"Время Лиха"

не будешь…
- Но вообще ж берут?
   - Берут… Смотря где. Если б нам у входа место досталось, за день бы всё распродали… Интересно, что сало ушло быстрее, чем мясо. Да, знаешь, кто у меня рёбрышки купил?.. Наш бывший директор совхоза.  Работает теперь в департаменте сельского хозяйства области.
- Ну да?.. Здесь наработал, довёл до ручки… Кстати, наш совхоз восстановили. Старый Никотин, бригадир, избран руководителем, бухгалтеры вернулись в контору, механизаторы, видела, снова около тракторов крутятся. Правда, теперь это не совхоз, а кооператив.
   - А люди те же... Открой кружок, а то дымит…
   - И правда… Заговорилась…
   Дарья захлопотала у печки, и разговор на время прервался.
   - Юра! – крикнула она. – Оденься, сынок, принеси несколько поленьев: пирожки дожарить!
   - Да-а, дела-а… - вслух размышлял над новостью Иван. – Всю прошлую зиму воровали семенное зерно. Причём всем коллективом и под руководством сторожей. Потом купили зерно для сева, продав два комбайна.  Летом нанимали чужие комбайны, что успеть всё убрать. Платили этим же зерном, одновременно воруя себе. Теперь, изменив вывеску, думают изменить себя?..
   Залаяла собака, и Ивану пришлось выйти во двор. Вернулся не сразу.
   - Что ж ты в одной шапке мёрзнешь? Ничего не накинул, - упрекнула его
87
Дарья.
   - Петька Рыбаков приезжал. Отдал ему свою канистру солярки. Дрова надо вывезти с деляны.
   - Кажется, тебе самому солярка была нужна?
   - Отдаст. Ему срочно.
   - Что за срочность такая? Уже стемнело, а они в лес…
   - Говорит: на завтра-послезавтра передали снегопад. «А потом к нашему егевюпвиведутквутые из Мовска, начнут, как чевти, носиться по лесу и палить во все стовоны из кавабинов. И так всю дичь повыбили и нас в лес за двовами не пускают», - Иван усмехнулся своей пародии на картавого односельчанина. – А снег уже идёт. Красиво…
   - Завтра опять будем откапываться… Кстати, у Рыбаковых новые соседи.
   - Эту развалюхуПетренок кто-то купил?
   - Купили. Семья – четыре человека. Жили в нашем городе, на окраине, а там начали строить бензоколонку. Полгода их выживали: то мужика побьют, то в огород бульдозер заедет, всё вывернет… Формально власти их поддерживали: хотите – живите, хотите – назначьте компенсацию за свой дом и участок. Но, во-первых, не хотели родительский дом продавать, а во-вторых, хозяева бензоколонки предложили им вообще гроши. Как что случится – вызовут милицию. А те – ни вашим, ни нашим: мол, нет повода возбуждать дело. Среди этих хозяев, вроде, сын мэра… В конце концов среди ночи прямо в дом въехал грузовик. Пробил стену в детскую комнату. И что ты думаешь? Грузовик был угнан со стройки, а угонщик скрылся. Поломали полдома, а отвечать некому.
   - Убить надо было того угонщика на месте.
   - Им не до этого было! Дети испытали такой шок, что попали в психиатрическое отделение. Младшая – девочка – до сих пор лечится… Был у нас бесчеловечный социализм, но демократию сделали ещё более бесчеловечной… Хорошо хоть, что ты перец и соль купил. В нашем ларьке ничего нет. Уксус да чипсы.
   - Значит, теперь у нас в деревне на четыре жителя больше?
88
   - Девочка у них пока в больнице, а мальчишку мне в класс привели. Поэтому я и знаю подробности. Да у нас вся учительская собралась послушать эту женщину! Возмущались… Хотя нас самих так же растоптали… Да! Харина Ленка родила! Так что, действительно, на четыре жителя прибавление.
   - Молодцы. А ведь бедно живут… Хотя, если не ради детей жить, то ради чего ещё?.. – сказал Иван и прибавил после паузы, когда в соседней комнате Юра ласково обозвал младшего брата.
   - Теперь уже не так бедно. Её муж всё не мог себе места найти: то в моря пытался, то в городе, в ларьке, работал. А теперь занялся хозяйством: развёл свиней.
   - Да, он трудяга…
   Иван устало вздохнул и замолчал: у него уже слипались глаза, но, боясь обидеть жену, он не шёл спать и мужественно дожидался, когда будут готовы пирожки. Наконец, Дарья сняла последнюю партию и присыпала солью масляные пятна на печке, чтоб не дымились.
   - Ну что, Даш, все новости? Будем ужинать? – Иван потянулся, встал. – Эй, мужички! – крикнул он сыновьям.
   - Хорошие все, - ответила жена.
   - Есть плохие? 
   - Плохие как всегда на улице вдов.
   - Ну, и название…
   - Точное название… У троих женщин мужья и до пенсии не дотянули, два мужика руки на себя наложили. Ещё две воспитывают детей сами, а отцы неизвестно где.
   - И что за новость?
   - Савельевна вернулась из Чечни.
   - Да ты что? Ну, погиб её сын или нет?
   - Если б погиб… А то и свечку в церкви не поставишь: то ли во здравие, то
89
ли за упокой. Четыре месяца искала, такого насмотрелась, что нам в кошмарном сне не привидится. А теперь говорит, что лучше бы и не знала правды… - Дарья глубоко вздохнула. – Оказалось, что её Толю продал в рабство чеченцам его же старший лейтенант. Долго добивалась, и всё-таки по великому секрету ей сказали. А дальше – ничего. Офицер тот давно уже в другое место переведён на повышение, а сами чеченцы только о тех что-то сообщают, за кого ждут выкуп… Видела она и других наших пленных: живут в сараях, в ямах. Им и уши отрезают, и пальцы отрубают. Обращаются хуже, чем со скотом.
   - Ну, а военное начальство?
   - Говорят: мы ничего не можем. Часть эта теперь в Поволжье. А сама она по Чечне больше двух месяцев ездила, так там своя власть. Люди, правда, помогают, хоть и сами боятся. Стариков, женщин там уже никто не уважает. Всё решает автомат.
   - Да, никому мы не нужны… Паша! Мама сказала: сначала суп. Нечего сухомяткой набивать желудок… Сами  себя не уважаем, поэтому и чеченцы не считают русских за людей. А если б наша власть постоянно показывала, что за любого гражданина на всё пойдёт, тогда б никто не смел так обращаться с русским солдатом. Вон Америка. Чуть где угроза их посольству, сразу авианосец подгоняют, даже по пустыне. Пусть это рекламный трюк, но американца в любой банановой республике побоятся убивать. А русскому и нос отрежут, и уши… А, что там говорить! Если такое творится, как ты про бензоколонку рассказывала, то можно ждать, что и нам  скоро начнут уши отрезать…
   - Кто, пап? – весело поинтересовался Паша, которого по причине возраста ещё не впечатляли подобные истории.
   - Кто, кто… Своё же начальство… Какие-нибудь сынки мэров…
   Иван встал, в сердцах махнул рукой и, взяв кочергу, принялся ворошить в печке, чтобы побыстрее закипел чайник. Дарья, хотя и сама рассказывала с горечью, не ожидала, что так расстроит мужа, выплеснувшего на ужин столько раздражения.
   - Ладно, - сказала она через несколько минут, стараясь придать своему тону весёлость. – Я тебе лучше расскажу, как ко мне приходили свататься! Не 
90
хотела говорить, а то ещё побьёшь свата. Он тут, поблизости, через стенку.
   - Колька?.. А жених кто?
   - Его собутыльник. Башкатов, кажется. Возле брошенного магазина живёт.
   - Башкатов.Башка…
   - Пришли просить что-нибудь на закуску, - Дарья начала помогать мужу разливать чай. – На две бутылки самогона деньги нашли, а чем закусить – не могут найти… Стали трепаться о всякой ерунде и забыли…о цели визита. Шушера говорит: я сват, а это жених. Хозяйка, мол, ты хорошая… А я как раз тесто ставила на эти вот пирожки… Тут Паша с улицы пришёл и начал их гнать…
   - Пашка?! – Иван глянул на самодовольно ухмылявшегося сына.
   - Да. Кольке говорит: дома, наверное, всё сожрали, теперь по людям ходите. Копайте те две грядки картошки, которые такой толпой не смогли осенью выкопать…
   - Ого!
   - Что ты! Паша-то полушутя, а Башкатов обиделся, давай его за ухо ловить. А этот каратиста из себя изображает, грозится им. Отец, мол, вернётся, накостыляем вам вдвоём. Сосед наш тоже кулаки вытянул: давай, говорит, драться один на один. Тут уж и я не выдержала: прогнала «женихов»…
   - Видишь: я только на два дня, а к тебе уже свататься. Так что, если со мной что-то случится, одна не останешься.
   - Что с тобой случится? Опять болит что-то? – Дарья пристально посмотрела на мужа, в глазах её появилась тревога, а на губах ещё не растаяла улыбка, сопровождавшая весёлый рассказ.
   - Я, Даш, в областную прокуратуру заезжал.
   - Так я и думала!.. – Дарья всплеснула руками, хлопнув себя по ноге посудным полотенцем. – Как начал ты говорить, что в Морске выгоднее продавать, я сразу поняла, что ты всё ещё хочешь добивать своего…
   - И добьюсь. Там не помогут – в Москву поеду. Грязь не должна плавать наверху. Это противоестественно. Её место – на дне…
91
   - И чем закончилось твоё обращение?
   - Обещали помочь. Всё написал, как сказали. Самого областного прокурора Горина видел. Контора там серьёзная. Подавляет.
   - Все они серьёзные делать вид. Толку-то…  
   - Зря ты так. Это не у нас в райцентре: папка с одним моим заявлением. А там обо всех подробностях расспросили, не отмахнулись…
   - А ты фамилии называл?.. Тех, кого подозреваешь в краже?
   - «Подозреваешь»?.. Я знаю, кто украл. И фамилии их написал… Спросили только, не ошибаюсь ли. Обвинение, мол, - вещь серьёзная…
   - Небось, знают их.
   - Думаешь, в областной прокуратуре водят знакомство с уголовниками районного масштаба?
   - Голов у чудища много, а туловище общее… Опять собака лает. Кто-то к нам на свежину… Не одевайся. Слышишь: уже на веранде.
   - Значит, сосед. Они с нашим псом друзья.
   Как джинн из старого глиняного сосуда, в тумане морозного воздуха появился дед Степан.
   - Здравствуйте хозяевам! – громко заговорил он, притянув дверь. - Злыдню вашему что ли зеньки инеем залепило: едва ногу не оттяпал!
   - Здравствуй, Степан Игнатьич! Садись с нами за стол!
   - Вы вот вечеряете – приятного аппетиту, - а я зараз к тебе, Иван, по делу, как к свидетелю события, - старик оперся на плечо, подставленное Юрой, и стянул с себя валенки. – За стол не сяду: уже сыт. Даже пирожков ваших пахнущих на всё село не предлагайте, а вот чаю дайте, чтоб вам неудобств не было на меня смотреть. Юрий! А ну, глянь: катанок целый?!. Не узнала меня дура. Говорю: не рычи на своих… Ну, как съездил, Иван? Можно в области торговать-то? – дед Степан примостился ближе к печи.
   Иван выждал, когда дети уйдут в свою комнату, потом ответил:
   - Можно, конечно. Кабана почти продал. Орлов тоже.
92  
   - Вот, цельного кабана сбыл. Год растил. Сколько кормов ушло, ежели по три ведра в день. Сколько навозу перекидал вонючего. Это ж не корова. А много ли купишь за свой годичный труд?
   - На эти деньги можно купить телевизор. Простенький. Или диван. Подешевле.
   - А тот ячмень да картошку, что хряку скормил, считаешь? Полтелевизора минус.
   - Да и продать непросто. Пока торговать начнёшь – всю голову заморочат. Ветеринары филе и полпечени себе срежут – на анализы…
   - Жрут анализы-то?.. Вроде ж пост.
   - Жрут… Да за место, да за рубку. Сам разделывать не имеешь права, только рубщик…
   - Это что ж получается? Ты вырастил, никто тебе не помогал, а три раза поделись?.. Вот тебе и сапоги из шкурки блохи…
   - Три?.. Не три, Игнатьич, а тридцать три.
   - Как это?
   - А вот считай. Здесь, у нас, - клеймение и ветеринарная справка. Почти сто рублей. Орлову на бензин дал на двести километров. То есть горючка пополам. По дороге четыре раза гаишники останавливали: один взял пятнадцать рублей, двое – по шестьдесят, а возле Дубков вообще наглые