за этим, свою не компетенцию, и полную несостоятельность. Поэтому, активно, на протяжении своей политической карьеры, он довольно успешно забалтывал своей пустой, бессодержательной болтовнёй, обнаруживающееся непонимание возникших проблем, несущих стране смертельную угрозу. Первые пару лет этот ловкий демагог своей болтовнёй просто обаял и усыпил всё общество, ввёл его в какое-то умопомрачительное состояние одури, наверное, точно так же, как и его самого, агенты влияния Запада обаяли всякой словесной шелухой про «свободу», и «демократию» и прочие «ценности» Запада. Наверняка это провернул, идеологически обработал его, вражина Яковлев, наученный Западом, подобрал ключи к его мелкой и продажной душе. Тогда и решил он, хорошо обработанный сильнейшим ядом вражеской идеологии, – вот он выход из «безвыходной» ситуации в его стране. Когда, не справившись с её управлением и исправлением её пороков, снюхавшись с врагами этого государства – Западом, на радостях готовил её уничтожение, взял курс, под бурные аплодисменты «демократичного» Запада в «светлое» капиталистическое будущее. А продолжили взятый им курс, следующие его последователи, и зарулили в тёмное капиталистическое прошлое. К тому времени, у власти собралась жадная, не компетентная толпа бездарных карьеристов, неспособных вести общество к социализму. Поэтому, выбирать из этой шоблы, честных и компетентных политиков, для управления страной, было делом, обречённым на полный провал. А тот деятель, взявший этот курс на уничтожение социализма в стране, до сих пор, уже глубоким стариком, со спокойной совестью, мотается там, на полюбившемся ему Западе. Одарен этот Иуда, за предательство народа и страны, ростовщиками Запада сполна, и Нобелевской премией, и недвижимостью и счетами в банках, живёт долгой, счастливой жизнью. Ну, разве, чего-то другого можно было ждать от этого не компетентного карьериста лже коммуниста, и от прочих не компетентных карьеристов, жадной толпой собравшихся у власти, озабоченных лишь личным обогащением и благополучием? Ну, а у всяких там СМИ, специализация такая, их роль придворных поэтов, – раздувать очередного безвестного, ничтожного карьериста, взобравшегося на политический олимп, до размеров великих политических деятелей. Это их обычное, во все времена рутинное дело – создавать имидж величия власть придержащим. И, не за просто так. А за свой, очень даже, хороший прокорм, всегда соответствовать отведённой им роли придворных поэтов. А карьеризм, это отбор наихудшего человеческого материала, поэтому является вреднейшим явлением, ведущим общество к его духовной и интеллектуальной деградации. Но лже коммунистическая партия, выродившаяся КПСС, не могла взращивать другой материал. А иной человеческий материал честных, компетентных, радеющих за страну коммунистов, не сообразный сути лже коммунистической партии, в ней не приживался – изгонялся из этой партии. По сути это была партия алчных, аморальных, не компетентных карьеристов.
А Леонид Ильич, в последние годы своего царствования, будучи уже маразматиком, был раскручен тогда, ну, ни сколько не меньше, чем какой-то там Ленон. Это была и его эпоха – Леонида Ильича. Теперь, уже, конечно, не многие помнят его. Пришли новые поколения, глубоко озабоченные зашибанием бабла в условиях теперешней смрадной жизни, что задала им олигархическая людоедская власть, явившаяся после гос. переворота 1991 – 1993 года, так что, не расслабишься и не забалуешь. И вообще, им не до жиру, быть бы живу, оттого им нет никакого дела теперь до каких-то Леонидов Ильичей и до много чего прочего. Потому, в их сознании, напрочь отсутствует исторический контекст, из-за чего, так неадекватно теперь, воспринимается ими эта жуткая действительность. Но, это именно то, что и необходимо иметь олигархической, антинародной власти, иметь общество с ущербным сознанием, чтобы было возможным им беспрепятственно царить в этом ущербном, мало вменяемом обществе. Это мажоры, детки хозяев этой смрадной жизни, утопающие в мотовстве и роскоши, всем пресытившиеся до тошноты, могут маяться от безделья и скуки.
И называют то время эпохой застоя, закономерно (а, по-другому и быть не могло) сменившимся затем новым, теперешним временем эпохи отстоя. Наверное, сложно будет разобраться будущим историкам в том, как эта не компетентная шобла проходимцев и политических авантюристов, так ловко дурила честной народ тогда... ну, и теперь тоже. Это всё ещё живёт, как неодолимый пережиток далёкого прошлого, прочно сидящий в идеологизированном сознании людей. Когда этих вурдалаков представляли и выдавали с помощью идеологий, (словесной шелухи) мороча головы всему обществу, аж, за наместников Бога на этой грешной Земле; – всяких там царей, королей, фараонов и прочих в этом роде. Ещё к ним причислить бы для полного комплекта современных вурдалаков.
Игорь, ненавидевший ту самую эпоху застоя (тогда, конечно, она ещё так не обозначалась – не обзывалась) удушающую его – как он иногда выражался тогда. В отместку ей, он страстно подражал, (вроде, как протестовал), Западной культуре, находил там полное согласие и умиротворение своим мятежным думам и всяким его причудам. И его поступки были, так же согласованы и сообразны с ними. И ему не казалось вовсе, что он может обманываться, был глубоко убеждённым в их подлинности. Образы той жизни для себя, он черпал из музыки, диссидентской литературы, общения с людьми, исповедующими и проповедующими такие взгляды. К примеру: почитаемый им журнал «Америка» издаваемый спецслужбами США, построенный так, чтобы вызвать зависть, обиду и злобу у читателя, деморализовать его, был для него путеводителем к его идеалу счастливой и красивой жизни. Он, конечно, как и большинство читателей этого журнала, о таком подвохе не знал и даже, не догадывался. В разговоре он обычно пользовался каким-то специальным, хорошо усвоенным сленгом, указывающим на его принадлежность к этой культуре. Никак не мог он быть тогда равнодушным и безучастным, как многие его приятели, к той, увлёкшей его за собой безмерной бунтарской стихии. Воображаемая им действительность, как опасная трясина, всё больше и больше засасывала его в свои недра.
Американская мечта, прочно засевшая в его сознании, стала смыслом его жизни, она щемила его безутешную душу, как появившаяся чуть позже, созвучная его чаяниям, надеждам и мечтам, песня «Гудбай Америка - о-о-о!» где он не был никогда. И в порыве отчаяния, всё чаще сопровождавшего его, он горестно прощался со своею мечтой навсегда. Теперь же, когда многие побывали там, хлебнули всех тамошних прелестей сполна, поняли, что всё это было пустым – пустышкой, голливудским миражом – обманом. А, какие-то иные идеалы, проповедуемые школой, или различными искусствами в стране, обычно у него вызывали раздражение, нахальные усмешки, и злой саркастический смех. Было это обычно так, его снисходительно ироничное, уничижающее – ха, ха, ха … это всё лажа «старичок». Означающее, вот, дескать, а там, за кордоном, на Западе, где мы не будем никогда, всё не так мрачно и смрадно, как у нас, там настоящая, полнокровная интересная жизнь, воплотившая наши идеалы о ней. А вы несчастные, сирые и убогие даже не догадываетесь ни о чём. Хотя, в его, совсем не смеющихся, а со временем всё больше печальных глазах готовых вот, вот прослезиться от обиды и бессилия что либо, изменить, читалась полная безнадёга. Выражалось в них всё более отчаяние, и растущая убеждённость, что здесь у нас вечное, неизменное, беспросветное, не имеющее никакого смысла прозябание. И страшно было ему осознавать, что с этим необходимо примириться. Говорил об этом горько, обречённо, с злой иронией, будто в каком-то заточении находился здесь, из которого нет освобождения.
Оповещал, будто тёмных и не смышлёных простачков, так небрежно, между прочим, из сочувствия к ним и «благородства» своего, указывал на такие совершенно очевидные для него вещи, при осознании которых, с горя, можно было только разрыдаться. Будто внутри него какой-то не удобоваримый котёл с мыслями, образами клокотал, не находя своего логического рассредоточения, терзал и убивал его. Ему казалось, вроде, как всё так очевидно и наглядно, что и не требует каких-то особых разъяснений, о которых он просвещённый знает всё, или почти всё. Его образ жизни весьма подходил тогда, был сообразен смыслу слов, какой-то переделанной, ироничной песни, ставших на какое-то время изречением, а позднее пророческими – «сегодня слушаешь ты джаз, а завтра Родину продашь…». Ведь девяносто первый год был не за горами, когда все разом, обработанные ядом зловредной либеральной Западной идеологии, извратившей их сознание, сознание всего общества, новой, ещё более изощрённой ложью (лажей), стали все разом, не нуждаться родиной. – Нисколько не задумываясь, когда, все разом, сдали её вурдалакам – либерал-демократам. – Под словесной шелухой про «демократию» и «свободу», искусно скрывающемуся тогда ворью, аферистам и мошенникам. Вурдалакам, избравшим себе такой, понравившийся им новый политический окрас, успешно сменивший, их ранее, используемый ими, красный коммунистический окрас. Они как обычно, в очередной раз, чтобы было им возможным и в этот раз, ввести в заблуждение и одурачить ничего не понимающую и до всего безразличную, одурманенную этой, уже новой идеологией (новой лажей), инфантильную массу людей. Эти вурдалаки – те самые бесы Достоевского, завладев страной, тут же продали её (её суверенитет) за бабло (за тридцать серебряников) мировому ростовщическому капиталу – мировой ростовщической олигархии (ростовщикам), набросившей свою ростовщическую удавку, теперь и на эту страну. Это свершилось, когда хорошо, ярко и убедительно показали себя безволие и инфантилизм всех – неспособность к здоровой созидательной жизни, неспособность противостоять силам зла, завладевшим страной. Когда всё потонуло тогда в бессмысленной многолетней болтовне, – пресловутой перестройке, закончившейся полным крахом благих ожиданий. Так и не смогли создать ничего путного, остались все у разбитого корыта. Ну, разве, что, к номенклатурному паразитизму прибавился ещё и олигархический ростовщический паразитизм. Вот и весь смысл той затянувшейся безумной шумихи – перестройки.
А Игорь ещё до наступления этого времени будто зомбированный совершенно не допускал такой возможности, что ещё больше лжи, может быть там, на Западе. Бездумная идеализация Запада слишком затуманивала его сознание. Он был настолько зомбирован Западной идеологией, что ни сколько не допускал даже, что возможны и там явления, противоречащие его представлениям, будто думал, что иные представления о тамошней жизни, могут испортить и очернить его мечту. И тогда эта мечта обратится в прах. А он никак, ничем не хотел замарать её – свою мечту, чтоб была она такой чистой, не замаранной, его голубой мечтой, сравнимой, ну, разве, что с птицей счастья завтрашнего дня. Это никак не позволяло ему усмотревшему лажу здесь, усмотреть эту лажу там. И она, эта вездесущая лажа,
