посмеяться.
Не знает Ванька, как до своего полотенца добраться. А оно в трёх шагах от него на берегу лежит. Его глаза «соль «поедом ест». Это настоящая пытка для человека. А он ещё и нырять тут хотел. Вот бы и нырнул герой: «на свою голову».
Кое-как Иван своё полотенце нашёл, и глаза протирает. Очень неприятная это штука. Даже зрение у него хуже стало. И спеси заметно поубавилось. Но это ещё не вся ему наука!
Лёг Иван на спину, а вода его держит, как мячик. И так же, «как игрушку «в круговерть» запустить хочет, точно резиновый он.
- Но он же ей, не игрушка какая-то? - начинаются у него «разборки с волнами». Тут вода, ещё и в уши ему попала. Опять беда!
А Дмитрий, на спине, точно на лодке, в Иорданию загребает. Руки у него, что вёсла гребут. Зато Иван, никак к этой воде не может приспособиться. А тем более догнать своего сына, для него это «гиблая затея».
Решил он поплавком плавать, самый простой детский способ. Но и тут у него, ничего не получается. Чуть ноги ниже пояса опустил Иван. И его, неведомая сила, уже вниз «луковицей», переворачивает. Не ты с ней играешься, а она с тобой балуется: да как ещё ловко!
Дима и Саша потешаются над своим отцом. Зато Офир далеко не отплывает, и не смеётся над папой. Он хорошо воспитан, и это приятно Петрову.
Но вот к берегу подошла группа арабов, наверно многочисленная семья. Мужики просто одеты, зато женщины все в белых одеяниях. «Чёрные лебеди» вольно плавают себе на волнах недалеко от берега. А женщины белыми лебёдушками, присели в воду недалеко от берега. И, тоже купаются, только не в воде, а в своих многочисленных одеждах». Та пузырём по верху моря плавает, «и нежданной негой упивается».
Дети только успевают женщинам, пресную воду из бутылок лить на голову. Жарко им. Но, в общем, все довольны без исключения: на море, отдыхают.
Но вот появилась на берегу группа «негритят». Иван даже оторопел от увиденного чуда.
- Папка, да это они грязью вымазались. Её тут из земли, сами берут. И мы сейчас узнаем: «что тут, почём?»
- Туда надо идти! И Санька по камням, резво пошёл вдоль берега моря.
Совсем скоро они увидели интересную картину. Весь берег пронизан небольшими норами. Как будто его гигантские черви точили.
Запускают в нору, все желающие руку, и уже там слепок чёрной грязи.
- Надо ещё, и ещё достанем! – это Саша всех желающих грязью снабжает. Некоторые ему даже деньги предлагают. Но довольный сын весело отвечает: - «песня не продаётся!»
- Держи папа! – это отцу.
Иван не знает, что с ней делать. Офир ему объясняет. Показывает, как это делается. И минуты не прошло, как вся семья весело натирается грязью. Рядом с ними все желающие, творят, тоже самое чудо. Все говорят на разных языках, но не это главное сейчас. Они и так, хорошо понимают друг друга.
И тут не обошлось без юмора. Коренастый мужичок серьёзно спрашивает Ивана: откуда землячок? Иван чуть не присел от неожиданности, так растерялся. Но потом справился с удивлением.
- Я с Дальнего Востока земляк!
- А я с Воронежа!
Два шага по карте! Но, всё равно очень приятная встреча. Земляки с удовольствием жмут друг другу руки. Сейчас нет разницы, где ты живёшь. Россия огромная, и сердце у неё большое. Они оба частички этого сердца. Радость встречи искренняя: далеко их Мама-Россия. А тут чужая страна.
И для детей Ивана, мужичок из Воронежа, сейчас тоже родной. Иначе и быть не может.
Вон и Офир, как ему улыбается. Он хорошо понимает значение этой встречи: «здесь в Израиле встретиться? Для души это радость!
Чёрные, и пока ещё белые люди. Последние, не успели натереться грязью. Но через пару минут, они все будут одного цвета «чёрнее ночи». Только глаза их и подскажут, кто есть кто.
Очень просто решён сложнейший вопрос жизни: цвета кожи. А если бы так просто он решался и в глобальном масштабе? То и многих войн на земле не было бы.
Двинулись все Петровы в обратном направлении, да ещё пакет грязи с собой, для Ольги прихватили. Толстый и чёрный папа, движется первым по склону: уже вверх, от моря. За ним идут все остальные родственники. Папа «вожак этой чёрной стаи».
Он и сам не понимает, кого он сейчас представляет, «какого дикого, и чёрного зверя». Из груди его, готово вырваться «реальное, живое пламя». Это от сильного, внутреннего жара. Перегрелся он на солнышке. И при ходьбе в гору его чувства обостряются.
Скорее всего, он не «неведомый зверь» сейчас. А Змей-Горыныч из русской сказки. Там всё сходится: тот пламенем дышал на людей. Работал, как совремённый огнемёт. Тут поневоле поверишь в реальность этого персонажа, в нашей человеческой жизни.
Ольга, как увидела их так и не может остановиться от смеха. Зато Итайчик спрятался за маму. Сейчас она его единственная защита, «от группы этих непонятных ему людей». Мысли его заметались «в головушке: «они его родные»? … или не родные».
- Стоять! - командует дедушка. – Ребёнка напугаете!
Итайчик уже узнал своего отца, он его больше всех любит. И теперь его ничего не пугает. Они все свои: это Дима, это Саша, а это дедушка». Соскучился он, и, на руки к папе просится.
Грязь на теле высохла, и стала лёгким панцирем. Присела вся семья в тенёчке, и спокойно отдыхает.
- Папа пей больше воды, тут у нас это плохо кончается. Люди и сознание теряют! – это Саша переживает. - Здесь не Россия. Тут фон сильный, излучения много.
Пришло время смывать грязь под душем, а она плохо смывается, сильно в кожу впиталась. И пришлось приложить немало усилий, что бы очистить от неё тело.
- Надо в морской воде сначала помыться, потом под душем.
Спустились ещё раз к морю, и искупались там. Сейчас Ивану уже было намного проще находиться в воде.
Обвыкся он немного. Как-то приспособился. И вроде больших проблем уже не было. Но главное понял он, что эта необычная вода, любое погружённое в неё тело «неистово отвергает». Для человека, тут всё происходит: в рамках разумного, и не разумного восприятия. Иван образно мыслит:
- Море Мёртвым считается, а Дух его. Он живёт в море: сильный, и живучий. Вечный он!
- Значит и море живое. И сильно гневается оно: куски соли по берегам яростно разбрасывает.
- От несправедливости всё это! И зря его Мёртвым зовут? – Петров по-своему мировые, и даже древние научные проблемы решает:
Или взять Иерусалим. Тут точно русские корни есть. А это уже «мировая катастрофа», для всей современной науки».
- Если хорошо вникнуть в смысл этого слова. То на славянский лад, его можно просто перевести: «это есть, русский Олимп». Их вершина богов.
- А если Россия: то «Рос, это, я!» – от такого смысла слова, дух захватит.
- Значит, русские, и там, давно были? И волхвы шли туда уже наторенной дорогой! Туда Благую весть принесли.
- Вечная связь была: туда и обратно.
- А вообще, где их только не было. По всему миру их белые косточки разбросаны, хоть и с добром они к людям шли. Но кому это понравится в этом мире зла и насилия!
И дальше Петров «в дебри своих рассуждений полез».
- Сам отец наш Господь Бог усыпал россыпью своей: Рос, Россия!
- Расти, сеять! Всю свою землю. Его семена это!
Перегрелся ты Ванька, под тропическим солнцем, и понесло тебя, «ох понесло!» Лучше бы ты на печке с Емелей катался. И тебе спокойнее было бы, и другим.
- Зачем тебе голову свою «бестолковую, «зазря, тут», над чужими проблемами «ломать». Тут и окунуться толком нельзя, «хотя и вода кругом?! Тут всё не так, как в России!
Надо Ивану дух перевести. И он уже спокойно решил: не надо тебе Ваня расстраиваться над чужими проблемами, у тебя их своих «невпроворот». Каждый пусть занимается своим делом.
У дороги стоял ражнаряженый верблюд, этот «корабль пустыни». Он действительно был огромен, и невольно вызывал к себе уважение любых путешественников. Даже самых безразличных: всё это фикция, всё наигранно. А он настоящий.
Посмотрел Иван на копыта, а там две его развёрнутые пятерни в каждое входят. Поневоле восхитишься его стопоходами, и не удивительно, что по песку он лошадь обгоняет. А тот уже покорно присел на землю, и Ивана прокатиться на своих горбах приглашает. И всё же Петров отказался.
Сфотографироваться можно и на фоне такого «корабля». Для Дальнего Востока, и такой кадр большая редкость. А лезть на верблюда уже годы не те, как говорится: хорошего понемногу. Так они и сделали, получились замечательные снимки.
- А что ты папа своей Татьяне Евгеньевне не звонишь. Или она не переживает за тебя? – это Саша спрашивает. – Наверно скучает по тебе.
- Как корова по седлу, - хотел ответить отец, но не посмел этого сказать. Всю одежду ему она сама выбирала. И Саше, и Диме, и Оле, всем выбирала. Как говорится и ей хлопот досталось. Могла бы ничего и не делать.
- Очень сильно скучат, всё время плачет, оттого и голос пропал.
- Ну, папка мы же тебя серьёзно спрашиваем? – это уже Оля вмешалась. – Нехорошо так делать.
- Даже очень нехорошо! – перевёл все на шутку папа. – Каюсь я!
- А когда варенье из клюквы варить будем? Ведь я обещал тебя научить Олечка, – это он так ловко от заданной темы уходит.
- Завтра и сварим. Офир уйдёт на работу, а мы с тобой дома останемся: я, Итайчик, и ты.
А отец им своё, не хочет свою травить, семейную жизнь выворачивать.
- А ты помнишь Санька, как мы с тобой за брусникой ездили, у нас дома на Дальнем Востоке. Очень много, мы тогда ягоды набрали: десять, или двенадцать вёдер. Потом на тележке, до железнодорожной станции эту ягоду вывозили: по лесовозной дороге ходили.
- Папка, там так красиво. Кругом одни сопки стоят, и нет им конца и края. А воздух, какой там насыщенный: брусникой, хвоей, и разными травами. Прямо эликсир жизни. Надышаться не можешь. Поначалу даже пьянеешь от него, пока не привыкнешь. И воды напиться не можешь, родниковая она. И чистая-чистая, как слеза.
- А помнишь Саша, как с медведем мы тогда чуть не встретились. Хотя как у нас говорят: чуть-чуть по-русски не считается. Обхитрили мы его с тобой Сашка, обиделся он тогда на нас.
- Расскажи папка: это Оля с Димой заинтересовались.
- Переночевали мы с Сашей в землянке. А ночи там тёмные-темные, и звёзд очень много. Прямо как фонари они висят, такие яркие. Это север наш. На тысячи километров одна тайга тянется. Люди там редко встречаются, и в основном одни охотники. Зато зверю там приволье.
- И десять метров мы от землянки не успели отойти, как на песке свежий след медведя. Он на человечий след сильно похож, только широкий очень, и следы от когтей видать. Ночью он к землянке подходил, от любопытства косолапый маялся. Интересно ему было посмотреть, кто же посмел так нагло, нарушить его приятный покой.
- И ста метров мы не отошли, а на земле куча обесцвеченной ягоды горкой лежит. Это медведь «напакостил». Такую огромную кучу наворочал: «с полведра она ростом». Силён лесной бродяга. А главное, что ягода почти вся целая.
- Медведь бруснику не жуёт, больше так глотает. В его желудке она проходит мощную термообработку: всё, что надо он себе забирает, остальное в «отвал». Вот вам и кино.
- Здесь недалеко от землянки я знал небольшой ягодник. Но найти его нам сразу не удалось. Изменилось место после пожара, сильно зарасло.
- Ягоды там всегда хватало, можно было рядом с землянкой её собирать. Далеко не ходить: всё под рукой было
