моим смуглым ногам. Изумление в его глазах сменилось восхищением, восхищение — растерянностью. Как пел в те годы Булат Окуджава: «Ваше величество Женщина, да неужели — ко мне?»
Мощная мужская харизма американца растаяла под моим взглядом в считанные секунды. «Удивительное дело!» — подумала я. Иностранцу на вид было не меньше тридцати пяти. От мужчины такого возраста можно было ожидать чего угодно — только не юношеской оторопи!
— I see you have a problem (Я вижу, у вас возникла проблема.), — приветливо улыбнулась я. — We will help you! Misha! (Мы поможем! Миша!) — Я царственно взглянула на Ефремова. — Talk to the bartender! (Поговори с барменом!)
Американец немного пришел в себя.
— Oh, thanks God! (Слава Богу!) — радостно воскликнул он. — This young man (Этот молодой человек), — со вздохом кивнул он на бармена, — can infuriate anyone! (выведет из себя кого угодно!)
Удивительно, но викинг-ковбой в расстегнутой рубахе изъяснялся чуть ли не книжным стилем. К тому же имел красивый баритон. От него исходил легкий аромат дорогих мужских духов.
A gentleman, pleasant in all respects... (Джентльмен, приятный во всех отношениях…)
Я протянула ему руку:
— Monica! (Моника!)
Он взял ее так бережно, как будто имел дело с драгоценностью или музейным раритетом. Склонился и нежно поцеловал мои пальцы.
Иностранец не скрывал, что проделывал все это с огромным удовольствием.
«Кто же ты такой? — думала я. — Правильная речь, светская галантность… Ты эстет, ценитель женской красоты. И в то же время любишь такие простые мужские игры: выставляешь напоказ волосатую грудь, золото на шею повесил…»
— David (Дэвид.), — представился он. — David Barber. (Дэвид Барбер.)
«Barber» в переводе с английского означает «брадобрей». Какая странная фамилия!.. Она не подходила ни к его внешности, ни к манерам. Впрочем, они тоже противоречили друг другу. Я впервые общалась с человеком, образ которого не складывался у меня в голове. Все, что я узнавала о нем, не состыковывалось.
Владелец золотого жука и рыжих зарослей на груди вызывал во мне все больший интерес.
В это время Мишка весело выговаривал по-русски бармену:
— Ну ты чего, друг! Имей уважение к клиенту! Если английского не знаешь, не вставай за стойку! Не позорь страну Советов! Теперь соберись и слушай сюда! — Он развернулся к Дэвиду: — Tell him what to mix! I'll translate! (Говорите ему, что смешивать. Я переведу!)
— This is Misha, my friend (Это Миша, мой приятель.), — поспешила я представить его американцу.
Пока Мишка и бармен возились с коктейлем, мы с Дэвидом прошли к столику.
— Your friend speaks perfect Russian language (Ваш друг говорит на чистейшем русском языке.), — заметил американец. — Has he been living in the USSR for a long time? (Он давно живет в СССР?)
Я тут же отметила: Дэвид не говорил по-русски, но прекрасно отличал произношение носителя языка от речи иностранца. Монике нельзя было забывать при нем о своем ломаном русском!
— Misha is Russian (Миша — русский.), — пояснила я. — I'm from Brazil, and I speak Portuguese. Together we study at school, specializing in English language. That is why we are able to communicate with you. (А я из Бразилии, говорю на португальском. Мы вместе учимся в английской спецшколе. Поэтому и можем с вами общаться.)
— You do communicate wonderfully! (Вы чудесно общаетесь!) — живо откликнулся Дэвид Барбер. — Monica, you’ve got pure American pronunciation! (У вас, Моника, чистое американское произношение!)
Я польщенно улыбнулась и рассказала, кто такая Моника. Дочь военного атташе посольства Бразилии, ей восемнадцать лет. Она учится в советской школе. Не столько из любви к наукам, сколько из-за желания освоить русский язык и, вообще, из любопытства. А чтобы занятия были не в тягость, поступила в восьмой класс, а не в десятый. Поэтому и приятель-одноклассник у нее такой юный.
— He shows me Moscow. And he loves to sit at the bar. Each our excursion ends with it! (Он мне Москву показывает. А еще очень любит посидеть в баре. Этим заканчивается любая наша экскурсия!) — засмеялась я.
Я знала: это важно — естественно и легко изложить свою легенду. Иностранец должен быть уверен, что новое знакомство не заведет его на минное поле.
Впрочем, было ясно: Дэвид далек от каких-либо подозрений. Он искренне радовался знакомству с Моникой. Он не сводил с нее любопытного и жадного взгляда, ловил каждое ее слово.
— I love Moscow so much, Monika! (Я так люблю Москву, Моника!) — горячо сказал он. — I study its history! And do you like it? Do you want me to show you my Moscow?! (Я изучаю ее историю! А вам она нравится? Хотите, я покажу вам свою Москву?!)
Вот чудак, подумала я. Другие иностранцы без промедлений ведут приглянувшуюся им девушку в ресторан. А этот рвется мне Москву показать!
Я не успела ответить. Возле стола возник Мишка. В руках он держал поднос, на котором красовались три бокала с коктейлем.
— The drink is the same in all glasses! (Напиток во всех бокалах один и тот же!) Mixed according to David’s recipe! (Приготовлен по рецепту Дэвида!) — объявил он. — Now we will try! (Сейчас попробуем!)
Я загадала: коктейль должен быть крепким, но на вкус — изысканным… Если нет, то в странностях американца мне никогда не разобраться!
Коктейль в точности отвечал моим ожиданиям. Кажется, я начала кое-что понимать…
Я указала на золотого жука у Дэвида на груди:
— Do you love jewelry? (Вы любите драгоценности?)
— Yes, only those which are created with great skill (Да, но только те, что искусно созданы.), — ответил он. — This amulet is the work of а famous jeweler from Tel Aviv. (Этот амулет — работа большого мастера из Тель-Авива.)
Вот еще одна деталь к портрету, подумала я. Ювелирное украшение, даже очень дорогое, для него имеет цену тогда, когда выполнено с большим умением и тонкостью. Я опять взглянула на золотого жука. В ответ он живо шевельнулся в рыжей поросли и приветливо поиграл золотистыми бликами на выпуклых крыльях.
И тут я, наконец, разобралась в том, что представлял собой Дэвид Барбер.
Он был настоящим мужчиной и очень ценил это в себе. Отсюда фривольность в одежде, ковбойский стиль и крепкие коктейли. Однако, прежде всего, он был создан как интеллектуал и ценитель прекрасного. В его крепкой волосатой груди билось пылкое сердце поэта. Вот почему на него могла напасть юношеская робость при виде красивой женщины. Вот откуда правильная речь, мужские духи и любовь к истории Москвы!
— Monica, so, do you want me to show you Moscow which I love? (Моника, так вы хотите, чтобы я показал вам мою любимую Москву?) — спросил Дэвид.
И снова мне не удалось ему ответить. Неожиданно в бар ввалилась шумная компания молодых мулатов и негров. Они размахивали руками, пританцовывали и громко орали песню «Команданте Че Гевара».
— Oh goodness! These are Cubans! (Боже мой! Это кубинцы!) — засмеялся Мишка. — Now they’ll drink and start dancing rumba! Do you dance rumba, David? (Сейчас выпьют и начнут румбу танцевать! Вы танцуете румбу, Дэвид?)
— No! — Американец быстро посмотрел на меня. Желание обнять Монику в эротичном зажигательном танце читалось в его глазах.
— And Monica is a great dancer of rumba and samba! (А Моника здорово и румбу, и самбу танцует!) Brazilian! (Одно слово — бразильянка!)
Кубинцы заняли два столика и тут же заставили бармена включить латиноамериканскую музыку. Едва услышав знакомые ритмы, темпераментные гости уже не могли усидеть на месте. Торопливо пригубили коктейль и всей компанией отправились на танцпол.
— And they have no girls! (А девушек с ними нет!) — заметил Мишка. — Monica, they're going to invite you! (Моника, они сейчас тебя пригласят!)
Он еще не закончил фразы, а ко мне уже направлялись два кубинца. Конечно, из всех девушек в баре они выделили мулатку! Если она латиноамериканка, то наверняка умеет танцевать румбу! Пританцовывая и прищелкивая пальцами, они весело улыбались. Я сказала Дэвиду:
— All Latin-Americans are very similar! (Все латиноамериканцы очень похожи!) We love to dance and have fun! (Мы обожаем танцевать и веселиться!) Now I'll show you how it's done in Brazil! (Сейчас я вам покажу, как это делают в Бразилии!)
И встала навстречу кубинцам.
Синкопирующий музыкальный ритм показался мне слишком быстрым для исполнения румбы. Поэтому я вскинула руки над головой, с изящным прогибом в талии подала бедра вперед и выкрикнула:
— Samba!
— Samba! — страстно засверкали глаза кубинцев.
Я думаю, стены валютного бара гостиницы «Интурист» никогда не видели того, что в тот вечер творилось на его танцевальной площадке. Моника превзошла самое себя!
Один из парней протянул мне руки. Я ответила, он придвинулся вплотную, наши бедра соприкоснулись. Кубинец плавно развернулся ко мне боком. Я поняла и встала с ним в променадную позицию. Его правая рука легла чуть ниже моей левой лопатки, моя левая — на середину его спины. Мы соединили руки и вытянули их по ходу движения.
— Carnival! (Карнавал!) — зычно крикнул кубинец. И мы энергично двинулись к танцполу в такт музыке пружинистым самба-баунсом — вышагивая с носка на пятку, эротично покачивая бедрами. Мой партнер оказался опытным танцором. По дороге он шепнул мне: «Cruzados solo! (Крузадос соло!)» — мы разомкнули руки и сделали несколько изящных самбо-шагов поодиночке. Перед компанией танцующих кубинцев солисты снова сошлись лицом друг к другу и взялись за руки.
Это было красиво! Кубинцы взвыли от восторга и захлопали в ладоши. А мы уже совершали повороты, вращения и поддержки. Партнер уверенно направлял меня. Одна танцевальная фигура сменяла другую. Я и не думала, что могу так танцевать! И с благодарностью вспоминала свою лучшую подругу Монику. Она научила меня намного большему, чем я думала!
Через минуту я сбросила туфли: такую румбу, что я показывала, на шпильках исполнять было невозможно.
Танец захватил меня. Я никогда не выполняла сложные поддержки, но сейчас они получались сами собой. Я обхватывала шею партнера и делала глубокие прогибы назад. Здесь уж пригодилась гибкость, выработанная занятиями художественной гимнастикой. Мы становились спиной к спине, вытягивали над головой сомкнутые руки, парень наклонялся, и я оказывалась у него на спине. После этого начиналось бешеное вращение на месте. В прогибе я падала кубинцу на грудь лицом, опираясь руками на его плечи. Он безупречно принимал меня и направлял в следующую фигуру.
Партнер понял, на что я способна. Под конец танца он опустился у меня за спиной на одно колено и положил руки мне на талию. Я оглянулась, и он нагнул голову. То, что он предлагал, исполнять было страшновато. Да и не было это элементом самбы! «Но зато ты, — сказала я себе, — бразильянка!» Меня уже ничто не могло остановить. Я прогнулась и совершила кувырок назад с прямыми ногами по спине партнера. Надеюсь, что выглядело это достаточно эстетично. Когда я выпрямилась, кубинец уже стоял лицом ко мне и обнимал за талию.
Я с облегчением выдохнула.
Звучали заключительные аккорды музыки. «Ну, последний фокус на сегодня, и все!» — подумала я. Плавно повернулась к партнеру спиной и закончила танец исполнением продольного шпагата — настолько широкого, насколько позволила мини-юбка.
Кубинец безупречно выполнил поддержку. В том танце мы прекрасно понимали друг друга.
Наградой исполнителям были бурные аплодисменты всех посетителей бара.
Дэвид Барбер вскочил и кинулся ко мне. Золотой жук на его груди восхищенно метал во все стороны разноцветные отблески огней светомузыки. Американец поцеловал мою руку и, не выпуская ее, повел разгоряченную танцем Монику к столу.
— You are an amazing girl! I am so glad to meet you! (Вы удивительная девушка! Как я рад нашему знакомству!) — восторженно шептал он, наклонившись ко мне.
Я видела: Моника покорила Дэвида Барбера. Еще десять минут назад, знала я, он мог сделать над собой усилие и прервать общение с
