найдётся мальчик, который крикнет “Он голый!”»
В эти годы он во всё большей степени осознавал также, что многочисленные «толстовцы» в сущности таковыми не являются. Большей частью каждый из них ухватывал лишь отдельные фрагменты его учения, не посягая на то, чтобы охватить взглядом всю эту гигантскую конструкцию. Толстой так и сказал с горечью 21 февраля 1906 года (М 2, 57): «У меня платформа широкая, я на ней один».
Какова ответственность писателя за воздействие его текстов на читателя, за выбор читателем путей и ориентиров? В «Вишнёвом саде» есть чудесный диалог Петра Трофимова с Симеоновым-Пищиком о Ницше: «Ницше … философ … величайший, знаменитейший … громадного ума человек, говорит в своих сочинениях, будто фальшивые бумажки делать можно. – А вы читали Ницше? - Ну … Мне Дашенька говорила». Похоже и у Толстого. В лучшем случае воспринимали у него одну лишь программу самосовершенствования (Г.Андреев <Фейн>. Чему учил Лев Толстой. 2003). Другие, вслед за ним ополчались на ненавистную цивилизацию, на культуру во всех её проявлениях, на церковь, на государство, на само отечество, но при этом считали самосовершенствование, вопреки его учению, чем-то второстепенным, не самым срочным …
*
Его представления о революционной ситуации в России и мире достаточно полно изложены в большой статье «Конец века», завершённой в ноябре 1905 года (то есть – одновременно с хвалебным письмом Стасова) и в 1905 году опубликованной в Лондоне. В очень сжатом виде его позиция выглядит следующим образом.
Современное христианство – искажённое, испорченное за свои 19 веков. Необходимо вернуться к исходному христианству – начала христианской веры. К христианству, решительно отвергавшему всякое насилие, но даже и участие христианина в насилии, его добровольное сотрудничество с властью, основанной на насилии.
Современные государства христианского мира являются «христианскими» лишь по названию, так как в очень большой мере допускают насилие и опираются на насилие – как по отношению к жителям своего государства (вплоть до истязаний и смертной казни), так и к другим государствам: неудержимое наращивание вооружений, вОйны, захваты чужих территорий.
Господствующие сегодня христианские церкви – не вполне христианские, так как сотрудничают с насильственной по своей природе властью и дают религиозную санкцию на государственное насилие.
Величайшей несправедливостью современного мира является частная собственность на землю, недопустимо ограничивающая естественное право земледельца работать на земле.
Русское христианство в силу особенностей своей истории в значительной мере сохранило христианство в его исходном, неиспорченном виде. В то время как вера народов ряда других стран христианского мира заметно искажена иллюзией их участия в управлении своей страной (всеобщие выборы, свободная конкуренция политических взглядов).
Единственный выход из создавшегося положения – возвращение к исходному, не испорченному цивилизацией христианству, которое в значительной мере сохранилось у русских земледельцев. Город не создаёт фабричным рабочим необходимых условий для такой, истинно-христианской жизни, даже если бы они к ней стремились. Для них и для других городских жителей единственный выход – возвращение к колыбели первохристианства – физическому земледельческому труду, благотворной близости к природе, к домашним животным.
Для всего этого придётся отказаться от многих достижений цивилизации.
Единственный реальный путь перехода на начала истинного христианства – отказ от искусственных понятий «государства», «отечества». Только во имя них осуществляются безумное наращивание вооружений, войны, захваты. В России особенно заметна искусственность этих фетишей: практически все народы, присоединённые к империи за последние 110-120 лет (то есть – за 1789 – 1904 годы), неудержимо стремятся к самостоятельной государственности.
Насильственное изменение способа правления – свержение одного правительства и замена его другим – ничего по существу не изменит. Фактически на место одних негодяев придут другие, только и всего. Коренным образом изменить положение может лишь самосовершенствование людей, превращение их в истинных христиан и на этой основе – ненасильственное сопротивление государству – неуплата налогов, отказ от участия в насильственных действиях государства, включая службу в армии. Как бы – пренебрежение самим существованием государства, жизнь в самоуправляющихся сельских общинах.
Россия с её стомиллионным крестьянством, сохранившим в значительной мере ценности истинного христианства, намного ближе к указанному идеалу по сравнению с другими государствами христианского мира и окажется, таким образом, впереди в этом, ожидаемом мировом движении обновления. Россия уже не нуждается в самодержавии, но и конституции ей по указанным причинам не нужны.
Статья так и названа «Конец века» - конец века прежнего, испортившегося за 19 веков христианства и начало нового «века» - движения к христианству истинному.
*
В подтверждение того, что христианский мир находится на пороге подобного переворота от искажённого христианства к первоначальному, истинному, Толстой предпослал своей статье цитату из американского проповедника Чаннинга (1780-1842): "Никогда людям не предстояло столько дела. Наш век есть век революции в высшем смысле этого слова - не материальной, но нравственной революции. Вырабатывается высшая идея общественного устройства и человеческого совершенства". С начала девятисотых Толстой увлекался американскими мыслителями и писателями, больше всего - Р.У.Эмерсоном (1803 - 1882). Основными признаками того, что такой, мировой переворот близок, Толстой считал: "Напряжённую борьбу сословий во всех народах, холодную жестокость богачей, озлобление и отчаяние бедных; бездушное, бессмысленное, всё растущее вооружение всех государств друг против друга; распространение неосуществимого, ужасающего по своему деспотизму и удивительного по своему легкомыслию учения социализма; ненужность и глупость возводимых в наиважнейшую духовную деятельность праздных рассуждений и исследований, называемых наукой; болезненную развращённость и бессодержательность искусства во всех его проявлениях; главное же - не только отсутствие в имеющих наибольшее влияние на других какой бы то ни было религии, но сознательное отрицание религии и замена её признанием законности подавления слабых сильными и потому отсутствие каких бы то ни было разумных руководящих начал в жизни". Толстой напоминает о том, что при таких серьёзных изменениях неизбежны "всякие бедствия: предательства, обманы, жестокости и войны и по причине беззакония охладеет любовь" и добавляет: "это самое и совершается теперь не только в России, но и во всём христианском мире" (36, 261 - 262 - здесь и далее: ссылки на ПСС Толстого в 90 тт. 1928 - 1958 годов, с указанием тома и страниц). Толстой отмечает также, что искажение христианства "началось с тех пор, когда христианство было признано государственной религией" (36, 263).
*
Во всём мире Толстого достаточно хорошо знали не только как художника, но и как мыслителя. В начале войны японцы писали: "Разве жалко Россию? В ней нет ничего хорошего, кроме любимого Толстого" (М 3, 33). Язвительный Г.К.Честертон в 1904 году в самом начале своего первого романа "Наполеон Ноттингхиллский" (цитирую в переводе В.И.Сметанича, изданном в 1925 году в Ленинграде под условным названием "Наполеон из пригорода") писал с убийственным сарказмом: с сотворения мира люди "ни разу не совершили ничего" из того, "что пророки и мудрецы считали неизбежным". "В начале двадцатого столетия ... пророков ... расплодилось такое множество ... шагу нельзя было сделать, чтобы не наступить на мудреца. Мудрецы были столь обычным явлением, что дураки ценились чуть ли не на вес золота ... - их баловали, холили, берегли,.. назначали на высшие государственные посты". Д.Г.Уэллс ... и многие другие, включая Горького "утверждали, что о грядущем позаботится наука". Иные звали назад к природе. "Потом выступил Толстой, указывавший на то, что мир становится всё гуманней" и что люди "станут чувствовать отвращение к какому бы то ни было убийству".
*
В критической части рассматриваемого грандиозного проекта многое было достаточно приемлемо для большего или меньшего круга читателей. Современное государство - постоянный объект той или иной критики, естественным объектом такой критики было и российское самодержавие, тем более - после событий 9 января 1905 года, поражения в войне и т.д.
*
О неудержимом стремлении Российского государства к расширению своих границ писал М.Бакунин. Он говорил, что это стремление - единственный воодушевляющий и объединяющий фактор: перестав расширятся, империя сразу же начнёт разрушаться. В.Г.Короленко ("Полтавские празденства", опубл. на нем. яз. в Вене в 1909 году; на русск. яз. полн. впервые: "Наше наследие", 1988, № 3, с. 51 - 53) писал, что Россия после Полтавы выдвинулась всерьёз на европейский горизонт, подобно тому, как Япония - в 1905 после Цусимы и Ляояна. Но нации не правы, определяя свою внутреннюю ценность "успехами или поражениями на полях бесчеловечных боен". Для Швеции же поражение под Полтавой сделалось благом.
Проект Столыпина, в сущности, - попытка сделать так, чтобы Россия могла гордиться не только размерами. Его реформы уже к началу мировой войны, за чрезвычайно короткий срок показали впечатляющие результаты. Но его, как и Павла I, уничтожили казнокрады: своего рода российская традиция – поле боя непременно остаётся за ними..
О губительном стремлении России к расширению границ говорил и Толстой, например, - 5 января 1905 года (М 1, 124) - как возникают войны? "Потёмкин задумает греческий вопрос, а девка Катька - индийский, Ухтомский - маньчжурский, и неизвестно, какие ещё последуют". "Греческий проект" Потёмкина и Екатерины II увенчался "Очаковским кризисом" 1791 года. А вот об "индийском вопросе девки Катьки" следует поговорить подробнее. Я.Грот (Сочинения Державина, т. 1, СПб, 1864, с. 743, 745) приводит комментарий Г.Р.Державина к его стихотворению "На покорение Дербента" - о
чтобы читатель не увяз, вообще было бы прекрасно.
"Комическая" партия 74 года рулила.