Клянусь, я не хотел этого. Я не сторонник дешевых эффектов и мелодраматических сцен. То, что произошло со мной - случайность, просто нелепая случайность и не более того.
Но вся беда в том, что она-то как раз так не считает. Она, напротив, уверена, будто я совершил это исключительно из-за нее, чтобы доказать, как сильно я ее любил и как непростительно жестоко она со мной обошлась. Ей это, конечно, ужасно льстит, она прямо сама не своя делается, когда думает об этом.
Ах, как же мне хочется ее переубедить! Не желаю, чтобы все вокруг принимали меня за идиота, способного потерять голову из-за женщины. Во что бы то ни стало я должен открыть ей правду. Рано или поздно.
Я прекрасно понимаю, что в нынешнем моем положении это маловероятно, почти немыслимо, но пока во мне теплится хоть искра надежды, я снова и снова прихожу к ней (по счастью, это теперь не составляет для меня большого труда), всегда в одно и то же время - в девять или в половину десятого вечера. Я знаю, что в эти часы она обычно предоставлена сама себе. Пятилетняя дочь Леночка - славный ребенок, копия мать - мирно посапывает в соседней комнате, раскидавшись на детской кроватке. Муж - типичный работяга с физиономией угрюмого олигофрена - работает в ночную смену либо где-нибудь с дружками закладывает за воротник, чтобы приползти домой ближе к полуночи и заснуть мертвецким сном, не раздеваясь, прямо на полу, куда она иногда в сердцах швыряет ему подушку, наотрез отказываясь лежать в одной постели с алкашом, от которого на километр разит сивухой и еще какими-то подозрительными духами.
А пока его нет, она коротает время за вязанием, реже - за книгой (телевизор не включает, чтобы не разбудить Леночку, спящую очень чутко) или просто сидит в кресле, с высоко запрокинутой головой и вытянутыми на подлокотниках руками. Мне нравится эта ее поза усталой задумчивости и отрешенности, нравится, наверно, еще и потому, что в такие минуты она часто вспоминает обо мне (сейчас, когда область подсознательного для меня все равно что мои пять пальцев, я знаю это совершенно точно).
Иногда это просто мимолетные мысли, скорее даже обрывки мыслей, незначительные фрагменты прошлых встреч, разговоров. Но иногда она с какой-то мазохистской скрупулезностью пытается - день за днем, минута за минутой - восстановить в памяти всю картину наших прежних отношений и таким образом нередко доводит себя чуть не до истерики. В этот момент ее плечи вдруг начинают вздрагивать, как при сильном приступе озноба, а из груди вырываются глухие судорожные всхлипы.
Обычно это длится недолго - минуту или две. Потом она постепенно успокаивается, долго сидит неподвижно, закрыв ладонью лицо, и слезы, робко просачиваясь сквозь неплотно сомкнутые пальцы, длинными струйками сбегают по запястьям, прячутся в широкие рукава халата.
Когда я вижу эти ее слезы, что-то больно сжимается у меня в груди, я сам готов зареветь с ней на пару. Но одновременно - что греха таить - я испытываю и что-то вроде удовлетворения, даже злорадства. Никакие угрызения совести меня при этом не мучают. Еще чего не хватало! Ведь теперь это единственное, что мне осталось.
Однако, бывает, ее мысли принимают совершенно иной, неприятный для меня оборот. Тогда она полностью преображается: выпрямляется в кресле, становится даже чуть выше ростом, ее глаза загораются каким-то сатанинским блеском, а губы кривит торжествующая улыбка.
Как же я ненавижу ее в эти минуты! Не в силах сдержаться, я подступаю к самому ее лицу, я твержу ей опять и опять с упорством параноика: «То, что ты думаешь обо мне, - неправда! Неправда! Все это только твое воображение!..» Но она, конечно, ничего не видит и не слышит. Я снова вынужден капитулировать, потому что не в силах преодолеть этот проклятый барьер, возникший вдруг между нами.
Но даже если б мне ничто не мешало сейчас общаться с ней как раньше, уверен, она все равно осталась бы слепа и глуха к моим призывам, настолько в такие минуты бывает увлечена собой и своей мнимой победой надо мною. Я же зубами готов скрипеть от злости, чувствуя свою полную неспособность что-либо изменить…
Впрочем, я ее прекрасно понимаю. Как и каждой женщине, ей, конечно, приятно сознавать, что ее любили, любили до такой степени, что ради этого чувства готовы были идти на безумство. Убежден, если бы у нее имелась моя фотография, она бы до самой старости хранила ее в каком-нибудь тайном месте - специально для того, чтобы иногда, под большим секретом, показывать самым близким друзьям и подругам и, о чем-то умалчивая, что-то, наоборот, приукрашивая, в очередной раз трагическим голосом пересказывать печальную историю своей любви, где ей, безусловно, будет отведена роль гордой и неприступной красавицы, мне же - роль несчастного отвергнутого воздыхателя.
Да, так оно скорей всего и будет - и фотографии не понадобится! Уж что-что, а приврать она умела и даже со мной, как теперь выясняется, не всегда бывала откровенна.
Так, например, она неоднократно повторяла мне, что давным-давно не любит своего мужа, что его ласки не доставляют ей никакого
удовольствия… На днях, явившись к ней домой чуть позже обычного, я случайно стал свидетелем их очередного соития - нет, я бы даже сказал, случки, потому что зрелище было поистине омерзительным.
Я не вуайер, половой акт мне доводилось наблюдать только на экране видео при просмотре порнографических фильмов, да и тогда, помнится, эти сцены не вызывали у меня ничего, кроме неловкости и раздражения. Однако то, что я увидел сейчас, не шло, конечно, ни в какое сравнение с видео. На какое-то мгновение мне показалось даже, что я вот-вот вырву (хоть и понимал прекрасно, что это невозможно). Причем поверг меня в такое состояние не столько вид ее муженька, этого сопящего, как трактор, самца гориллы с мутными от вожделения глазами и капающей с губ слюной, сколько то, как реагировала на его грубые действия она, как непритворно стонала, катаясь головой по подушке, как изгибалась всем телом в порыве страсти и все пыталась обнять, охватить руками это потное жирное тело с пошлыми татуировками на спине и плечах…
Нет, со мной она никогда не была такой раскованной, такой бесшабашно исступленной - в минуты нашей близости она как будто постоянно чего-то боялась. Не знаю, чем это было вызвано. Может, при всей ее тяге к авантюрам в ней все же был сильно развит комплекс вины? А может, она просто стеснялась меня, считая недостаточно опытным в любовных делах (что отчасти соответствовало истине, так как мои прежние немногочисленные связи с женщинами, как правило, носили эпизодический характер)?
Но для чего тогда она затеяла со мной эту не сулящую ей никаких новых открытий игру? Неужели только от скуки или из желания еще раз проверить силу воздействия своих чар? А что, если это был просто кратковременный порыв страсти, случайный, ни к чему не обязывающий, который прошел так же внезапно, как и возник?
Сейчас мне трудно ответить на этот вопрос. Да и сама она, думаю, не смогла бы дать вразумительного объяснения своим тогдашним поступкам…
А началось все это сравнительно недавно - примерно полтора года назад. Срок, конечно, небольшой, но даже если бы он был и больше, историю наших недолгих любовных отношений, особенно некоторые, наиболее волнующие эпизоды, я, как мне кажется, буду помнить вечно (о, каким новым смыслом теперь наполнена для меня эта, вроде бы, такая банальная фраза!)…
Я, например, до сих пор прекрасно помню вечер своего первого знакомства с ней, ставшего для нас одновременно и вечером начала нашего романа. Кажется, мы тогда отмечали какую-то дату - если мне не изменяет память, день рождения начальника, устроившего по случаю своего пятидесятилетия шумный банкет прямо в отделе, на который пригласил почти всех своих сослуживцев.
Была там и она, хоть и появилась в нашей конторе совсем недавно - месяц или два назад. Так получилось, что наши места за праздничным столом оказались как раз напротив, и я то и дело ловил на себе ее осторожные внимательные взгляды.
Виделись мы, конечно, и раньше, но как-то мимоходом, случайно - то возле проходной, то в очереди в столовую, то на лестнице, однако никогда не заговаривали, ограничиваясь лишь традиционным кивком. Не могу сказать, что она понравилась мне с первого взгляда - скорей даже, наоборот - ничего особенного я в ней тогда не углядел. Ну, симпатичная женщина, высокая, статная, с черными блестящими волосами, скрученными на затылке тяжелым узлом, с необычайно бледным лицом, на котором резко выделялись большие, такие же черные глаза и тонкие, красные, как рубец, губы (она обычно предпочитала яркие тона помады), одетая всегда строго, с иголочки: в джемпера темных расцветок и длинные узкие юбки с разрезом, рельефно обрисовывающие бедра, несколько, пожалуй, полноватые для такой хрупкой фигуры, и стройные ноги, из тех, про которые говорят, что они растут прямо из подмышек - в общем, особа, конечно, довольна заметная - ну и что с того! Сколько таких ходит сейчас вокруг - только оглянись!
По давней холостяцкой привычке делить всех женщин на тех, кто представляет для меня интерес, и тех, с кем никогда ничего путного не получится, я почему-то сразу и безоговорочно отнес ее ко второй категории. Уж не знаю, отчего это произошло. Может, оттого что мне тогда больше нравились не слишком высокие, склонные к полноте блондинки и совсем не импонировали так называемые «бизнес-леди», чей весьма распространенный в наше время тип она, на мой взгляд, как раз и представляла. А может, моя новая сослуживица просто показалась мне не в меру холодной, неприступной, словом, не из тех, с кем легко можно закрутить роман. В общем, как бы там ни было, но раньше я почти не обращал на нее внимания.
А в тот вечер все вышло совершенно по-другому…
Вот отзвучали последние хвалебные тосты в честь именинника, истощился запас застольных анекдотов, и гости, наконец, почувствовали непреодолимое желание встать и немного размяться под музыку. Кто-то предусмотрительно прибавил в магнитофоне громкости, и уже первые несколько смельчаков под смех и одобрение толпы задергались, запрыгали посреди комнаты в ритме модного шлягера.
Я не большой любитель танцев, особенно быстрых, поэтому решил воспользоваться этой временной
|
Спасибо.
С уважением Татьяна