Сын Валентины Михайловны

огорода, это обычно какая-нибудь зелень, огурцы, клубника, смородина и крыжовник. Называла его, потерявшим всякую совесть нахалюгой.  Она, наверное, не знала, что он сын Валентины Михайловны. Он, развалившись на сидении автобуса, дремал и ничего ей не отвечал, лишь временами открывал полные безразличия ко всему глаза, чтобы окончательно не заснуть и не проехать свою остановку.  Ему уже было всё  равно, скорей бы добраться домой, отдохнуть и восстановить потраченные за день и почти бессонную ночь силы.

    По истечении уже нескольких месяцев, или, даже, может быть, многих месяцев, его родители стали всё больше беспокоиться и возмущаться его поведением. Ну, не то, чтобы, так уж прямо, и возмущаться, такого они ещё долгое время себе не позволяли,  а  скорее всего, они как-то робко, осторожно, чтоб не обидеть его ненароком, делали ему замечания по поводу его образа жизни, его неуёмного пьянства, и осторожно, напоминали, что пора бы ему подумать о работе.  Игорь возмущался, приходил в состояние бешеной ярости, когда слышал эти упрёки, и кричал им в ответ, обвиняя  их в  родительской чёрствости, потому что не позволяют ему ещё получше и подольше отдохнуть после тяжёлой армейской неволи, и намеренно сгущая краски, сравнивал её с тюремной неволей. Для ещё большей убедительности, не находя ещё более сокрушительных аргументов в свою пользу, в таких, уже всё чаще, повторяющихся случаях, он бил на кухне посуду о пол и стены.  Особенно, если мать и отец угрожали не дать ему денег на попойку, он же, это называл красивой эстетской жизнью. Валентина Михайловна долго и упорно уговаривала его дать согласие на то, чтобы она, используя свои обширные связи, могла пристроить его, куда-нибудь, где не потребуется от него каких-то больших усилий. Подобно  тому, как на каких-то там ударных, изнурительных комсомольских стройках Камаза или Бама, или, ещё на каких-то других    стройках коммунизма возникающих то тут, то там, в стране. Однако всё было бесполезным. Игорь не поддавался никаким уговорам и увещаниям своих родителей.  Ему были  глубоко чужды их стенания. Даже брата своего старшего Петьку держал в страхе и напряжении.

    Он  продолжал куролесить по Москве. Однажды, как это часто бывало у него, он запозднился там, и видимо, решил заночевать у какой-то своей знакомой Галине на Пятницкой. Несколькими днями ранее он познакомился и очаровал её, где-нибудь в кафе или на дискотеке, и провожал её до дома, наобещав ей во хмелю, что только он тот, что надо. Теперь же, найдя, как ему казалось тогда, нужный дом и квартиру, он уверенно звонит в дверь, предполагая, что радушно будет принят ею.  Он предвкушал как, уставший за целый день исканий и шатаний, с упоением заляжет к ней в постель, а наутро, свежий и бодрый вновь продолжит свою эстетскую жизнь. Вместо этого, на его звонок в дверь, к нему выходят две какие-то незнакомые весёлые, стройные девушки и спрашивают его, – а, вам кого. Игорь, ожидавший увидеть свою знакомую, немного стушевавшись, сально улыбаясь,  отвечает им – а мне Галю можно позвать, предполагая, что она там, в квартире и  подруги, сейчас же позовут её, сообщат ей о его приходе.  Девушки переглянувшись, говорят ему, – у нас нет такой. Игорь принял это не всерьёз, решил, что они просто почему-то не хотят её позвать к нему, может быть хотят разыграть его и потешиться этим, хотя ему, за целый день, куролеся по городу, уже уставшему,  вроде, и не до шуток было; поэтому никак  не торопился уходить. Хотел  выяснить, в чём же дело. И  повёл диалог с ними так, чтобы, без всяких обострений и грубостей, ласково, шутя, добиться своего: заставить их больше не упрямиться, и позвать всё же, эту, его Галю.  Он спрашивал, предполагая всё ещё, что это квартира его Гали – а, что вы здесь делаете, ему отвечали, что они здесь в гостях и празднуют день рождение своей сотрудницы. А вы кто и откуда – чтобы поддержать разговор, продолжал задавать вопросы Игорь, надеясь выйти каким-то образом на свою Галю, и уже через неё стать желанным гостем здесь на вечеринке. Девушки немного смутившись, отвечали ему – а, мы с Петровки 38.  Игорь подумал, что это всё тот же, продолжающийся их розыгрыш, забава и шутки, решивших и дальше над ним потешаться, развеселившихся после шампанского девушек, не понятно ему только, зачем. И нисколько не поверив им, он обычным своим саркастическим, нахальным –  ха-ха-ха, нагло с издёвкой,  ответил им – а, я с Петровки 39. И вдруг видит, и глазам своим не верит, выходит к ним в коридор женщина лет сорока пяти, а на ней милицейский китель с полковничьими погонами и спрашивает – вам, что молодой человек нужно. Игорь, на первых порах пришёл в замешательство, даже несколько смутился, что это? Не наваждение ли, какое, у него с перепоя, затем опомнившись, придя в себя, вежливо, ещё немного пошутил и откланялся и поспешно ретировался. Так не состоялась его ночёвка у его знакомой незнакомки Гали. Оказалось, позднее выяснилось, что он ошибся адресом, нужный ему дом был где-то рядом, память с перепоя подвела его. Теперь же, было необходимо возвращаться в родительский дом за новой порцией денежных средств, для продолжения своего активного отдыха с развлекательными программами.

Напуганная проказами спивающегося Игоря, Валентина Михайловна всё больше всматривалась в его друзей и приятелей, казалось ей, что это они так дурно влияют на Игоря.  Пыталась  понять – кто же из них так пагубно влияет на него, затягивает его в пучину пьянства и алкоголизма, видимо, не верилось ей, что он сам, без чьего либо влияния, мог дойти до жизни такой непростой – сволочной. Присматриваясь к его дружкам, по вечерам или выходным дням, иногда  приходящим к  Игорю, она обнаружила, что  никто из них не имел тех необходимых качеств души или характера, в её столь требовательной оценке, чтобы она могла  позволить ему общаться с ними. Она  была очень строга, и всё внимательнее всматривалась в тех, кто и зачем приходит к Игорю. И обнаружив, что они не меньше чем  Игорь имеют пристрастие к спиртному, (разузнала о них от знакомых в своём поселении) она категорически стала запрещать ему общаться и дружить с ними, ни  в одном из них она не усмотрела (не обнаружила) духовных качеств Павки Корчагина или молодогвардейцев. И  в первую очередь под «огонь» её уничтожающей критики  попали его  наиболее близкие на то время друзья – Граф, Учитель, Киндин, Лёшка Б.  Она гнала их прочь, с порога дома своего, как бы там не возражал Игорь, не позволяя им войти в дом, оберегая его от их тлетворного влияния. Будто это волки лютые  с  неведомых дремучих  краёв приходят заграбастать её Игоря, от которых, во что бы то ни стало, его нужно оградить и спасти. Не хотела видеть посланцев того лютого мира, губящих её Игоря. Хотела уберечь его от пагубного воздействия внешнего мира, чтобы подвергшийся жесточайшей эрозии внешний мир, не захватил и её Игоря, не подверг его тяжёлому недугу и гибели, как многих других.  А ему  говорила, стараясь убедить его, что они конченые алкоголики, и чтоб никогда их не было на пороге нашего дома. Даже иной раз грозила вызовом милиции при их появлении. Предполагала, что такими радикальными мерами поставит своего Игоря на путь исправления.  Но, и такие меры предосторожности, касающиеся его спасения от нравственного одичания и гибели, успеха не имели. Но, с кем, же она могла рекомендовать дружить Игорю? Павок Корчагиных и молодогвардейцев, рекомендованных тогда  литературой, и желанных ею, в природе, – нигде в действительности не водилось – не существовало. Комсомол, это гнездовье лжи, цинизма и формализма, уже давно деградировал и морально разлагался. Его алчные циничные руководители втихаря исповедовали уже иную идеологию – не коммунистическую, и ждали своего часа. Так, что не было окрылённых мечтами и перспективами идей высоко духовного общества, кому она могла бы доверить своего Игоря. Ну, конечно же, не одна она, разлагалось и вырождалось всё вокруг.

Валентина Михайловна как-то и не думала, и не догадывалась даже, что её сын подвергся тлетворному влиянию Запада, и теперь морально разлагался. Хотя иногда на собраниях, имея активную жизненную позицию, она, всё ещё, что-то искренне говорила, про то, как противостоять этому влиянию. Она, наверное, никак не предполагала, не задумывалась, что формализм и фальшь всей нашей жизни не способны противодействовать этому тлетворному влиянию на души многих и многих молодых людей, не только её Игоря. А  всякое, всюду навязчивое  продвижение  ценностей и идеалов, черпаемых из коммунистической идеологии не адекватных, не соразмерных нашей подлой, лживой и фальшивой жизни  вызывают только сарказм и ещё большее их отторжение и неприятие. Поэтому, молодые люди, уходя от этой действительности, находят всё большую усладу и упоение в Западных ценностях, не сталкиваясь с ними в реальной жизни.

    И что же, возможен ли какой-то разумный подход к пониманию столь парадоксальной,  или может быть даже какой-то нелепой, сильно запутанной ситуации между реальной жизнью и её идеалом? Ну да, конечно же, к этому времени, ушлые проходимцы, с приходом их в 1991 году к власти, нашли  подходящий идеологический ход, отвечающий их паразитическим устремлениям, к пониманию и к разрешению такого парадокса. Как же, не  могли они не найти его, эти виртуозные плуты, шулера, аферисты и хамы, тотальной ложью заманившие миллионы доверчивых как дети, инфантильных людей в свой асоциальный олигархический режим социальной жизни.  Если никак не получилось за многие десятилетия подогнать смрадную, фальшивую жизнь под коммунистические идеалы высоко духовной и высоконравственной жизни. Потому что коммунистическая идеология с такими её ценностями была глубоко чужда царящей тогда в стране алчной, не компетентной, тотально коррумпированной псевдо коммунистической партийной бюрократии.  Когда, экономический кризис, вызванный их не компетенцией и их категоричным не желанием строить экономику в интересах всего общества и тотальной коррупцией, да ещё дополненный  идеологическим кризисом, полным банкротством коммунистической идеологии, тогда, морально разложившаяся партийно-комсомольская верхушка,  в сговоре с ростовщиками Запада, и замутила ту самую  пресловутую перестройку. То, уже, теперь  никому не нужную, коммунистическую идеологию, они злобно охаили и выбросили её за ненадобностью им. 

    И чтобы как-то облагородить  приходящую ей на смену очередную туфту и ложь, выдать её за что-то светлое, зовущее к лучшей жизни, адепты новой идеологии, чтоб не имитировать им больше всякую там нравственность, совесть, духовность, так и не прижившуюся в деградировавшем обществе. И чтобы, в очередной раз  пропагандистской ложью  не смущать, и не волновать,  не  приводить к коллапсу ещё  незрелое сознание иных молодых, совестливых людей. То, они саму жизнь, пользуясь всё тем же незрелым  (неспособным возразить и много чего, ещё не способным) сознанием, и не только молодых людей, взяли да сделали уже всерьёз и надолго,  ещё более откровенно подлой, циничной, ещё более лживой, и фальшивой. Подогнав, ими устроенную жизнь, уже под другие идеалы и лозунги –  как  уверяют эти