Колокол

различать, от кого он шел.
- Рашид, - мягко сказал Наместник, - тебе нездоровится?
- Пожалуй, да, - с большим усилием проговорил Рашид, стараясь подавить в себе сильный приступ рвоты.
- Сегодня все не так важно, но завтра, ты же понимаешь, что должен завтра быть рядом со мной на параде, иначе и быть не может, кто у нас герой марша? А какой парад без героя?
- Я все понимаю, завтра я буду в порядке.
- Вот и хорошо. Милочка, - обратился Наместник к жене Рашида, - проводи мужа в его комнату, видишь, как ему нехорошо.
Кукла оторвалась от очередного ухажера, что заискивающе заигрывал с ней, и послушно подошла к Рашиду, обняла его за спину, поцеловала и повела обратно в кабинет.
Рашид не сопротивлялся, он был бледен, гости с наигранным беспокойством в лице проводили его взглядом, после чего тут же продолжилось веселье.
 
Рашид сидел на кровати опустив руки. Вихрь мыслей в голове улегся, высветилась одна, самая главная, но от этого не стало легче, как раз наоборот. Он понимал, что надо делать, но не представлял себе как. Любой из исходов не предвещал для не го ничего хорошего, но это уже не имело значения.
Внизу еще гремел праздник, когда Рашид тихо выбрался из дома и направился в сторону города.

Город готовился к торжествам. Улицы были украшены знаменами победителей, в каждой витрине были портреты Наместника. Подъезды к городу были запружены колесницами из-за подхода большого количества войск, якобы в связи с повышенной угрозой.
Вот уже полтора года, как вся страна менялась, менялась стремительно. До этого безучастные группы людей теперь разделились на две: за и против. Не осталось ни одного человека, который бы не имел своей позиции. Все больше на слуху было имя нового лидера народной партии «Поворот» Александра Хельда.
Павел Георгиевич за последнее время похудел, осунулся. Тот огромный вал работы, который свалился на него после печати статьи «Поворот неизбежен», нарастал с каждым днем все больше. Из простого главного редактора маленькой газетки он в одночасье вырос до директора открытого канала «Время говорить», решение родилось само, но у него не ослабевало впечатление, что ему это внушили, но кто? Да и как? Конечно, после каждого посещения фонда или общения с Александром Хельдом, у него складывалось впечатление, что все те мысли, которые он высказывал, были не его. Хм, тогда чьи?
«Хватит думать о ерунде!» - мысленно погрозил себе Павел Георгиевич.  Завтра был трудный день, начинались предварительные дебаты, и канал каким-то чудом выиграл первенство в освещении этих событий. Именно чудом, иначе происходящее Павел Георгиевич и назвать не мог. «Не иначе, как боги снизошли до нас» - часто говаривал Павел Георгиевич в редакции.
Впервые властная партия снизошла до участия, хотя все это время она игнорировала дебаты под предлогом отсутствия действительно стоящих оппонентов. «Тогда они были правы» - Павел Георгиевич вздохнул, вспоминая всех тех клоунов, которые участвовали в этом политическом цирке.
Перепрыгивая через лужи, Павел Георгиевич торопился, в руках его был неизменный портфель, служебной машины у него не было, так как он считал, что ему она не положена.
Небо хмурилось, тучи все плотнее заволакивали небо, вот-вот скоро грянет гром, и хлынет небесный поток воды на землю.
Оставалось не так далеко до конторы, Павел Георгиевич решил срезать путь и двинулся во дворы.
Войдя под арку, он заметил в дальнем углу две фигуры. Одна была среднего роста, в длинном черном пальто, второй же был чуть ниже, коренастый русый парень в джинсовом костюме. Парень о чем-то тихо сказал франту и подался вперед, на что тот будто бы ничего не ответил, но парень остановился. Его не раз предупреждали о возможных нападениях, и даже было одно, когда Павлу Георгиевичу сломали обе кисти, но он упрямо считал, да и история подтверждала, что чему быть, тому не миновать, а если его и захотят убрать, то это не так уж и сложно сделать, охрана и личная машина не помогут, охрана и прирежет. «На все воля божья» - отшучивался бывало Павел Георгиевич.
Павел Георгиевич прибавил шагу и нырнул дальше по туннелям Северного города.

- Зачем мы сюда пришли? – Олег с некоторым отвращением посмотрел на загаженный подъезд. Вот уже который час я водил Олега по переулкам Северного города. По правде говоря, конкретной цели у меня не было, я хотел, чтобы он прочувствовал атмосферу этого города.
- Не торопи время, все узнаешь. Ты так нос то не зажимай, не царских кровей все-таки, - я посмотрел на Олега, зажимающего нос ладонью. Запах был, конечно, не очень, прямо сказать как в свинарнике – и это был человеческий свинарник. – Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили во время стального котла?
- Да, как такое забудешь. Я помню все! – со злостью сказал Олег, - сколько тогда людей полегло, помнишь, нет?!
- Я ничего не забыл. А ты смотрю, так и не понял видимо. Думаешь, что я мог изменить предначертанное? Молод ты еще, Яр, молод.
Олег отвернулся и встал спиной. «Обидчивый, а ведь он меня отлично понял еще тогда, в песках Африки, когда сам под знаменем ходил истину насаждать» - подумал я и на секунду унесся в воспоминаниях на много веков назад. Собственно ничего с тех пор и не изменилось, как убивали себя люди за мнимые богатства, так и продолжают убивать. Порода человеческая звериная, коварная, жестокая. Звери ценят свой род, защищают свой род. Человек утратил еще тысячи лет назад первейший инстинкт сохранения рода, переродился в иного зверя, но все еще остался человеком. Пройдут века, а главным врагом человека так и останется сам человек. Какие мы, такие и они.
- Олег, сказал я, выйдем на улицу.
Мы вышли, солнце уже вскрылось за тучами, ветер колыхал желтые листья в лужах. Мимо нас бежал невысокий пожилой худощавый мужчина с огромным коричневым кожаным портфелем, который был набит бумагами так под завязку, что вот еще пару папок, и он просто лопнет. Мужчина остановился и посмотрел на нас.
- Надо его остановить, я чую оборотней неподалеку, - сказал Олег и сделал было движение вперед, но я его остановил мыслью: «Нет, он выбрал свой путь уже давно. Мы есть его последний знак, но судьбу свою он понял лучше чем ты, хотя и не знает об этом».
Через минуту мужчина торопливо направился в сторону пересечения дворов.
Я позвонил и вызвал машину на пресечение улицы Восстания и Лесной.

Агафон сидел как на иголках, вот уже как час назад должен был появиться Павел Георгиевич, что-то шло не так. Его оппонент сидел уверенно, его самодовольство сквозило из жабьих глаз. Он был слишком толст для своих лет, голова прямо переходила шею и дальше расширялась до бочкообразного тела на тонких ножках.
Наталья Ивановна вошла в студию, вид у нее был бледный, от обморока ее удерживала лишь стальная выдержка, которой она научилась за долгие годы работы с Павлом Георгиевичем в газете, но нервы предательски отказывали.
- Уважаемые господа, - обратилась она, -  к сожалению, Павел Георгиевич не будет сегодня вести передачу, - она собралась с силами, - у нас замена, программу будет вести Антон Филиппов.
Подошел молодой ведущий канала и поздоровался с каждым из участников.
- А что это Павел Георгиевич нас игнорирует? Все-таки можно был бы отложить свои дела, - самодовольно сказала жаба.
- Вы знаете почему! – сорвалась Наталья Ивановна, в ее глазах вспыхнули огни ненависти. Антон, обняв ее за плечи, мягко увел ее, под аккомпанемент потока обвинений в неуважении к фигуре государственного чиновника, причем не самой малой фигуре.
- Успокойтесь, Наталья Ивановна, может информация ложная, может Павел Георгиевич просто опаздывает, - успокаивал ее Антон.
- Нет, Антош, нет. Звонил Дима из фонда, его настигли оборотни. Она затряслась в беззвучном плаче, но тут, же сделала над собой усилие. – Не подведи, Антош, Павел Георгиевич в тебя верил, не подведи.
Антон передал Наталью Ивановну другим сотрудника, они повели ее на кухню, и направился в студию, через пять минут начинался эфир.

В этот пятничный вечер вся страна прилипла к экранам. Ни разу в современной истории ни один информационный канал не привлекал столько внимания простых граждан. Более чем годовая Кампания восставшей из небытия как феникс народной партии достигла своей кульминации. Многотысячные митинги и шествия, прокатившиеся волной по всей стране, заставили верхушку считаться с партией как с серьезным соперником. Ни повсеместное восхваление Наместника, фильмы, песни о подвигах, выступления деятелей искусства, беспричинные праздники и даже масштабные молебны в защиту веры и порядка жрецов, не смогли остановить рост популярности партии. Люди искали отдушину, и они ее нашли в ней.

«Мы не колония!
Мы не рабы!
Верните нам нашу землю!»

- скандировали тысячи людей в разных городах. Стены домов были исполосованы лозунгами, рабочие и служащие низких сословий устраивали стачки, требуя улучшений условий труда, повышения зарплат – начало просыпаться сознание народа, былая рабская покорность вытеснялась из умов людей революцией, люди требовали перемен.
И вот настал день, последний день перед периодом «Гласа народа», когда каждый житель мог выбирать свой путь, свою жизнь. Традиция сохранилась с древних времен, но после Великого Марша она  трансформировалась в простое голосование за какую-либо из активных сторон, а точнее за одну. Так что период «Гласа народа» превратился в дополнительный праздник, когда власть спаивала народ дармовым зельем, одурманивая и без того пустые головы.
Агафон говорил своим сторонникам, что «Нельзя привлечь на свою сторону всех, но надо заставить как можно больше людей думать, мыслить, решать!».
Сама идея создания партии была описана в первых статьях журналиста Александра Хельда. Как говаривала оппозиционная критика, в своих работах Александр Хельд обращается к классикам политической прозы, к революционерам народных сердец прошлых веков. Официальная печать критиковала статьи, суды были завалены исками в клевете и раздувании вражды, все как всегда, власть упрямо отказывалась признавать ошибки, пытаясь задавить в потоке слов ростки истины, пробивавшейся через толщу костной системы. Я же не переставал в шутку ругать Агафона за плагиат с себя же раннего, но и всегда удивлялся его способностям расшевелить то самое затаенное в сердцах людей, то, что они забывали многими веками, то, что перерожденцы пытались выжечь – природу можно подавить, но нельзя уничтожить.

- Николай, - Андрей Иванович внимательно высматривал что-то за окном, - ты представляешь себе последствия нашей игры?
- Я бы не стал называть это игрой. Все, что происходит – это не наши деяния, это выбор людей.
- Ты действительно думаешь, что мы тут не играем никакой роли? – Андрей Иванович нахмурился, - а чем тогда занимается наш правдоруб, ты считаешь эти действия безобидными? Что творится вокруг? Мы на пороге гражданской войны! Войны народа с властью! Войны народа с самим собой! Ты думаешь, они оставят свои владения без боя?! Через сколько мы увидим на наших улицах войска запада? Их дивизии уже на границе, дай только команду!
- Да, это так. Но разве мы призываем к ней? Раскрыть людям глаза не то же самое, что вложить в их руки оружие. Разве мы призываем людей идти громить мэрии, управы, сжигать