Александрия. Глава1. Возрождение империи

поле боя, и Валерий тут же скрылся в роще.

Казалось, военная удача улыбнулась воинам Ликиния. Благодаря своей храбрости, силе духа и сплоченности, они стали теснить противника, перебив большое количество врагов и полностью сведя на нет все преимущество внезапного нападения. Но в тот самый момент, когда показалось, что можно перевести дух и, сделав решающий рывок, хладнокровно добить врагов, к последним подоспела подмога – с другого берега ворвались на поле боя свежие силы противника.

 Константин нагрянул в окружении золотых лабарумов, славящих имя Христа, в сопровождении своих лучших легионов, переправившихся через реку по отстроенному мосту, своим появлением отняв у солдат вражеской армии надежду и на победу, и на спасение жизни. Но сдаваться просто так никто не собирался, поэтому жестокая бойня продолжалась до глубокой ночи. Лишь когда солнце совсем скрылось, и окрестности погрузились во мрак, Константин, сам сражавшийся плечом к плечу со своими солдатами и получивший ранение в бедро, отдал приказ прекратить бой.
 
***
 
Загадочный христианский Бог… он убедился в Его могуществе ещё во время похода с Константином на Рим, и отлично понимал, почему его молодой соратник обратился к Нему за покровительством.  Тогда силой всеобщей молитвы они повергли врагов в трепет и легко одолели их. Он помог им тогда, так же как помогает Константину и доныне, ведь тот и поныне со всем старанием воздает Ему почести. Ликиний же повержен и уничтожен – и это горькая расплата за предательство – да, сейчас он отчетливо видел свою ошибку.

После победы над Максенцием Ликиний вполне разделял увлечение соправителя этим новым божеством, уверовав в Его мощь. Он охотно подписал Медиоланский эдикт, поставивший христиан и их таинственные мистерии вровень с древними национальными культами империи. Он даже приблизил ко двору некоторых епископов. Но Константин пошел дальше. Он все более сближался с христианами: постоянно общался с их епископами, зная большинство поименно; участвовал во всех внутренних делах Церкви; всеми своими распоряжениями добивался все более прочного положения в обществе христианских общин, едва успевших прийти в себя после гонений Диоклетиана; и всеми этими действиями сумел завоевать их расположение и искреннюю преданность к себе.

Ликиний точно знал, что во всех христианских храмах его провинций именно за благосостояние его соперника ежедневно возносились самые горячие молитвы (а ведь не так давно он на своем опыте познал чудодейственную силу этих молитв), и оттого с каждым днем его душа все больше наполнялась страхом и ненавистью к Константину.

 Возненавидев соправителя, Ликиний возненавидел и почитаемое им чужое божество и воскресил в своем сознании прежних богов. Тех, кому он был обязан всеми жизненными успехами, кто руководил им с малого возраста, приведя к столь высокому положению в государстве. Правитель восточной части империи прогнал христианских епископов и окружил себя жрецами и прорицателями. Оракулы, гадания по полету птиц, разрезывания людей и животных – все предвещало успех, и Ликиний решился объявить войну.  Но, как видно, он просчитался – боги не простили измены и отвернулись от него. Он потерпел сокрушительное поражение, потеряв все свои легионы.

Однако, у него ещё оставался его флот. Под прикрытием ночи, вместе с немногочисленными оставшимися в живых сторонниками, Ликиний оставил пределы Адрианополя и поспешил спрятаться за неприступными стенами Византия. Старинный городок, окруженный с трех сторон водой, а с четвертой отгородившийся от материка неприступной крепостью – здесь бывший август надеялся отсидеться и со временем собрать новые силы для войны с соперником. Но и этот расчет не оправдал себя –  в Босфорском проливе уже поджидала его вражеская флотилия под командованием старшего сына Константина - Криспа. Боги продолжали мстить - едва началось сражение, как поднялась страшная буря. Шторм поглотил весь флот Ликиния: пять тысяч матросов отдали свои жизни, сто тридцать кораблей были брошены на береговые утесы и пошли ко дну. Это было окончательное поражение, полный разгром.  Христианский Бог, отвергнутый Ликинием, вновь на глазах всего мира помог своему избраннику Константину.

 И вот теперь, ожидавший решения своей участи пленник терзался мучительным страхом смерти. Оставленный всеми богами, он малодушно страшился неизвестности и покрывался холодным потом, при мысли о том, что может ожидать его душу за рекой скорби и забвения.

Константин был неприятно удивлен, получив известие о том, что бывший соправитель хочет говорить с ним – Ликиний вздумал просить о помиловании? Считая арестованного человеком бесспорно умным и достаточно мужественным, Константин, не ожидал от того подобного малодушия; к тому же, не в его привычках было куражиться над поверженным врагом, и если он до сих пор не повелел казнить бывшего соправителя, то только за недосугом - вина Ликиния не требовала даже судебного разбирательства, по сути он уже был трупом.

 Иные люди и в поражении, и перед ликом смерти имели достаточно сил и мужества, чтобы сохранять достоинство. Но, как видно, Ликиний был не из их числа. Что ж, по христианской традиции желание умирающего должно быть исполнено. Император велел привести арестованного. Ради такого случая он даже не распустил вовремя консисториум, задержав людей, хотя совещание уже было окончено.

Узнав, что Константин готов принять его, Ликиний увидел в этом хорошее предзнаменование. Однако, он был весьма разочарован, представ перед всем советом – он рассчитывал говорить с Константином с глазу на глаз.

Блистательный вид победителя, облаченного в роскошь шелковых пурпурных и золотых одежд, сверкающих драгоценными каменьями; увенчанного золотой диадемой единодержавного правителя империи; восседающего на высоком императорском троне в окружении толпы советников и единомышленников, привел побежденного в такую ярость, что, на краткий миг даже страх смерти отступил пред этим приступом всепоглощающей ненависти.

О да, Константин любил роскошь, и свой, завоеванный в честной борьбе, статус правителя вновь объединенной римской империи всячески подчеркивал богатством своего одеяния. Из всех богов, больше других он почитал Солнце и желал сам всегда блистать подобно этому светилу и божеству.

-  Мне сказали, что ты хотел видеть меня и говорить со мной? – холодно произнес он при виде появившегося в консисториуме арестованного. – Это правда?

- Да, это так, - отвечал узник.

- Ты удивляешь меня, Ликиний, разве меж нами остались какие-то недоговоренности?
 
- Некогда мы были союзниками, и потому я имею право от тебя лично услышать свой приговор – какую участь ты готовишь твоему бывшему соратнику.

- Участь побежденных всегда незавидна. Твои солдаты, оставшиеся лежать под Адрианополем, поведали бы тебе об этом со знанием дела, если бы только могли теперь говорить.

- Но ты должен помнить о том, что я не только твой бывший соправитель, но и родственник! Что в твоих руках сейчас так же находится и участь твоей сестры, которую ты сам делаешь вдовой!

Константин, устремив на побежденного соперника задумчивый внимательный взгляд, сделал вид, что обдумывает ответ, позволив узнику некоторое время потешить себя надеждой на спасение.  Ликиний был далеко не молод, но теперь и вовсе превратился в жалкого, будто съежившегося под грузом своих недостойных страхов, древнего старика.

- Да, я, действительно, получил письмо от Констанции, в котором она просит милости для тебя. Твоя жена умоляет меня сохранить тебе жизнь.

Ликиний мысленно возблагодарил жену, с которой зачастую так грубо обращался, но которая, несмотря на все зло, что он причинял ей, осталась ему верной союзницей и не побоялась вступиться за него перед всевластным братом.

- Скажи, а как поступил бы ты со мной, окажись ты победителем? – спросил Константин.

- Конечно, наказал бы тебя за вероломство лишением всех титулов и отлучением от власти, - воодушевленно заговорил Ликиний. – А после позволил бы жить обычной жизнью обычного гражданина.

- Ты лжешь. –  отрезал Константин. - Хорошо, я скажу тебе, какая тебе уготована участь. Ты будешь казнен в ближайшие дни. И это не обсуждается.

Константин кивнул солдатам, дав знак увести арестованного.

- Хлыщ безродный! Выскочка! Шлюхин сын! – с ненавистью и с надрывом орал Ликиний, пока его голос не стих вдали коридоров некогда его собственного дворца.

В консисториуме на некоторое время воцарилось молчание - недостойное поведение бывшего правителя Восточной части империи произвело на советников императора довольно неприятное впечатление, а слова, порочащие происхождение Константина, заставили многих смутиться, напомнив о том, кем была в молодости его мать.

- Слаб человек, не все люди способны достойно расстаться с жизнью, -  заметил, нарушив тишину, первый советник императора, епископ Кордубский, тем самым возвращая внимание императора к тому вопросу, с решением которого пришлось повременить из-за появления арестованного.

- Ты прав, отче, - охотно согласился с ним Константин. После чего отпустил остальных советников и, оставшись наедине с епископом, уже обратился к нему без всяких церемоний. – Итак, ты говорил мне, что у тебя важные, не терпящие отлагательства новости из Александрии, отец мой? Внемлю с превеликим вниманием.

- Благодарю, государь, и я ни в коей мере не собираюсь твоим высочайшим вниманием злоупотреблять. Но дело действительно требует скорейшего вмешательства, – заговорил епископ. – Дело в том, что в александрийской и в соседних с ней общинах зреет раскол. Виной тому спор двух весьма влиятельных и уважаемых священников – епископа Александрийского и пресвитера Вавкалийского. Оба пользуются безмерной славой и авторитетом среди всех восточных кафедр. Их конфликт длится уже несколько лет, с того самого времени, как пресвитер Александр возглавил кафедру в Александрии. Раскол захватил не только клир, но и прихожан, которые уже открыто враждуют меж собой, на потеху язычникам.

- В чем суть их спора?

- Конфликт начался из-за расхождения во взглядах ученых-пресвитеров на природу Сына Божьего. Тогда как епископ Александр учит народ в своих проповедях, что Сын Божий имеет ту же сущность, что и Бог Отец, пресвитер Арий в пику ему утверждает, что, поскольку Сын сотворен, то Он не может иметь той же сущности, как Отец. И учит этому своих прихожан.

- А ты что думаешь обо всем этом? – спросил Константин безо всякого интереса, досадуя, что Осий занимает его время скучными и бессмысленными умозрительными философствованиями.

- Я уверен, что эти богословские споры только повод досадить друг другу, однако, к несчастью, этот ничтожнейший повод провоцирует серьезную смуту среди прихожан. По моему скромному мнению, этот конфликт тебе следует безотлагательно пресечь, твердо заняв ту или иную сторону.

- Хорошо, – отозвался Константин, немного поразмыслив. – В таком случае, достопочтенный отец Осий, отправляйся-ка в Александрию, выясни на месте что да как, насколько это все действительно далеко зашло, и передай этим,