Шальная мельница

особенно. Простая проверка документов.
Спасибо.
 
И вновь знакомый голос:
- Извините, конечно, товарищ лейтенант, но если ничего серьезного, то… я очень тороплюсь.
- Ой, простите, Георгий Станиславович, не признали сразу, - непонятный шорох, движение. - Не смею больше Вас задерживать.
- Благодарю.
Тронулись с места. Плавный ход автомобиля.
Несколько минут – и холодно, без явных эмоций, проговорил:
- Вставайте. Ваши «менты» позади.
 
***
(А н я)
 
Тягучие, жуткие, сводящие с ума минуты, десятки минут, выжидания. Причем, не менее нозящие, чем когда лежали на полу, и над нашими душами нависла секира правосудия. Водитель молчал,  и даже косыми взглядами не удостаивал.
 
- Ну? – внезапно гаркнула Лиля, отчего я даже подпрыгнула на месте. – Спрашивайте уже.
 
Хмыкнул молодой человек, коротко рассмеялся.
(быстрый, колкий взгляд в зеркало заднего вида на нас)
- А надо?
Сжала Малая зубы от злости.
- Нормальный бы точно спросил.
Тихий (ядовитый) смех мужчины; плавное движение руля, делая поворот.
- Тогда вам повезло – я не из этих, - обмерли мы обе, пришпиленные услышанным. Продолжил. – Да и практика моя показала, что подобный интерес совсем не вознаграждает глупца. Вернее, вознаграждает, вот только посмертно и не орденами.
- Вы думаете, я могу убить?
Смеется ехидно тот; колкий, быстрый взгляд на Лилю через плечо.
- Думаю? - просел под иронией голос. - Почему думаю? Знаю, - еще громче хохочет. – Меньше часа назад едва дабл-страйк не выбила. Ты да я. Или что, мы – за людей уже не считаемся?
Обмерла сестра, выпучив глаза; тяжело сглотнула слюну; живо опустила взгляд в пол.
- Я… я не хотела.
- Да ладно, - поспешно вклинивается, перебивая ее слова. – Я всё понимаю. Каждый хочет жить, и плевать, какие от того будут последствия по отношению к остальным.
- Не плевать.
- Да неужто? – рявкнул, залившись саркастическим смехом. И снова на мгновение полуоборот. – Давай, не будем друг другу врать. По крайней мере, не сегодня.
Опустила глаза. Немного помолчав:
- Мы – воровки.
(похолодело у меня всё внутри от очередного сумасбродного буйства Лили)
Хмыкнул мужчина, тягучее мгновения рассуждений – и выдает:
- Резонно, - наигранно поджал губы, закивал головой. – Только опять ложь.
- Почему? Почему Вы думаете, что я вру? – удивленно, с какой-то странной обидой отозвалась Малая.
Печально рассмеялся молодой человек. Немного помолчав, выдал:
- Воры о своих похождениях никогда не расскажут, тем более незнакомцу. Конечно, если только это не скроет их еще большее преступление.
 
Внезапно машина медленно начинает сбавлять ход, а затем и вовсе останавливается. Не глуша двигатель, уверенный разворот Водителя в нашу сторону. Стремительный, с вызовом взгляд сначала на меня, а затем (окончательно и победно) на Лилю.
(темные короткие волосы, хмурые брови, тонкие губы, легкая небритость; и хоть внешность у него была вполне притягательна, сейчас же он сеял только страх и трепет в наших душах)
- Ты хочешь поговорить? – гаркнул мужчина на нее. – Говори – слушаю.
Запнулась Малая, но лишь на мгновение. Наскрести остаток сил – и ответить смело:
- Я, просто, не хочу, чтобы Вы нас выгнали, выкинули на обочину. По крайней мере, не из-за каких-то нелепых, неверных домыслов.
Желчно рассмеялся молодой человек. Прожевал эмоции.
- Имело бы это какое-то значение – еще там на посту высадил бы вас, со спокойной душой передав в заботливые руки горячо любимых ваших «ментов». А нет – то чего лезешь? Чего раздражаешь? Чего бесишь? Чего ВЫНУЖДАЕШЬ? – гневно (но сдержанно) прорычал.
- Но сейчас же остановились…, - едва слышно, смущенно, потупив виновато глаза в пол.
- А х*ли не остановится, если там, на дороге, такой гололед, а ты меня постоянно отвлекаешь и доводишь до бешенства? Или еще одну аварию хочешь устроить? Мало на сегодня приключений, да?
- Простите, - едва слышно, шепотом.
- Бери пример со своей подруги: ни пары с уст. Гляди, тоже за умную сойдешь.
- Это - сестра моя. Аня.
Глаза в глаза.
- Рад за вас. Всё? Всё выяснили, или еще что… мне нужно знать?
- Нет, больше ничего, - торопливо, смущенно, вынужденно, ответила, пробормотала Лиля и виновато (обижено) понурила голову.
Отвернулся.
Резиновые минуты тишины. Однако так и не едет дальше.
Еще один шумный вздох – и, проглотив ком нервозности, решается на участие. Полуоборот - и взгляд, почему-то, обрушивает на меня, а не на Лильку.
- Родители, ваши-то, где? Небось, уже голову сломали в поисках.
- Сироты мы, отказники, - поспешно отвечает Малая, вклиниваясь.
Коротко, капитулируя, рассмеялся мужчина.
Цыкнул. Покорно перевел взор на нее.
- А она чего молчит? – кивнул в мою сторону. - Немая что ли? Или без тебя никак ничего не решить?
Тяжело сглотнула та слюну, замерла, подбирая слова.
(опустила виновато я голову и застыла, не дыша)
Еще миг – и решается Лиля:
- Нет, не немая. Просто… не говорит и всё.
Обмер от удивления молодой человек (украдкой мой взгляд ему в лицо – все еще всматривается в мою сестру). Наигранно вздернул бровями.
- Просто? – съехидничал. – В этой жизни ничего не бывает "просто", "просто так", - и в подтверждение закачал головой. – Даже ДОХНЕМ для чего-то.
Немного помолчав, подбирая правильные слова, моя девка язвит в ответ:
- Иногда проще назвать нечто невыносимое сложное словом… «просто», чем несколько часов тщетно пытаться объяснить необъяснимое. Разве не так?
Застыл Водитель, проглотив свой сарказм. Опустил глаза, сглотнул ком неловкости.
Впервые и наконец-то он прозрел: перед ним не глупая школьница с развитием на уровне игрушек и ковыряния в носу, перед ним мудрая, хоть и сумасшедшая в какой-то степени, девочка, девушка. И пусть ей пятнадцать, но жизнь заставила задуматься над бытием и начать делать выводы. Самостоятельно  и с толком.
 
Еще мгновения – и наконец-то зашевелился, разворот: снять с ручного тормоза, ухватиться за рычаг переключения скоростей, дернуть оного вперед, руки на руль. Неспешно вдавить педаль газа в пол.
- Ладно, поехали. Довезу, куда там… обещал.
 
***
(А н я)
 
И вновь долгие, тревожащие душу и сознание, минуты тишины, минуты, десятки минут, тугих раздумий и жутких предположений. И снова не выдерживает пылкий интерес Лили, побуждая, подстрекая ее на колкие, безрассудные вопросы.
- И каково так жить… когда тебе на всё и всех наср… наплевать? – ее голос, слова прозвучали, словно взрыв в темени.
Поежилась я от зародившейся угрозы.
Тягучая, жуткая тишина, мгновения выжидания реакции мужчины.
Тяжело, шумно сглотнул слюну. Хмыкнул.
Звонкий вздох.
- Хорошо жить. Не поверишь, - уткнулся бессмысленным взглядом за окно, скользя по открывающейся взору дали. – Долго к этому шел. И теперь ни за что не променяю эту свою «нирвану» на какие-нибудь сопли: будь то ваше «розовое счастье» или трепетную «любовь».
- А любовь – не счастье?
Немного помедлил; не без иронии:
- Кому как, а по мне, это – наказание.
- И каково от такого Вашим близким?
Резкий, колкий взгляд через плечо – и снова на дорогу.
- Переживут. А нет – то… выбор тут невелик.
Буквально минута, две – и снова стреляет нещадно Лилька своей бесцеремонностью.
- Ладно ничего и никого не жаль, но неужто ничто не интересно? – немного помолчав, добавила. – Да, я не говорю о сострадании, о переживании или о боязни. Интерес, элементарный интерес. Разве он Вас совсем не одолевает?
Коротко рассмеялся.
- Интерес? Было бы что… интересное. А так… одни грехи. А с меня – моих хватает. Порой кажется, и их не унести, а не то, чтобы задурманивать, ломать голову еще над чужими.
- Но… интерес же – в первую очередь, порождение инстинкта самосохранения, а уж потом… развлекательный процесс, попытка чужим несовершенством компенсировать свои недостатки, и, только потом, начальный путь к жалости и взаимовыручки.
Еще сильнее вдруг рассмеялся: но без веселья, печально так, горько. Взгляд на Лилю.
- Тебе сколько лет, что такие замудрённые речи ведешь?
Скривилась от недовольства Малая.
- А говорите, не страдаете интересом.
И снова смех мужчины. Уверенный, довольный взгляд на Лилю, но, опомнившись, тут же повернулся обратно, уставившись на дорогу.
- Он мне присущ, вот только порог у него слишком высокий. А ты, по ходу, сегодня оба моих Эвереста покорила. Хотя нет, даже три.
- Каких еще два?
Улыбается, щурясь. Взгляд в зеркало заднего вида.
- Жалости и бешенства. Не думал, что на это теперь кто-то способен, вообще. Причем, хотя бы по одному, по отдельности. Не говоря уже, что все три, за раз.
Взглянула мигом я на Лильку – не показалось: и хоть глаза ее еще блестели детской наивностью и добродушием, но на губах уже застыла ядовитая ухмылка -  в голове явно плелся какой-то странный, непременно безрассудный, коварный план.
Пролегла раздражающая тишина. Причем раздражающая не меня, а, явно, этих двоих.
Оборона молодого человека пала – а, посему не удивительно, что продолжить сей странный разговор решился уже он сам.
- Вот ты мне тут про нравственность, добродушие… пытаешься втолковать. Воззвать к моей совести и человечности: причем, последнее, не только в плане добра и зла. А сама-то: под машину кидаешься, врёшь, и (если все же верить твоим словам) воруешь. Самой не стыдно? Не жаль тебе тех, кто оказывается на твоем пути?
- Жаль.
- И что? Нравятся тебе эти чувства? – короткий взгляд через плечо на Лилю. - Или ты намереваешься… в дальнейшем, измениться, не следовать этому греховному, наверняка, губительному, пути? А? – и снова взор ей в лицо. – Себе тоже лжешь, что станешь лучше?
- А надеяться – это лгать?  - удивленно кинула ему в ответ.
Улыбнулся. Перевел взгляд на дорогу.
- Лгать. Если за этой надеждой ничего нет, и сил на пустое сопротивление тоже не наскрести, то -  лгать… другим, себе. Только есть ли в этом толк?
- А Ваше равнодушие несет Вам покой? И Вы не боитесь ничего?
Хмыкнул. Обмер, в рассуждениях.
Еще немного – и осмелился:
- Боюсь. Вот только за маской безразличия всё потом легко скрыть, утаить, сблефовать, а потому – в итоге, и не проиграть.
- А Вам не кажется, что… с уходом интереса – уходит и жизнь из Вас. И дальнейшее существование – просто…
- Отбывание срока, - перебивает. – Так и есть. Но, а разве вы, утопая в  горе, в гневе, отчаянии, не чувствуете себя так же? Словно согрешили в прошлой жизни – и теперь расплачиваетесь сполна.
- Нет.
От удивления даже подался головой назад. Взгляд в зеркало заднего вида.
- Нет? – переспросил.
- Нет, - закачала та головой. - Пока есть надежда - нет.
- Ну-ну…
 
И вновь тишина. И вновь молчание. Каждый нырнул в свой собственный колодец рассуждений, перебирая постулаты мировоззрения, взвешивая на весах рациональности и делая, наверняка, выводы, что, как и доныне, именно он (она), бесспорно, был (была), есть и будет прав (права).
 
- А еще…, - внезапно отозвалась Лиля, отчего мы оба вздрогнули (но не обернулся). - Я сбежала из детоприемника, а Аня – из психушки.
Обомлел, заледенел, Водитель.
(округлились и мои очи)
Отрешенный взгляд скатился на руки.
Не дышал.
 
- … только она не опасна, - любезно добавила та. – По крайней мере, не для других.
 
***
(А н я)
 
Последующие минуты, может, полчаса, а может, больше, казались сродни пыткам. Ошарашено, в ужасе, я бессмысленно пялилась в пол, а Лиля - отчаянно метала взгляды