Александрия. Глава1. Возрождение империи

уже прославиться в армии как отважный и рассудительный воин, сыну погибшего Констанция Хлора – Константину.

Бывший цезарь Галерия, а ныне занявший его место, Ликиний поспешил заручиться союзом с новым цезарем против, очень мешавшему ему, второго старшего управителя - Максенция. В 312 году в решающем сражении под Римом Максенций был побежден, Константин был провозглашен августом и стал повелителем западной части империи, а Ликиний – восточной.

 И вот, к 324 году двенадцать лет совместного управления завершились непримиримой враждой соправителей. Воспользовавшись первым же поводом - вторжением Константина в подвластную Ликинию Фракию (под предлогом вытеснения оттуда готов), правитель восточной империи не замедлил вызвать правителя западной на решающий бой.
Армии встретились у реки Гебр. Эта река пересекает Фракию с запада на восток, в предместьях Адрианополя резко поворачивает на юг и далее несет свои воды к Эгейскому морю. Она не настолько широка, чтобы сильный, тренированный пловец не смог легко переплыть её, если бы только не бурное течение, делавшее это предприятие затруднительным, а в плохую погоду и опасным. Пологие берега её сплошь поросли ивой и ольхой, а к югу, где лес сменяется кустарником и камышом, по мере приближения к устью, они становятся все более заболоченными.

Армии противников оказались стянутыми для сражения по разным берегам реки, и расположившись в боевом порядке, на протяжении нескольких дней, наблюдали за действиями противоположной стороны внимательными глазами дозорных. Никто из соперников не решался первым предпринять опасную переправу.

Легионы августа Ликиния разместились частично на склоне холма, расположенного в некотором отдалении от реки, частично у его подножия. На военном совете, куда Ликиний созвал всех своих военачальников, от легатов легионов до кентурионов всех рангов, было единогласно решено дожидаться противника на своем берегу, получив тем самым возможность оставаться на заведомо выгодных позициях. При этом, зная, что в его войсках все больше зреет паника, порождаемая слухами о всемогуществе христианского Бога, избранного Константином в свои покровители, заканчивая совещание, август счел нужным приободрить соратников и укрепить их веру такими словами:

- Да прибудет с нами благосклонность богов! Богов, которых мы чтим, приняв издавна от предков наставление благоговеть перед ними. И не пристало нам бояться врага, который, отвергнув отеческие обычаи и приняв безбожное мнение, прославляет чужого Бога и его постыдными знаменами срамит свое войско.  Если мы позволим им победить, то должны будем отвергнуть наших богов и поклониться чужому. Когда же победят наши боги, то мы после теперешней победы устремимся на безбожных!

На склоне холма, на самом видном и почетном месте, вместе с орлами и знаменами, были установлены легионерские статуи Юпитера, Юноны, Марса и крылатой Виктории, перед которыми были зажжены свечи и воскурения, и каждый солдат должен был принести жертву и восславить богов, моля их о помощи и благоприятном исходе сражения, и заново произнести клятву верности императору.

Через несколько дней лагерь пришел в движение – разведчики донесли, что Константин начал строительство моста для переправы.

Легионам было приказано перебираться ближе к реке и выстраиваться в три линии. Ликиний обратился к солдатам с ободряющей речью, в которой напомнил об их славных подвигах, посоветовал не забывать о своей прежней доблести, храбро выдержать предстоящее сражение, встретив врага достойным отпором.

 Людям Титулея Лонгина было приказано наблюдать за действиями неприятеля. Солдаты рассредоточились по двое вдоль берега - Валерий нес службу в паре с приятелем.

- Как думаешь, Галл, чья возьмет? – спросил Саратий, мрачно наблюдая за тем, как быстро и слаженно неприятельские солдаты сооружают мост.

- Не знаю, - равнодушно отозвался Валерий, увлеченно следя как с плеском резвится у самого берега серебристая плотва.

- Что-то у меня предчувствия нехорошие.

- Ты ещё к гадалке пойди.

- Не пойму, чего мы сюда приперлись?

- Так приказано же за этими следить, - Галл кивнул на противоположный берег.

- Да нет, я так, вообще...

Валерий с удивлением глянул на приятеля:

- А ты что, собирался до старости прыгать по просцениуму на манер дрессированной обезьяны, чтобы развлекать своими ужимками всех этих чванливых толстосумов и их глупых развратных дочек? 

- Да брось, работа не хуже любой другой, - лениво возмутился Саратий, хотя в мыслях был согласен с Валерием, потому и находился теперь здесь.

- Много тебе там платили? Да и то, по большим праздникам. Вот настоящая работа! И деньги, и почет тебе, и землю получишь за выслугу.

- Ага, если доживу, - снова помрачнел Саратий, вернувшись к наблюдению.

Его приятель с досадой поморщился, но ничего не ответил.

В то же мгновение со стороны лагеря послышался резкий и протяжный сигнал к бою. Друзья с недоумением уставились друг на друга.

- Тренировка?

- А как же наблюдение?

- Я сейчас узнаю, - Саратий быстро исчез за деревьями.

Валерий остался на посту – тревожный сигнал переключил его внимание на действия противника.

Солдаты Константина трудились на совесть и действовали при этом весьма согласованно. Одни таскали бревна, другие вколачивали и укрепляли их, третьи крепили балки и застилали конструкцию.

Зашелестели листья - оглянувшись Валерий увидел вернувшегося друга, но его перепуганный вид, без шлема и щита, с горящими ужасом глазами заставили Галла вскочить на ноги:

- Что с тобой?!

- Они уже здесь!

- Кто?

- Они! – он кивнул в сторону врагов.

- Как так?!

- Не знаю! Но там сейчас страшная рубка! Я еле ноги унес!

- Не может быть! – Валерий спешно схватил лежавший на земле щит, чтобы устремиться на поле брани.

- Ты куда?! Говорю тебе - там убивают!

- Рехнулся?! Мы для того и здесь, чтобы убивать!

- Галл, ты не понял - они нас провели! Надо спасаться пока не поздно!

- Спасайся, дезертир! – презрительно бросил Валерий, и, не оглядываясь, помчался что было духу в сторону лагеря. Саратий же, не теряя больше времени, скрылся среди деревьев.

Постройка моста оказалась обманным маневром: Константин решил таким образом отвлечь внимание и усыпить бдительность противника, сам же, найдя подходящий брод для переправы, перебросил часть своих легионов в другом месте, и сумел напасть неожиданно, застав солдат неприятеля врасплох.

Первым делом, солдаты Константина напали на обоз и конницу, отрезав легионы от кавалерии и, пока с одной стороны воины Ликиния, прикрываясь щитами, отбивались копьями от вражеской конницы, с другой стороны атаковала пехота (здесь завязалась та самая кровавая рубка, при виде которой Саратий пустился наутек). Таким образом, войско Ликиния было вынуждено сражаться сразу на два фронта. К чести солдат, большинство из них, будучи опытными и храбрыми воинами, сумели довольно быстро сориентироваться в обстановке, однако, прежде чем они успели выстроиться в каре, чтобы отразить внезапную атаку, многие были убиты на месте. В этой суматохе кентурионы должны были, сохраняя хладнокровие и рассудительность, поспевать везде и одновременно: и приободрить солдат, найдя нужные слова, чтобы вернуть бойцам бодрость и боевой пыл -  особенно это требовалось растерявшимся новичкам, которые, не понимая, как себя вести, стояли столбами и лишь испуганно заглядывали командирам в глаза, ожидая приказов; и отдавать необходимые команды, руководя боевыми действиями подчиненных, и при этом самим служить примером должной отваги, храбро сражаясь в первых рядах, исполняя, таким образом, сразу обязанности и командира, и солдата.

Тем временем, достигнув места сражения, даже не остановившись, чтобы перевести дух, не пытаясь разобраться в происходящем и оценить обстановку, с гулко колотящимся сердцем и шумом в голове, Валерий без раздумий, со всей яростью набросился на первого попавшегося вражеского солдата, не успевшего заметить его появления, мощным ударом копья пробив панцирь на спине, и тут же атаковал другого. Следующий противник успел его заметить и был готов к нападению, а, отбившись, не менее яростно атаковал сам, однако Галл оказался ловчее - упредив удар, он отсек противнику руку, лишив возможности продолжать бой. В то же мгновение он уже сражался с третьим противником, попытавшимся пробить ему грудь копьем, но, увернувшись и от этого удара, Валерий сразил врага, рубанув ему по бедру. Так, добросовестно сражаясь, самозабвенно круша врагов направо и налево, юноша оказался в самой гуще боя. Вскоре частота направленных на него вражеских ударов возросла до того, что он еле успевал уворачиваться от одних и отражать другие, постепенно сведя на нет свои нападения, и целиком сосредоточившись на защите. Атаки неприятельских солдат сыпались со всех сторон, и внезапно он с ужасом ощутил, что его одолевает усталость, а так как никто тут не собирался предоставлять ему и мгновения отдыха, усталость все-таки взяла над ним верх, заставив пропускать удары. И если первый пропущенный удар клинка, даже и предназначавшийся-то не ему, лишь скользнул отточенным лезвием по незащищенному предплечью, нанеся неглубокую рану, то другой сверкнул молнией прямо над ним. Галл успел только заметить его, и понять, что его бой окончен вместе с жизнью, как вдруг оказался оттеснен в сторону чьим-то спасительным щитом, и увидел, что враг окровавлен и повержен.

- Держись за мной! – Валерий увидел рядом отца - его лицо было спокойно, голос ровным, а приказы четкими. – Прикрой нас! –  бросил отец кому-то, и юноша заметил неподалеку своего капрала, который кивнул в ответ, одновременно успев отбиться, тут же успешно атаковать самому, и встретить следующую атаку.

 Сердце немного успокоилось, паника и усталость отступили. Получив своевременную помощь и передышку, теперь, несмотря на драку, он имел возможность мельком оглядеться.

Бой проходил ожесточенно, чужаки напирали, но солдаты Ликиния явно не собирались уступать. Отовсюду, сквозь грохот мечей и пробиваемых насквозь доспехов, слышались предсмертные стоны и хрипы, тут и там окровавленные люди падали на землю, умирая от тяжелых ранений, а остальные продолжали сражаться, топчась прямо по трупам. Валерий отметил про себя, что нигде не замечает своих земляков, и решил, что они все уже среди убитых. Ещё он заметил, что, отбиваясь от смертоносных ударов неприятельских мечей, с огромным усилием прорубаясь сквозь эту толпу яростью рубящих и колющих себе подобных, вместе с отцом они достигли периферии сражения – поле боя заняло теперь все свободное пространство, на сколько хватало глаз, здесь убивали и были убиты многие тысячи людей.

 Галл и Лонгин оказались у самой прибрежной рощи.

- Уходи, - сказал отец, указав кивком в сторону берега. – Тебе здесь больше делать нечего.

- Что?! – испуганно переспросил Валерий, не веря своим ушам.

- Уходи! Это приказ! – раздраженно повторил отец. – Уходи быстро и не оглядываясь. Пока это ещё возможно.

- Куда?!

- Домой, к матери!

- Но ты же говорил…

- Приказы не обсуждать! – по-командирски рявкнул отец, спеша вновь вернуться к своим солдатам на