыжая бестия и уже чирикает, как воробей. Я, мол, ничего плохого про игрушку в виду не имела и плохо об вас не думала. А сама, птичка, все ближе к Михаи¬лу подступает на своих точеных ножках и щебечет дальше без умолку, а о чем — Михаил так толком и не понял. Вся при параде, глаза большие, намалеваны, прическа чуть растрепа¬лась от волнения, прядка волос упала ей на лицо и придала женщине еще больше привлекательности и нежности.
Поправил моряк эту прядку на месте и шутливо произ¬нес:
— Вот теперь — порядок!
Умолкла Ольга враз, никак не ожидала такого оборота и, можно сказать, растерялась, вот тут и слетело с нее все на¬игранное. Оба стали более друг другу понятны.
— Вот бы салатик сейчас из огурчиков свежих! Правда, неплохо было бы? — только и нашлась, что сказать Ольга.
— Есть дома у меня огурцы, только с дачи привезли сегодня, а готовить некому, смутился Михаил.
— Приглашайте в гости, все устрою в лучшем виде. Я сотню рецептов про салаты знаю.
Надя подтолкнула Михаила: чего, мол, ждешь, зови, раз женщина просит, и залилась веселым смехом:
— Пошла бы и я с вами, да у меня работа, — и хохочет эта русалка. Весело ей, ох как весело!
Дома Ольга принялась хозяйничать. Все, что надо, доста¬вала сама, и вот наскоро изобразила пару салатиков!
— Правда, вкусные получились? — а сама так и льнет к Михаилу, чарует его своими прелестями, но все как бы неча¬янно, все мимолетом, но ни одного движения без умысла.
«Что-то она разыгралась, — подумал Михаил, — и голос уже без резкости и отчуждения, как был раньше. Что-то произошло с Ольгой за эти несколько дней, будто подмени¬ли ее. Может, разобралась со своими бывшими мужьями или любовниками и почувствовала свободу? Может, много пе¬редумала за это время? Все может быть, или просто посмот¬рела на Михаила другими глазами. Сумей, угадай-ка женщи¬ну, что у нее на уме!» А она продолжала наступать:
14
— Ты, Михаил, стал совсем другим. Я попервоначалу думала, что ты совсем мужик, а сегодня в тебе что-то новое появилось — спокойный, уравновешенный, каждое слово у тебя веское и точное, не всякому это дано.
— А я в повседневности и правда мужик и есть, но что здесь в этом плохого? Вся Русь только мужиком и держится.
Ольга не возразила, но старалась поймать его взгляд. Затем спросила;
— Может, проводишь меня? Уже темнеет на улице, мне пора...
Вышли из дома. Жара спала совсем, с реки тянуло про¬хладой. Заря еще догорала над сопками, вот-вот — и ночка в гости пожалует.
Ольга угадала его настроение и сказала;
— А все же красиво у нас на Дальнем Востоке, правда? Но мне в Сибири больше нравится. Ведь я сибирячка, а здесь училась и осталась работать. Вышла замуж, родила де¬тей, потом — развод; путался с другой женщиной. Затем сама вышла замуж, еще раз, воспитывали и его, и своих детей. Но и тут не повезло мне, любил тот женщин на стороне больше, чем меня и своих детей... Тоже расстались, разменяли квартиру и разъехались в разные стороны...
Ольгины глаза карие, стали холодными и отчужден¬ными.
— Третий муж был пьяница, до бесчувствия пил. Тоже расстались. Седых волос добавилось от такой жизни, кра¬шусь теперь, чтобы видно не было, — Ольга захлопала длинными ресницами; вот-вот расплачется. Михаил поддержал ее теплым словом;
— Ты очень красивая, а раньше, наверное, еще краше была, по молодости. Так я говорю?
— Что ты, Миша, — воскликнула женщина, но от слов его заметно раскраснелась и засмущалась, как девочка.
Тут и произошла разрядка в их разговоре. Оба обезоружились вовсе, если можно так сказать. Оба поняли, что в их словах — никакого подвоха.
«Эх, жизнь, — подумал Михаил, — как ты всех остервенила и озлобила, никакого доверия друг другу в этой нищете духа, кругового обмана, беззакония повсеместного.
У себя дома Ольга быстро засуетилась, забрякала чайни¬ком и чашками. От чая, Миша не отказался, но оба они, чув-
1
ствовалось, находились под впечатлением недавнего разгово¬ра. Уже ночь пала на землю и вовсю властвовала на ее про¬сторах, а два человека сидели и беседовали, забыв обо всем на свете, просто и открыто, как близкие-близкие люди. Но разве обо всем переговоришь? Уже и луна заглянула в окошко и торопила Михаила в дорогу: пора и честь знать. Понял Ми¬хаил, что еще немного, и не сможет он уйти отсюда:
— Оля, я тебе говорил, что я поеду в деревню к другу, тебе было все равно тогда. Я там познакомился с Аллой, хорошей женщиной. Она была у меня в гостях, и я не хочу ее обижать, она очень хорошая и добрая, я даже дал ей клю¬чи от квартиры...
После этих слов руки опустились у хозяйки, лицо омрачилось.
— Да, тогда мне, Миша, было все равно, а сейчас — нет! — глаза ее вспыхнули огнем на осунувшемся сразу лице, воло¬сы светлой волной рассыпались из-под заколки на грудь и плечи, она прильнула к нему всем телом. — А с Аллой твоей я сама объяснюсь, Миша. Только не бросай меня хотя бы сейчас, я тебя очень прошу. Не уходи!
Ее упругое сильное тело истосковалось по мужской лас¬ке, она то истомно нежилась, то благодарно стонала, то неис¬товствовала, готовая удушить и сжечь Михаила в объятьях.
Опомнился Михаил только у себя дома. Что же получа¬ется такое? И Алла есть, и Ольга под боком. Не по совести все это. Крепко закрутило водоворотом страсти. Где выбро¬сит — неизвестно. Вот завтра едем с Ольгой за голубикой — надо ягодки набрать на зиму. А уж он-то места знает, все с детства исходил здесь в округе. И теперь усидеть дома не сможет. Но Алла-то как же?
Она ведь приедет в гости в субботу, надо с ней погово¬рить обязательно. Но не хочется ему будоражить эту тему, ой как не хочется! Но придется...
Остановился поезд, и хлынули из вагонов все ягодни¬ки на насыпь. Много их здесь набралось, все с коро¬бами, все горланят о чем-то своём — крикливые, неугомонные, и никто их уже не успокоит. Но постепенно все расползлись с насыпи по своим заветным ягодникам, что за релками уп-рятались. Скоро на насыпи остались трое: Михаил с Ольгой, да лучший друг его — Юра, а проще Петрович.
16
Больше двадцати лет они дружат. Были тяжелые време¬на у Михаила, все от него отказались, ни родные не хотели ему помочь, ни друзья. Все ушли в сторону, оставили его с бедой наедине. Только Юрий не предал, помог ему выб¬раться на твердую почву, почувствовать под собой землю. Таково оно, жизненное болото, — не чавкая, погубит, если нет друга рядом. С тех пор Миша понял, что друзей много, но только один из них настоящий друг, и он дороже всех остальных.
Прямо к насыпи подступала вода, Ольга, одетая в джин¬сы и обутая в кроссовки, ринулась напролом. Солнце уже чуть поднялось над горизонтом и улыбалось ягодникам; ничего, мол, смелей, женщина! И осыпало ее изумрудной ро¬сой с первого дерева; будь еще красивее! Ольга замерла лишь на минутку и счастливо рассмеялась;
— Хорошо-то как, весело, мужички!
Улыбаются друзья.
— Где ты такую отхватил забаву? — веселится Юра.
— Сама пришла! — искрится Михаил. Так и шли они, со смехом, навстречу солнцу, а ягода уже тянулась к ним с по¬клоном; отведайте, мол, люди добрые, угощайтесь, милые.
Ольга чуть присела и утонула лицом в этой красоте, а ее алые губы мягко срывали синеву спелой голубики.
Вот она, близость с природой, вот она красота какая; и душа-то как поет, и дышится легко, свободно, во всю грудь. И не надо побеждать эту красоту, надо просто быть людьми. Ведь сам человек — дитя Природы, как же можно Мать побеждать?
Болото парит под зноем, а битва с гнусом только разго¬рается, и нельзя сказать, что люди здесь победители, но и признаваться в поражении не хочется. И вдруг Михаил, ус¬мехаясь, заговорил;
— Я работал в тайге на лесоповале, труд там каторжный. Был там такой смешной случай.
Приехали в тайгу по вербовке цыгане с Закарпатья — где-то на границе с Венгрией или с Румынией они жили. Ходили и за границу, бывало. Везде у них родня была. Но не в этом дело. Многие сразу запросились в тайгу, погнались за длинным рублем; устроились вальщиками, чокеровщиками
— этим спецам большие деньги платят. Но через неделю все работу побросали и выехали в поселок;
17
— Начальник, в тайге работать больше не будем, малень¬кая птичка больно кусает.
— Какая птичка? Нет у нас таких.
— Есть, есть! — в один голос ответили цыгане.
Всех стервятников пернатых начальник перебрал, но цыгане отрицательно мотали головами. Оказалось, что заку¬сали их не птички, а оводы да слепни. Просто закарпатцы плохо знали русский язык...
Посмеялись все трое, затем решили отдохнуть. Сели пе¬рекусить в тенек дерева. Ольга доставала все, что взяла с собой, и разложила на полиэтилен — угощайтесь! Тут Михаил опять рассказывает:
— Когда-то Бог создал рай на земле. Вот этим райским местом и был Дальний Восток. И тогда, стали люди все ленивые, работать не хотят. Дивную природу губят, пьянствуют да гуляют, а про Бога и не вспоминают вовсе. Обиделся сильно Творец и, в наказание, взял и пустил в этот рай полчища гнуса, а людей заставил работать, чтобы жизнь им раем не казалась больше, и Бога чаще вспоминали.
А так, природа райская на Дальнем Востоке, если крово¬сосущих крылатых убрать вовсе...
— Откуда ты, Миша, эти байки берешь? — спросила Ольга.
— А мне сорока на хвосте их приносит.
Опять все трое посмеялись, но вяло...
Скоро друзья досыпали Ольге второе ведро ягоды, хотя та возражала сильно, и стали собираться в дорогу. Все, что можно затарить ягодой, было полно, и дорога назад не каза¬лась такой веселой, как утром. Делали частые остановки для отдыха. Вот тут-то «маленькая птичка» и дала людям жару; руки заняты, не отмахнешься, а энергии у «птичек» было че¬рез край.
Скоро выбрались на трассу, еще с час ждали автобуса. Здесь было нё легче, чем на болоте; асфальт плавился и дышал смрадом. Зато паутов легче отгонять, руки свободные
— вот и вся разница. И здесь женщина не унывала, переоде¬лась во все чистое и смешила друзей. Шоферы засматрива¬лись на нее, но, увидев мужчин, ревниво жали на газ — фиг вам, не подвезем!
Ольга смеялась;
— Ай, какая я невезучая! — А глаза так и искрились, прыгали чертики в них. А тут и автобус подкатил, хоть и
ПОЛОН был, но взял всю троицу, не оставил на дороге, так и добрались до дома ягодники.
Как-то невольно привязались друг к другу — Ольга и Михаил. Оля отдыхает, школа на каникулах, детей учить не надо, есть время. У Михаила работа по суткам, тоже выход¬ные часто. Вот только с Аллой непорядок. Приезжала она в субботу. Приехала вся разнаряженная, настроение празднич¬ное, и сразу к Михаилу — рада встрече.
А тому глаза поднять совестно: что ей сказать, бедной, в чем она виновата, что так получилось нелепо, а теперь ему нет назад дороги. Ольга просила его, давай, мол, я Алле все сама скажу, мы лучше поймем, друг друга, я ее ничем не обижу.
— Нет! Я скажу сам, — отрезал Михаил, — волей-неволей ты ее обидишь, а это уже непростительно мне. Нет!
Стряпала Алла пирожки, вся разрумянилась, да салаты готовила для Миши; «Ты ведь плохо питаешься у меня, ты у меня, как сирота — один одинешенек, и никто о тебе не заботится», — и целует его. Что ему сказать в ответ, лучше бы