Ничтоже сумняшеся ч 4

Анатолия умер.
   Оставшись вдвоем с матерью, ему пришлось впрягаться в работу, помогать матери.
   Они вместе пили кому-то дрова, стирали белье, носили воду.   загружать и выгружать уголь, Однажды давнишний друг отца Анатолия предложил ему  попробовать себя в качестве шахтера.
   Рабочих рук  не хватало, каждый человек был на учете, поэтому в отделе кадров шахты, никто особо не придирался к возрасту, поступающего на работу пацана.
   Шахтеры, относительно представителей других профессий, зарабатывали хорошо. После смены холостые молодцы, в число которых входил и Анатолий, отмывшись от угольной пыли, не находя каких-либо, радующих душу развлечений, частенько, если не сказать,  каждый день, придавались распитию горячительных напитков, благо вина и водки в поселке не переводилось.
   Слегка выпив, или напившись в доску молодняк, расходился кто куда. По случаю окончания смены, друзья иногда собирались у кого-нибудь дома, набирали пива и отдыхали.    
   Во время посиделок, они по очереди рассказывали разные истории, свидетелями которых когда-то оказались. Рассказы получались то веселыми, то грустными, или ни то ни се. Анатолий считался хорошим рассказчиком, знал много интересных  историй, а его память цепкой рукою держала их в себе до определенного случая.
   В этот раз его память, как говорили шахтеры, выдала на-гора следующее  происшествие.  
  - Дело было так, - начал молодой шахтер, - случилось мне, будучи еще совсем пацаном, поехать с отцом в станицу, где жил и работал его брат, мой родной дядя, звали того Сережа.
   С утра отец  уехал по делам, оставив меня на попечение дяди. Тот особого восторга по этому поводу не выказывал, но делать нечего – надо, же брату подсобить. Поэтому он, с раннего утра повез меня на конезавод, где работал осеменителем.
   В те смутные времена это ремесло, только начинало входить в моду.  Раньше кобылиц, естественным способом, осеменяли жеребцы.
   И особых проблем с продолжением лошадиного рода, вроде бы не было. По новым методам, это дело решено было ставить на поток.
   Кто придумал осеменение кобыл по принуждению, и для чего - до настоящего времени современному человечеству не известно.
   Но работа – есть работа, и дядя Сережа надев на себя кожаный фартук, выкурив папиросу, вывел из стойла  кобылу и привязал ее к прочной жерди.
   Затем он подошел к другому стойлу, где, по моим соображениям, находился племенной жеребец, и взяв того под уздцы, повел жениха к невесте.
   Ритуально встав на дыбы,  жеребец запрыгнул на кобылу, но попасть с первого раза в нужное для зачатия место у него не получилось. Тогда дядя Сережа, предварительно надев на руки резиновые перчатки, повторно подвел его к кобыле.
   Во время второй попытки, мой дядя, правой рукой схватив жеребца за детородный орган, стал направлять его в заданном природой направлении. Осеменение прошло удачно.
   Несколько передохнув и выкурив очередную папиросу, он вывел следующую невесту, которая оказалась не такой покорной, как прежняя. Она брыкалась и  прыгала  в разные стороны, не давая дядьке возможности привязать ее.
    Только после нескольких бесплодных попыток, ценой невероятных усилий, ему, наконец,  удалось все же привязать строптивую кобылу к жерди.  
    Кобыла та, была мощной  и  дюже норовистой, а жеребец слишком горяч, и у дяди с этой брачной парой ничего толкового не получалось.  
   Все трое участников осеменения взмокли, тяжело дышали и,  по всей вероятности, сильно устали. Кобыла, глядя на безрезультатную возню жеребца и его помощника, весело заржала, будто говорила:
  - Так вам и надо, прохиндеи. Если я не хочу, то у вас ничего не получится.
     
   Бедная кобыла не знала одного, что моему дяде начальством был отпущен план по осеменению и, не выполнить его он не мог.
   Поэтому через некоторое время попытки сломать девичью гордость лошади были продолжены.
   Какими только эпитетами  награждал дядя Сережа кобылу и жеребца во время этих попыток, - я  пересказывать не буду - вам и так должно быть все ясно.
   Вот, выкурив очередную папиросу, дядька снова приступил к исполнению своих обязанностей.
   Во время перекура он снял с головы ненавистную кожаную лямку от фартука, которая видимо, натирала ему шею и та  повисла у него спереди.
   В это время, возбужденный до крайности жеребец, выпустив из себя огромный, как дышло, детородный орган, подбежал к кобыле.
   Увидев это, дядя Сережа, выплюнул изо рта недокуренную папиросу и бросился к лошадиной паре, чтобы помочь им в брачном деле.
   Впопыхах он не заметил, что лямка от фартука зацепилась за конец возбужденного органа жеребца, и когда тот запрыгнул на кобылу, то вгорячах притянул эту лямку и засунул ее вместе с членом кобыле в трещину.
   Силой, тот жеребец обладал великой, и мой родной дядя был приподнят на лямке фартука в воздух так, что голова его оказалась между лошадиными телами.
    Я чуть не заплакал от страха, когда увидел, висящего на проклятой лямке родного дядю с прилипшим к лошадиному заду лицом.  С дергающимися как у марионетки руками и ногами, он всеми силами пытался освободиться от лошадиного плена.
    Вот так он, дергаясь, и висел, пока сволочной самец, не удовлетворив свою страсть, не спрыгнул со строптивой кобылы.
   Сколько времени  продолжалась эта осеменительная пытка я не помню, но только, когда жеребец, сладострастно заржав, отошел от кобылы, а дядя оказался на своих ногах, я несколько успокоился.
    Все его лицо было покрыто противной слизью и мелкими брызгами навоза, он непрерывно матерился, сплевывая противную гадость изо рта, грозил кулаком лошадям, и потихоньку шел к водопроводной колонке.
    Та не работала, и тогда он велел мне сбегать к колодцу и принести  ведро воды, что я и сделал.  
   Умывшись колодезной водой, он несколько пришел в себя, загнал лошадей по своим местам, насыпал им корм и мы ушли с конезавода.  
   По пути домой дядя зашел в магазин, купил водки, а мне целый килограмм конфет.
   Водку  до дома он не донес, расправившись с ней прямо за углом магазина.
   Захмелев, он просил меня не рассказывать никому, об этом приключении вплоть до самой его смерти. Его волю я выполнил, а рассказываю я вам потому, что дядя Сережа десять лет, как умер.
   Друзья Анатолия, не имея более сил смеяться, сидя на стульях, икали и тихо повизгивали. Долго ходила  по поселку, передаваемая из уст в уста эта легенда про лошадиную свадьбу, вызывая нездоровый восторг у слушателей, особенно у баб.
   С гулянок Анатолий возвращался далеко за полночь, если случалось подраться, то приходил домой с синяками, а то и с порванной рубахой.
  - Опять, одно, и тоже, - сетовала мама, помогая раздеться еле стоявшему на ногах непутевому сыну, - когда же остепенишься, нельзя же так, одних рубашек на тебя не напасешься.
   Жениться тебе надо, вот и вся недолга. Вот твои друзья все уже переженились, даже Витька, уж какой страхолюдина, и тот нашел себе бабу. А ты, такой красавчик у меня, и все один, да один.
    Чем Нюрка плохая девка? Аккуратная, вежливая, пухленькая, а уж какая рукодельница – заглядишься.
    Анатолий,  уставившись в тарелку давно остывшего супа, часами слушал причитания матери.
  - Видимо все-таки придется жениться, чтобы старая успокоилась, - туго соображал Анатолий, - да и вообще таскаться по этими шлюхам толку мало   – подцепишь еще какую-нибудь заразу.
   Однако утром, похмелившись тайком от матери,  он забывал о решении жениться, об обещаниях  дававших ей.
    И все возвращалось на круги своя - работа, пьянки, драки. Жениться ему не хотелось – зачем эта обуза, зачем этот хомут на шею, да и не нашлась еще та, которая завоевала бы сердце молодого шахтера. Но вот, однажды после смены, он зашел в поселковый магазин, купить водки и закуски.
    От делать нечего,  заглянул в отдел парфюмерии. Ничего покупать там он не собирался, просто коротал до вечеринки время.  Прохаживаясь  вдоль прилавка,  заполненного пузырьками в духами и одеколоном, он мельком взглянул на продавщицу. Она была довольно плотной девушкой. Излишняя подтянутость, можно сказать армейская выправка, нисколько не портили ее фигуру, а уж улыбка была неотразимой.  
    Но не формы, и не обворожительная улыбка привлекли внимание  шахтера, его глаза не могли оторваться от косы девушки.    
    Знатная у нее была коса - цвета белого испеченного хлеба, не очень длинная, но невероятно толстая. Она то и стала  предметом его внимания.
   
    Такой косы он не видел ни одной девушке, ее толщина не уступала толщине корабельного каната. Молодой человек, не отрываясь, смотрел и смотрел, пока продавщица не спросила у него:
 - Что бы мне предложить вам, молодой человек?  Может быть, купите духи для своей девушки, или хорошую пудру?
Очнувшись от замешательства, Анатолий, не отвечая на вопрос продавщицы,  стал в рассеянности прохаживаться вдоль прилавка, делая вид, что разглядывает выставленный товар.
    Потом зачем-то купил зубную пасту – зубы он чистил солью и то крайне редко.
    Переминаясь с ноги на ногу и крутя в руках только что купленный тюбик, Анатолий все стоял возле парфюмерного прилавка. Видимо, никакая сила не могла оторвать его от него. Вдруг за спиной у него раздался грубый голос,  чисто выбритый мужик горланил:
  - Ты че, Толян, мы тебя ждем, ждем, а ты оказывается здесь ошалаешься, на баб заглядываешься.
    Пойдем, ребята уже бунтуют. Лизку твою только, что видел – шла с каким-то фраером из конторы, в кино, наверное. Ты бы наковырял ему как-нибудь по сопелке, чтобы наших девок не соблазнял, а? Ну пошли же скорее.


                                                   
    -На вот, забери авоську, здесь все. А теперь иди к ребятам, меня не ждите. Позже подойду. Вручив мужику  сетку с продуктами, Анатолий вернулся к прилавку.  Тот понимающе улыбнулся и, кивая головой, рассмеялся.    Затем, пожав плечами, ушел из магазина.  
    Анатолий, дождавшись, когда в отделе никого кроме продавщицы никого не оказалось, набрал полные легкие воздуху и смело выпалил:  
  - Пойдем сегодня со мной  в кино, фильм хороший, поедим мороженного, выпьем лимонада.
    Приходи в восемь, придешь – женюсь на тебе, не придешь – убью. От такого пол уголовного предложения руки и сердца, у девушки потемнело в глазах, затем все ее тело охватила  противная дрожь.
    Она еще несколько минут прибыла в оцепенении, затем пришла в себя, и яростно сверкнув глазами, ответила парню:
  - Хорошо, приду в восемь, готовь мороженное и лимонад. Но если после всего этого не женишься на мне,  поймаю и задушу!
    Покупатели из соседнего отдела, стали невольными свидетелями, невиданного ими ранее,  признания в любви.
    Результатом  произошедшего в поселковом магазине короткого диалога между Анатолием и продавщицей парфюмерной продукции, в дальнейшем стали трое детей - две девочки и один мальчик.
 
    Прожили Анатолий со своей супругой вместе более двадцати лет, пока смерть не прибрала  к себе любимую жену шахтера.
    Выйдя замуж, старшая дочь Анатолия стала жить отдельно от отца. Старший сын вырос в здоровенного детину, работать нигде не хотел, стал воровать и отсижывал очередные сроки в местах не столь отдаленных.   Единственной отрадой жизни шахтера стала  его младшая дочь, его любимица и отрада.  Она и