На бескрайних российских просторах

которого до сих пор летает вся Америка. Годом ранее отбыл во Францию изобретатель цветной фотографии Сергей Прокудин-Горский, а в конце 1920-х – Александр Понятов, создатель первого видеомагнитофона. Когда в 1968 году омский инженер и изобретатель Арсений Горохов принёс в Институт промышленной собственности, где тогда рассматривали заявки изобретателей, сделанный своими руками первый в мире компьютер – там долго не могли взять в толк, что же это за диковинный прибор, для чего он нужен и будет ли вообще работать. Дальше выдачи патента на изобретение дело тогда так и не пошло – и в результате сегодня весь мир твёрдо убеждён, что первый компьютер в мире создали американцы, два Стивена – Джобс и Возняк – в 1973 году. Вот далеко не полный список того, чего не оценили по достоинству уже «строители коммунизма». А ведь одна лишь компьютерная индустрия, получи она своё начало в СССР, в итоге принесла бы нашей стране изрядную долю могущества: создатель компании «Майкрософт» Билл Гейтс двенадцать лет подряд – с 1996 по 2007 год – становился самым богатым человеком планеты с состоянием, далеко перевалившим за 70 миллиардов долларов.  
     Далее – о том, что непосредственно касалось уже практически всех. Дабы цепочка моих рассуждений была понятна каждому - начну издалека, и в качестве завязки тут уместно будет вспомнить знаменитую «пирамиду потребностей», авторство которой приписывается известному американскому психологу ХХ столетия Абрахаму Маслоу. В двух словах принцип её действия основан на библейской фразе: «Не хлебом единым жив человек». Это самое «не хлебом единым» не распространяется на дикарей, у которых весь кругозор, как правило, ограничивается желаниями «набить брюхо-поспать-позаниматься сексом»: неандертальцу достаточно его привычных скотного двора и корыта, чтобы чувствовать себя абсолютно счастливым.  У человека же истинно цивилизованного неизбежно наступает пора, когда, насытив пищеварительную систему, он начинает искать для себя пищи духовной: утоления своей потребности в том или ином самовыражении либо созерцания результатов такого самовыражения, созданных кем-то другим. Тяга к прекрасному рукотворному сильна в нас не меньше, чем к прекрасному, созданному Природой. Человечество вряд ли когда-нибудь вышло бы из первобытного пещерного состояния, не найдись в его рядах не просто создатели, а истинные творцы. Мир не увидел бы потрясающей архитектуры Древних Рима, Египта, Греции, когда бы Фидий и ему подобные не создали Акрополь, Парфенон, Колизей, сады Семирамиды и прочее, ставшее предтечей современного строительства. Из под пера Гомера никогда не вышли бы легендарные «Илиада» и «Одиссея», зарой их автор в землю свой талант мастера слова и удовлетворись жизнью простого смертного грека, подобно сотням тысяч его тогдашних соотечественников. Именно потребность создать нечто большее, нежели удаётся за жизнь большинству обычных землян, сподвигла Платона, презрев прочие занятия, создать свою философию идей, его ученика Аристотеля – знаменитую «метафизику четырёх причин», а Архимеда, Евклида и Пифагора – ту математику, которой мы все пользуемся и поныне. Не раздумывая, по зову сердца посвятили свои жизни живописи Да Винчи, Рафаэль, Тициан, Ван Гог, Дюрер, Рембрандт. Вся современная эстрада вышла из того, что создали некогда Бетховен, Моцарт, Бах, Шопен и им подобные. Потребность в лицедействе породила актёрство – и актёры «от Бога» создали сначала театр, и затем и кинематограф. О продолжателях дела Гомера можно уже и не упоминать: имена Шекспира, Дюма, Гюго, Верна, Пушкина и прочих гремели по миру ничуть не меньше, чем имена известных политиков. И всё это стало возможным потому, что у каждого, нашедшего себя в творчестве, гения находились массы поклонников и последователей – и это ставило его дело на один уровень с производством необходимого или даже превосходило это самое производство. Мы все выполняем ту или иную работу, чтобы выжить, но, закончив дело, необходимое для выживания, каждый из нас спешит в музей, в театр, в кино, на концерт, на выставку, спешит увидеть интересную телепередачу и послушать любимую музыку – словом, отдаться тому, что не приносит дохода, но приятно и отвлекает от серых будней. Естественно, если всё это убрать из нашей жизни – никто из нас не умрёт голодной смертью, но что ждёт род людской в таком случае? Однообразие и серость повседневного загонят нас в депрессию, лишат желания жить, творить, выдумывать, пробовать, рисковать, анализировать полученный от неудач опыт и не бояться начинать всё сначала. Человек, не чувствующий крыльев за спиной, в конце концов просто превращается в двуногий овощ, подобный полностью зомбированным властями жителям мрачного государства Океания из романа-антиутопии Джорджа Оруэлла «1984», лишённый всякого смысла жизни и потому не ценящий уже и саму жизнь – долго ли такая нация просуществует? Человек так устроен, что желает буйства красок, внушительности архитектуры во всём, что видит его зрение, гармонии нот и децибелов во всём, что воспринимает его слух, максимально приятного и высшего наслаждения во всём, что делает самолично – и советские люди не были исключением из этого правила. Ведь даже в мировосприятии самого последнего маргинала обязательно найдётся нечто, чем он непременно будет восхищаться, не сводя с этого чего-то заворожённого взгляда и напрочь позабыв о том, чем занимался ещё минуту назад.
     И вот именно на недостатке «пищи духовной» в итоге и прокололись вожди первого в мире государства рабочих и крестьян. Поначалу любой, безвозмездно получивший от государства скромную крышу над головой, само собой, будет ему благодарен за жильё, помогающее выжить, но со временем он неизбежно захочет большего, захочет более просторного жилища с кухней гораздо больше тех стандартных шести «квадратов», что были в «хрущёвках», и подчас будет согласен заплатить немалые деньги за квартиры, на фоне всё тех же «хрущёвок» уже выглядящие как царские апартаменты – однако именно такой альтернативы большинство жителей Советского Союза были начисто лишены. Суровые советские хозяйственники воспринимали автомобиль исключительно как средство передвижения, не особо озабочиваясь эстетическим аспектом автомобилестроения страны серпа и молота – и такая тактика тоже оказалась ошибочной: знаменитое детище легендарного конструктора и президента компании «Форд» Ли Якокки – ставший визитной карточкой американского автопрома 60-х годов прошлого века «Форд-Мустанг» – был не только практичным, но и прямо-таки элегантным внешне, способным приковать к себе взгляды самого взыскательного «ценителя» - и в результате именно футуристический дизайн стал залогом столь оглушительного успеха этой модели на Западе: в первый же год выпуска только в США «империя Голубого овала», как самодовольно именовал Форд свою корпорацию,  продала свыше миллиона таких автомобилей. В СССР же крупнейший российский автогигант – Волжский автозавод, знаменитый ВАЗ – лишь в начале следующего десятилетия освоил выпуск почти полностью скопированных с итальянских «Фиатов» «Жигулей» - изначально бледных, невыразительных, своей угловатостью до боли похожих на немецкие танки времён Великой отечественной войны (как выразился один мой знакомый: «…только крестов по бокам и орудия спереди и не хватает!..») машин. Но даже и такие авто в Союзе приобрести было очень непросто ввиду их острой нехватки: при практически полном отсутствии импорта все автозаводы страны никак не справлялись с огромным спросом на автомобили, и к середине 80-х годов на 270 миллионов жителей СССР приходилось всего 12 с половиной миллионов автомобилей, в то время как в США при даже ещё меньшем тогда количестве жителей аналогичный показатель к тому времени давно перевалил за сотню миллионов. Недоступность такого элементарного на Западе блага цивилизации, как личный автомобиль, совсем не играла коммунистам на руку: находясь в информационной блокаде, не получая практически никакой информации о жизни внешнего мира, в глубине души советский человек всё же осознавал, что спустя четыре десятилетия после окончания самой разрушительной из земных войн, когда всё, разрушенное этой войной, было уже давно восстановлено, в державе-победительнице так быть не должно. Советская эстрада, самодурством худсоветов загнанная в узкие рамки дозволенного (списки всего того, что исполнителю на сцене было «нельзя», были многократно шире, чем списки того, что этому самом исполнителю «можно»), в конце концов превратилась в сообщество довольно мало чем отличающихся друг от друга певцов. Сохранив свою интеллектуальную составляющую, сохранив свой статус индустрии песен, наполненных смыслом, песен, про которые никак нельзя было сказать, что это песни «ни о чём» (каковыми просто завален шоу-бизнес наших сегодняшних дней), советская эстрада безнадёжно потеряла другой, на самом деле не менее важный для многих тружеников шоу-индустрии, козырь – зрелищность. Театры и кинематограф безнадёжно погрязли в бесконечных постановках и экранизациях произведений Шекспира, Тургенева, Достоевского, Чехова и прочих кумиров прошлых лет, очень и очень нечасто балуя зрителя чем-то «свеженьким» - и в итоге даже не особо замысловатые кинокомедии Леонида Гайдая, даже явно не высокобюджетные фильмы наподобие «Щита и меча», «Пиратов двадцатого века», «Белого солнца пустыни» и им подобных становились событием года, настоящими советскими «блокбастерами», завоёвывая любовь миллионов поклонников. Пока СССР экранизировал далёкие от современной жизни сказки (в которых чуть ли не самым любимым персонажем из фильма в фильм упорно становилась обаятельная Баба-Яга в исполнении неподражаемого Георгия Милляра), Голливуд делал упор на остроту сюжетов и технократическую составляющую фильмов, всё привлекательнее обрисовывая будущее, наполненное электроникой и роботами, в котором всем нам неизбежно придётся жить, хотим мы того или нет – и потому в конце концов начал снимать фильмы, которые смотрит весь мир. Телевидение тоже не пожелало делать упор на зрелищность, на развлекательность снимаемых программ, всё больше «отделываясь» также не слишком затратными передачами наподобие «Вокруг смеха» и «Кабачка «13 стульев»» - и в результате достаточно динамичные, захватывающие, смотрящиеся на одном дыхании приключенческие телеигры, такие, например, как французская «Ключи от форта Бойар» или японская «Замок Такеши», впервые появились на зарубежных телеканалах, голубой же экран Страны Советов предложить что-то подобное своему зрителю так и не сподобился. Гардероб советского человека не отличался разнообразием: борьба со всем «тлетворно-западным» в его одежде была доведена до полного абсурда, который в конце концов стал очевиден всем без исключения: даже самые убеждённые строители «светлого будущего» не могли взять в толк, чем же перед Советской властью столь сильно провинились самые обычные джинсы – одежда, практичней которой этот мир пока ещё не придумал. И, отмахав на праздничных демонстрациях красными флагами, на