"Время Лиха"

трудно, исчез мальчик. Участковый в больнице с обострением язвы. Какие-то лыжники бродят по ещё более глухим окрестностям деревни. Подозрения плачущей женщины, что всё происходящее – месть чиновничье-воровской мафии её мужу-крестьянину… А может, Даша ничего и не скажет про этих овцекрадов? Он даже забыл ей напомнить. Хуже ведь не будет. Пусть эту мразь почаще беспокоит милиция, даже просто с подозрениями.
   Каким быстрым потоком ни неслись мысли в голове, это нисколько не ослабляло острой, ножом режущей боли, которая терзала всю грудь. Иван ходил и ходил по кухне и каждые полминуты бил себя в лоб, вскрикивая:
   - Неужели я ничего не могу сделать?! Что-то же можно! Что?!.
   Прошло какое-то время, и он решил, что жене и сыну пора бы вернуться. Посмотрев на часы, отмерил мысленно тот максимум, который ему 
116
предстояло ждать. Но время вдруг тоже сделалось врагом: он долго-долго ходил, передумывая много всяких мыслей, обращался с мольбами к высшей, справедливейшей силе, потом взглядывал на циферблат и с тоской видел, что прошла лишь минута-полторы. Тогда хотелось бежать в школу или идти в лес искать с фонариком следы тех незнакомцев, и он с превеликим трудом убеждал себя, что всё это бессмысленно и лучше ему оставаться дома. В какой-то момент его взгляд задел маленький пейзаж в самодельной рамке – любимую картину Паши из всех, нарисованных отцом. Что-то тонко и глубоко, как косой,  резануло Ивана по сердцу, вызвало стон и заставило схватиться за грудь и сесть. Он вспомнил всё, что сын говорил об этой картинке, и заплакал. Заплакал по-мужски, неумело, задыхаясь, почти без слёз, болезненно, содроганиями выталкивая из груди рыдания. Никогда прежде Иван не подумал бы, что плакать больно, но сейчас он рад был хоть какому-то страданию, потому что его сын, возможно, испытывал страдания куда большие.
   А за стеной, у Степанчуков, как назло разгорелась очередная война, что и в спокойное-то время вызывало раздражение. Орали все сразу, что-то разбилось об пол, подала голос даже восьмидесятилетняя старуха, мать Степанчихи, давно выжившая из ума, про которую в селе говорили, что она уже умерла, но по привычке ходит, а предсмертное умалишение – наказание ей от Бога за то, что делала людям много зла «при жизни» через всякие гадания и ворожения. На старухину пенсию семья жила, попоблажек кормилице не делала.
   Вдруг резко открылась дверь на веранде, и в дом вбежал Юра.
   - Папа, папа, мы разговаривали с Пашкой! Всё нормально! Он в Агафоновке!
   - В Агафоновке… - только и повторил Иван: вошедшая следом Дарья прижалась к нему и тихо заплакала.
   А Юра торопился ввести отца в курс дела:
   - Мы кое-как дозвонились в милицию, всё рассказали, пошли домой, а тут дядя Толя Семёнов выходит из двора и говорит: «А я к вам». Оказывается, им только что позвонили из Агафоновки какие-то люди, к которым пришёл наш Паха. Мы обратно в школу с этим номером телефона. Тоже долго дозванивались. Успели вперёд в милицию сообщить, что он в Агафоновке. Те 
117
говорят: «Забирайте. Он у вас, наверное, из дома сбежал». Наконец, дозвонились в эту деревню. Пашке самому дали трубку. Его увезли на машине, а как с горки в машину попал, не знает. Теперь всё нормально. Довезли почти до города и высадили возле Агафоновки. Что-то ему там сказали про тебя. Он кричит по телефону, а толком рассказать не может. Да мы особенно и не расспрашивали: надо ехать забирать. Те люди, Ваденеевы, у которых он сейчас, сказали, что всё в порядке, он будет у них в доме, пока мы не приедем. Их очень легко найти: съедешь с трассы, по центральной улице до клуба – он на перекрёстке, - а дальше второй дом справа, перед домом будка для пасеки и несколько не распиленных брёвен. Пашка не дурак: шёл по деревне и смотрел, к какому дому подходят телефонные провода. Говорит, за нас сильно беспокоился, что будет переживать.
   - Они ничего ему не сделали? Почему не помнит, как попал в машину?
   Ответила Дарья, которая, хотя и вытирала слёзы, но уже улыбалась:
   - Сказал: ничего плохого не сделали, «очень весёлые мужики», в дороге сломались и переругались. А здесь с горки съехал и помнит только, что какую-то тряпку из-за спины сунули в лицо. Наверное, усыпили.
   - Ну, всё. Я еду.
   - Кого пойдёшь просить?
   - Я на мотоцикле.
   - Иван, ты что? Зимой? Да вы околеете.
   - Кто сейчас поедет? Я буду искать машину в течение часа. Потом заводить, разогревать... А мотоцикл факелочком погрею и через пятнадцать минут выеду. За стёклами не замёрзнем. Паша будет сидеть в коляске. Возьму тулуп, старое ватное одеяло. Дашь свои валенки: вдруг у него промоченные. Ничего, дорога расчищена. А мой маленький конь меня ещё никогда не подводил…
   - Но шестьдесят километров…
   - То до города. В Агафоновку меньше. Возьму масло, а на обратном пути заеду на заправку. Юра, достань аккумулятор.
   Иван действительно сумел быстро для зимы завести мотоцикл; укутался 
118
сам, а Дарья набила полную коляску тёплыми вещами так, что Юра, помогавший отцу, пошутил: мол, и Пашке негде будет поместиться. Взял Иван и ружьё, но мысленно попросил у Бога, чтобы не допустил такого греха: стрелять в людей, какими бы они ни были. Наконец, наказав жене и сыну закрыться на все крючки и никуда не выходить, даже если идиоты соседи начнут резать друг друга, а также не нервничать и скоро его не ждать – мотоцикл всё-таки техника не особенно быстроходная – Иван выехал со двора.
   Просидеть взаперти всё время ожидания у Дарьи не получилось. Сколько раз уже за свою непродолжительную деревенскую жизнь она наблюдала бои у беспокойных соседей по двухквартирному дому, однако когда Степанчиха дико завопила во дворе, Дарья не выдержала и вышла посмотреть, что случилось.
   - Мам, ты только не вмешивайся: нам своих проблем хватает сегодня, - попросил Юра.
   Она обещала, понимая, что сын имел в виду. Колькина жена во время пьяных драк могла искать спасения по всей деревне, но быстро мирилась и мужем и потом циничноохаивала своих заступников. Пару раз поймались на этом и Иван с Дарьей.
   - Если только убивать будут друг друга…
   - Не будут, мам. Им лишь бы пошуметь…
   Сцена, слабо освещённая луной, могла показаться занятной, если бы не выглядела страшной. Степанчиха, прижавшись к маленькой летней кухне, огромными глазами смотрела на своего супруга, который, хоть и принял театральную позу разбойника с топором в руках, но угрожал вполне правдоподобно:
   - Убью, зараза!.. На куски порублю!..
   «Беседу» родителей наблюдали с крыльца дети, настолько испуганные, что не решались вмешиваться даже словом. Какой-то собутыльник, которого Дарья не узнала в темноте, занял позицию на расстоянии сабельного удара и вяло уговаривал Кольку пойти с мороза в дом.
119
   В тот момент, когда Дарья подошла к границе дворов, разбойник начал решительно препираться с миротворцем, и можно было надеяться, что сценарий не предусматривает трагической развязки.
   - Не мешай, братан! Не мешай мне, говорю! Или ты мне больше не корефан! Прирежу эту стерву, как свинью, тогда выпьем!
    «Зарублю», - автоматически поправила логическую ошибку соседа Дарья, а ситуация обострилась.
   Колька бросился на жену, взмахнул топором, та увернулась и бросилась за кухню. Муж выразительно шарахнул орудием по стене и бегом последовал за супругой. Они бодро обежали строение.
   - Беги в дом, беги в дом! – визгливо закричала с крыльца полоумная старуха, которую Дарья сразу и не заметила среди толпившихся на возвышении.
   - Да я ему сама башку разобью! – вдруг осмелела жертва и взяла в руки какую-то железяку.
   - Ну, разбей, - добродушно согласился гость и поднялся на крыльцо.
   С криком «Ах, ты, стерва!» Колька вновь бросился в атаку, и супружница его опять рысью побежала за кухню. На этот раз атакующая сторона попала в сугроб, а преследуемая, совершив круг, едва не уткнулась в спину преследователя. Пришлось подождать, пока тот оббежит.
   - Стой, б…! Всё равно убью! – серьёзно заметил Колька, вновь оказавшись на виду у зрителей.
   Его жена ответила вежливым обещанием:
   - Сейчас милиция приедет! Милиция приедет! Понял?! Они с тобой разберутся!
   - Ах, ты!.. – и третий круг совершился.
   В следующей паузе Степанчиха прокричала целый монолог:
   - Ирод! Убьёшь меня – сам же будешь хоронить! А кто детей кормить-одевать будет?! Ты ж ни хрена не можешь! Только воровать! А воровать-то уже негде!..
120
   За это время Колька отдышался, и на четвёртом круге опроверг только начальный аргумент жены:
   - Хоронить тебя, тварь!.. Собакам брошу…
   Что было после, Дарья уже не наблюдала: вдали послышался треск мотоцикла, и она поспешила к воротам.
   В эту беспокойную ночь с 11 на 12 января Пашу принимали в родном доме куда почётнее, чем, к примеру, нашего президента в Вифлееме. Дарья быстро разогрела ужин, открыла две банки его любимых компотов – грушевого и малинового, в печку, где до сих пор поддерживался огонь, натолкали дубовых поленьев. Паша уплетал пельмени, хотя похвастался, что приютившие его люди ещё и накормили юного путешественника, и, несмотря на просьбы молчать, громко пересказывал свои злоключения.
   - …Фиг его знает, скатился ли я с горки! Вроде, скатился! Очнулся в машине, а ЭТИ о чём-то разговаривают! Я сразу не понял, что они там болтают!..
   - Сколько их было? – спросил Иван.
   - Двое, пап! Того, что за рулём, я плохо рассмотрел, но спина здоровенная! Он больше молчал! А второй со мной разговаривал, даже загадки загадывал! Не помню сейчас! А, фигня!..
   - Он с тобой сзади сидел?
   - Не, впереди! Рядом с тем шварценеггером, что за рулём! А дверцу я б всё равно не открыл! Они мне сразу сказали! Это там, впереди, на кнопку нажимаешь, и все дверцы это...
   - Заблокированы.
   - Ага!.. Когда я в себя пришёл, мы уже по трассе метелили! Это я по асфальту догадался! Сначала побаивался их, а потом, когда второй начал со мной разговаривать, шутить, я спросил, куда они меня везут! Говорит: на свалку, всё равно ты своему папаше не нужен! Это он так сказал: «папаше»!..
   Заметив, как изменилось лицо мужа, Дарья поспешно спросила:
121
  - И о чём же он с тобой разговаривал?
   - Да о всякой ерунде!.. Я не хотел отвечать! Так!.. Про школу спрашивал, как учусь!.. Спросит что-нибудь, а потом о себе рассказывает! Трепался, что какую-то академию кончал одиннадцать лет, и оттуда на зону загребли! Так и не окончил!.. Смотрю: мы всё едем и едем! Решил попробовать разжалобить этих козлов, раз про школу спрашивают! Так…писклявым голосом говорю: «Отпустите меня ради Бога. За меня родители будут сильно переживать. И каникулы кончаются, скоро уроки…» А этот весёлый базарит: «Заткнись, а то я вообще передумаю. Вдруг кое-кто нас ещё не поймёт!» И передразнивает меня, гнида! Ой, извини, мам! Это не матершинное слово! Передразнивает: «Отпустите меня ради Бога…»
   Мальчишка так пропищал, что вся семья невольно заулыбалась.
   - Я их не так просил! Хотя старался пожалобнее! Было б у меня наше ружьё, этот баран ещё б не так заблеял! Я б ему!.. Ага, перекривлял меня и говорит: «А мы не верим в Бога! Правда?!» Это он своему напарнику! «У нас свой бог»! И показывает мне пистолет!
   - Настоящий пистолет? – одновременно спросили Дарья и Юра.
   - Ну да…наверное. Да машина тут же скоро и сломалась! Где-то с