доказать ей, что я, дескать, не могу без нее жить. Все это я, естественно, прочитал в ее мыслях и до сих пор не нахожу себе места от возмущения. Я не хочу, чтобы она так думала - это очень поднимает ее в собственных глазах, а меня при этом ни во что не ставит.И поэтому вот уже несколько месяцев - пусть пока безуспешно, но с неослабевающей настойчивостью - я пытаюсь доказать ей обратное.
Я прихожу к ней почти каждый день, в одно и то же время - в девять или в половину десятого вечера. Я знаю, что в эти часы она обычно ничем серьезным не занята - вяжет, читает или просто сидит, откинувшись, в кресле.
Я бесшумно подхожу к ней, пытливо вглядываюсь в лицо, словно ожидая какого-нибудь тайного знака, и в который раз начинаю как заклинание: «То, что ты думаешь обо мне - неправда! Неправда! Все это только твое воображение. У меня и в мыслях не было тогда покончить с собой. Это все случайность, чистая случайность. И не нужно делать из меня страдающего героя, а из себя - раскаивающуюся преступницу. Все равно это теперь никому не поможет. Так что смирись и не строй глупых иллюзий. Смотри на вещи проще - ты ведь сама не раз учила меня этому…»
Я могу говорить так часами, хотя заранее знаю, что все напрасно, что речь моя и в этот раз не будет услышана. И все-таки я надеюсь, что когда-нибудь добьюсь своего: мои слова дойдут до нее и возымеют нужное действие. Она поймет, что безнадежно опоздала, что поезд давно ушел, не оставив ей никаких надежд - только безысходность и одиночество. Вот тогда она будет страдать, но страдать уже по-настоящему, без всех этих романтических представлений, почерпнутых из бульварных романов и бездарных сериалов - тогда она, наконец, испытает то, что испытал я.
Однако я знаю, что это будет еще не скоро, что для того, чтобы добиться своего, мне потребуется много терпения, а главное - времени. Но вот его-то у меня как раз и нет. Я чувствую, всеми своими фибрами ощущаю, что довлеющие надо мной силы (о которых я имею пока самое смутное представление) буквально наступают мне на пятки, торопят поскорей разделаться со всеми земными делами, давая понять, что впереди меня ждет нечто новое, таинственное и неизведанное.
Однако, как бы ни было заманчиво это новое, я все еще не тороплюсь внимать их настойчивым требованиям, я по-прежнему верен своему замыслу и, мне кажется, постепенно начинаю одерживать над ними верх. Во всяком случае, последнее время они как будто оставили меня в покое. Хотя я вполне допускаю, что это только затишье перед бурей, что мои незримые соглядатаи в настоящий момент набираются сил перед новым решительным натиском.
А может, они давно махнули на меня рукой, предоставив самому делать свой выбор? Хотелось бы верить. Впрочем, меня на этот счет одолевают большие сомнения. Самое первое, что я открыл для себя, оказавшись здесь: ничего в этом мире не случается просто так, все заранее предопределено, включая и наши рождение и смерть. Что касается последней, то это, по моему глубокому убеждению, есть ни что иное, как переход в другое состояние, свидетельствующий о том, что ты выполнил свое предназначение в земной жизни и теперь тебе предстоит какая-то новая миссия, правда, уже в совершенно ином качестве.
Но в чем же тогда было мое земное предназначение? Неужели только в том, чтобы полюбить женщину, в силу каких-то своих природных особенностей не сумевшую в полной мере оценить это чувство, и потом своей собственной смертью доказать ей, что она была не права, что есть еще, оказывается, в этом мире ценности, не подлежащие переоценке, и что, как ни странно это на первый взгляд выглядит, они-то в конечном счете и определяют смысл нашего существования?
Но если это так, то получается, что я сам себе противоречу, что смерть моя вовсе не была случайностью и, может быть, где-то на подсознательном уровне я даже желал этого…
Нет-нет, все это вздор и не имеет под собой никаких оснований! Поэтому я во что бы то ни стало должен доказать обратное. И ей, и себе. И я это сделаю. Я все равно добьюсь этого любым доступным мне способом.
Уже несколько раз я пробовал являться ей во сне (я ведь и на такое способен, хотя и с большим трудом, так как это означает выход на совершенно иной уровень и связано с немалыми трудностями), однако, как и ожидалось, и здесь потерпел фиаско: она слишком убеждена в своей правоте, чтобы верить каким-то там снам.
Но я все еще не теряю надежды, и по-прежнему моя главная ставка на эти вечерние визиты к ней. Дело в том, что, общаясь с такими же, как я, мне не раз доводилось слышать, будто бы имели место случаи, когда нам, представителям так называемого потустороннего мира, удавалось достучаться таким образом до живых, и это всегда производило неизгладимое впечатление на последних. Правда, говорили, такое бывает возможно только при… как бы это поточнее выразиться… обоюдном желании сторон, а этого - увы - пока не наблюдается…
Впрочем, я, кажется, заболтался и совершенно забыл о времени. Приближается час моего свидания с Галиной. Я должен спешить. Она уже, наверно, переделала все свои домашние дела и теперь, как всегда, сидит в своем любимом кресле, откинувшись на спинку и вытянув руки на подлокотниках. Взгляд ее устремлен вдаль, но глаза смотрят, ничего не видя вокруг. Кажется, что она все время кого-то ждет.
Может быть, она ждет меня…
1994 г.
Спасибо.
С уважением Татьяна