НАВОДНЕНИЕ

поезд, и все уплыло; и перрон, и Ольга, и ее
прощальный, воздушный поцелуй.
Под утро он выгрузился в таежной глухомани. Перета¬щил вещи ближе к вокзалу и при свете фонаря собрал свою
40
тележку, загрузил туда вещи и двинулся в глубь тайги по лесовозной дороге. Хорошо светила луна, небо было звез¬дное как никогда — север есть север, да и дожди все, только на днях закончились. Это хороший знак, - добрый.
На место Михаил прибыл с рассветом — самое время! Разобрал и спрятал тележку в дебрях, а сам двинулся с ко¬робом и рюкзаком вверх, в сопку. Только радостного там было мало, вся сопка выгорела дотла. Дошел он до ручейка еле приметного, здесь он и планировал табор устроить, но ягоды нет, все выгорело. Надо куда-то дальше идти, искать новые места. А сопки вокруг — одна красивее другой. Так и манят его, так и дразнятся. Ну, что же? Не ехать же пустым, герою домой. Вот позор будет!
Спрятал он в зарослях все лишние вещи. Взял короб один, ко¬робочек — ведер на восемь. Совок взял, бутылку воды, бу¬терброды и — в дорогу! На самой вершине сопки встрети¬лись ему хабаровчане;
— Все, что осталось от пожара, мы уже подчистили, — и сме¬ются они Михаилу в лицо. — Собирай, что осталось еще, или дальше ищи, а мы отстрелялись уже...
И решил Михаил идти на другую гряду: вот она, рядом, кажется, а доберись-ка туда, - попробуй! Шел скорым шагом Михаил
— время уходит, потом  его не догонишь. Из-под ног стали взлетать глухари. Сердце замирало, когда эти «бомбовозы» поднима¬лись в воздух. Наверно нет крупнее птицы на Дальнем Востоке. Жаль, что ружья нет! Вот когда охотничий азарт заговорил, покою не дает ягоднику. И, наверное, всегда так будет, пока жив он.
Между сопок пробивался маленький ручеек и прятался тут же, в кочках и кустарниках — тяжелые места для ходьбы. Скорее бы вырваться на твердое и чистое место, а то мошки здесь  -бессчётно, загрызет заживо. Не дошел он все-таки до склона сопок: совсем неожиданно уперся в богатый ягодник прямо в сед¬ловине сопок. Гряда — вот она, метров триста всего. Но если ягоды столько, что ступить некуда, то зачем дальше идти? Бросил Михаил короб, освободил руки и давай грести ягоду. Пять минут — и совок полный. Чудеса! За три часа шесть ведер набрал. Затем весь сбор ягоды на ветру провеял, от листьев и сора освободил.
Место вроде тут небольшое, а урожай ягоды, как никогда в этом году. Конечно, тут обрадуешься: есть справедливость
41
на свете! Не зря ехал сюда, не зря так далеко тащился в сопки, не зря!
Отнес он на свою базу шесть ведер брусники, спрятал там россы¬пью, на полиэтилене, и еще раз на «пятачок» пришел. К вечеру еще ведра четыре набрал ягоды и спрятал все в кочках.
Ночевать можно было и здесь: сухостоя после пожара — море. Но только дурак будет ночевать на вершине сопки. Сквозняк здесь такой, что и дрова не помогут. А вдруг гроза? Тоже опасно. И пошел он налегке в землянку: до нее километра два хода.
В землянке уже кто-то поселился: лежали чьи-то вещи, но людей не было видно. Сбросил Михаил рюкзак с про¬дуктами и занялся заготовкой дров. Скоро уже и солнце сядет, а ягодники где-то бродили, и всё не показывались.
Миша и воды уже принес, и ужин поставил на огонь вариться, и постель себе устроил, а «квартиранты» только-только заявились — молодая семейная пара, лет по 26—27 обоим. Лица их удивленно вытянулись. Потом познакоми¬лись: Сергей да Татьяна. Они заготовляли ягоду на продажу. Работы в их поселке не было, а детей кормить надо — такие тяжёлые времена настали, что хоть погибай простому человеку. Но веселыми они ребятами оказались — уже оба смеются. Татьяна варит на всех, уже и чайник рядом пыхтит, всем уютно у костра. Суп получился отменный, и с тушенкой, и с грибами, от одного запаха опьянеешь. От тако¬го деликатеса, нет сил, отказаться.
Наелись все вволю, за весь день сразу, что там сухомятка для таежника, смех один. Тут сила нужна, и немалая, тайга слабых людей не любит. Потихоньку за разговорами, все и уснули, чёрная северная ночь укрыла всех своим покрывалом и туманом еще подбила.
А костер веселится, ему все нипочем, и людей греет, и сам тешится с ветерком. Всем хорошо.
Утром позавтракала плотненько, вся компания, и разбе¬жалась по своим местам. Сбивая росу, шел Михаил к своему брошенному табору. Все цело, все прикрыто. Взял он короб и на свой ягодник подался. Туман расползался на части и прятался в низи¬нах, и уже солнце решало, кто здесь хозяин, высветило бесконечные, синие сопки, и море тайги.
Ягоды не убывало. Михаил вчера и выбрал-то с десяток метров в окружности, а она ковром лежит и дразнится. Пер¬вую ягоду, пару ведер, Михаил высыпал отдельно, сырая она
42
была, такую на ветру не провеешь, а вот сухую — пожалуй¬ста.
Еще три часа, еще шесть ведер отборной ягоды: чем не романтика? Только мошка жару поддает: я, мол, устрою вам ад на земле, бескрылые человечешки! Как и вчера сделал Пет¬ров две ходки, затарился ягодой под завязку — ведер восем¬надцать вынес к ручью и все упрятал там. Собирать больше ягоду нет смысла. Не вывезти её больше и затаривать больше неку-да. А билет у него только на завтра.
И еще ночь ночевали ягодники все вместе, уже, как старые знакомые. Больше пятидесяти ведер набрали супруги ягоды и ждали со дня на день машину. Где еще столько денег заработа¬ешь, если не в тайге.
А Михаилу еще до вокзала добираться надо, но и здесь мороки хватит. Все утро он трелевал ягоду до дороги, три ходки сделал. Потом собрал свою тележку, загрузил на неё свои короба с ягодой, еще рюкзак, все увязал и в путь двинулся. По ходу заехал на землянку. Там хозяйничала Татьяна, и заодно сторожила ягоду. Сейчас воров очень много развелось, все подберут, сразу по миру пустят, не стало таежных законов.
Поменялся мир в худшую сторону, и все это мы на себе ощущаем, можно сказать, ежедневно.
Накормила Татьяна Михаила и крепкого чаю в кружку налила. Села рядом и рассматривает его. Сама — точно ребе¬нок малый: смуглое лицо светится детским любопытством. Потом и тележку посмотрела, и короба, и на совок глянула, и все ее удивляет.
— Таня, — спросил Михаил, — ты не боишься здесь одна оставаться? Ведь разных пьяных бродяг по тайге много шастает?
Она с непосредственной искренностью ответила:
— Боюсь, конечно. Вот нож с собой таскаю на всякий случай. Только ведь выхода другого нет: ягоду не бро¬сишь. Хоть бы машина наша пришла скорее, сдать весь сбор, да и развязать себе руки. Ведь у нас дома еще двое детей остались. Вот им-то и надо все для школы купить...
Отдохнул Михаил — надо и дальше идти. Распрощался с таежницей и двинулся в путь. Татьяна долго смотрела ему вслед и думала: «Хороший человек этот дядька, а тоже вот один мыкается. Кажется, у него что-то не ладится в жизни. Мир полон загадок, всего сразу не узнаешь, но, может, еще
43
встретимся. Тайга невольно всех сведет, у костра о многом узнаешь и обговоришь душевно».
На станции он привел себя в порядок, выбрился чисто, и сразу стал похож на обычного человека, а не на таежного бродягу. И самому на душе стало легче. В поезд сел только с помощью других пассажиров, — короба уж больно неподъемные были. Но здесь такой закон, надо помогать друг другу. И тележку собранную ему тоже подали ягодники. Вот и все мытарства позади, даже не верится еще, что всё закончилось.
Под утро поезд пришел к дому. На перроне стоял Саша Савичев и улыбался Михаилу:
— Что, угомонился, хапуга? — а сам искрится от радости. — Молодец ты, Михаил! Затарился-то как, вот чудо!
Дома Ольга суетилась возле Миши: заметила, что поху¬дел он, лицом осунулся — кожа да кости.
— А ну-ка в ванну полезай, отмывать тебя буду! Михаил не противился. Приятно было, что его кто-то ждет, что он кому-то еще нужен, да и усталость почувствовал сразу.
Накормила его хозяйка, и в постель уложила, укутала, как ребенка, — только нос торчит. А сон уже крепко сле¬пил его веки. Михаил еще что-то слышал и улыбался, а душа уже витала в закутках сна, а он еще и убаюкивал себя своими стихами:
А нами двигал все прогресс,
Что жаждал крови и наживы.
От наших рук погиб Христос,
В его крови людей топили.
И крови люди опились —
Все подлости творили...
Зачем все это, зачем? Надо проснуться, надо! Но сон овладел уже телом, и мозг уступил ему. Проснулся Миха¬ил поздно, но зато выспался вволю, тело обрело легкость и силу.
Ольги дома не было, та уже работала. Кончились ее ка¬никулы. На столе записка: «Кушай, все на столе, мой Мишутка! Целую тебя много раз, Ольга». Улыбнулся Мишутка: вот и добрался я до хорошей жизни. Все, как у людей стало, и забота и внимание есть — только живи да радуйся.
Вечером прилетела Ольга, ворвалась, как ветер весенний, и сразу к Михаилу.
— Ну что, бродяга, опять куда-то собрался, никак дома не сидится? — а сама улыбается. — Не пущу никуда.
44
— Что ты, что ты, дорогая! Куда же я от тебя! — смеется он. — Пропаду совсем.
Опять веселятся человечики, жить-то как хорошо!
Сели ужинать. Ольга уже покупателей много нашла на ягоду. Даже деньги принесла. Просят люди. Всем нужна брус¬ника, очень полезная ягода.
— Ну, ладно, — прервала его мысли Ольга, — об этом завтра. Будет день, тогда все о ягоде и обговорим. Расскажи, как ты ездил, что видел интересного?
И сидят они за столом — два взрослых человека — и не могут наговориться, ждали этой встречи, вот и встретились. Ольге все интересно; жалко Татьяну с Сергеем, тяжело им в тайге, и пришла ли за ними машина, а то куда от ягоды денешься?
— Дал я им свой адрес, — сказал Михаил, — если будут в городе, то к нам в гости зайдут, все и расскажут. Все как было...
— Правильно сделал ты, Миша, по-человечески. Хороших людей надо ценить, — оживилась Ольга.
— Они тоже звали нас в гости в свой поселок, — сооб¬щил Михаил, — кедровые орехи собирать. В этом году, гово¬рят, большой урожай будет, может, и поедем, но давай не будем загадывать заранее.
— Не будем, — ответила Ольга, — я так соскучилась по тебе, если бы ты только знал!
Искрами рассыпались ее светлые волосы по лицу Миха¬ила, жаром обдало все его тело.
— Вот и дождалась. Никому тебя не отдам! — шептала Ольга.
Но прервал ее шепот Михаил поцелуем: не кончайся, хороший мой сон, мы во власти твоей, мы счастливы!
И дни полетели за днями, а забот-то сколько! Скоро и зима нагрянет в гости. Надо и огурцов с помидорами на зиму наго¬товить и капусты насолить, всего надо. Суетится Ольга по дому, все так и горит в ее руках.
Михаил только банки оттаскивает да складирует их.
Ничего не предвещало разлада, и не было ни разу даже малейшей ссоры.
Нежданно-негаданно к нему на работу пришла Алла. Он, конечно, думал о ней иногда, и не забывал ее, но все воспо¬минания уже не были так болезненны, как в начале. Время лечит раны, но шрамы на душе все же остаются.
45
День был прекрасный, ярко светило солнце, спелая чере¬муха источала нежный аромат, так и просилась в рот. Эта ягода вобрала в себя всю земную силу — красота какая!
Алла была бледнее обычного, видно, что волновалась.
— Как ты живешь, Миша?
Тот стоял растерянный, никак не ожидал этой встречи, а разговор, видать, предстоял серьезный. Зря бы Алла не зашла к нему, тоже гордость свою имела, имела и характер, и силу воли.
— Я ненадолго к тебе, Миша, вот посмотрю на тебя, да надо на автобус торопиться, время подходит.
— Как ты живешь? — повторила она вопрос.
Тот пожал плечами: