сортируя трупы из кучи. Они растаскивали их как дрова по просторному помещению, раскладывая их на бетонном полу каждого отдельно на расстеленных кусках заляпанного брезента в одном им понятном порядке. Тут же сверяли надписи на деревянных бирках, прикрепленных веревками и обрывками бинтов к конечностям трупов со списками на мятых листах бумаги, что-то помечая в них карандашами. Иногда они задумчиво застывали, перед каким нибудь извлеченным из кучи трупом как-то особенно изуродованным и, видимо повидавшие уже так много всего, удивлялись, осматривая его страшные повреждения. При этом оживлялись, обсуждая что-то, жестикулируя, показывая своими руками в черных резиновых перчатках на разрушенные участки тела.
-Вот бы сюда на недельку этих крикливых правозащитников с членами правительства, на исправительные работы! Чтобы они по несколько часов в день поворочали эти трупы! Вот бы я их этих сук погонял! Все больше мальчики, пацаны! - горячился прапорщик.
-Славик! Славик! Иди сюда!
Печкин призывно помахал ему рукой. Один из бойцов оставив работу, подошел к прапорщику и снял запотевший респиратор, под которым показалось юное конопатое лицо парня. Прапор закурил, сунул рыжему раскуренную папиросу в рот, тот блаженно затянулся, щурясь от удовольствия, пуская синий дымок. Дым попадал ему в глаза, они заслезились. Он стряхнул пепел черным пальцем в перчатке. Прапорщик кивнул ему на Родионова.
-Так вот товарищ полковник приехал, приехал издалека, ему надо Родионова найти! Гвардии старший лейтенант Родионов Игорь Владимирович 81 мсп!
-Хорошо, там с этого 81 мсп вроде не так много их,- бросил мрачно парень, докуривая
-Да их в Самару больше переправили, они тамошние,- согласился прапорщик:
-Ну, найти будет легче!-
-Да ничего не легче!- ответил парнишка, не соглашаясь с Печкиным. Тот почесал затылок и показал Родионову глазами – видишь, что я могу сделать, мол, как получится.
-Видите тут их сколько. Это все с Грозного!-
Конопатый боец докурил папиросу, плюнул не еще погасший, светящийся горящий точкой маленького огонька окурок на бетонный пол ангара, и аккуратно потушил его, раздавив подошвой своего сапога. После чего натянул респиратор на лицо и ушел. Через минут пятнадцать он вернулся, мрачно объявив:
-Серегей Матвеевич, Родионов там идет по четвертой категории. Что делать то будем? -
И выжидающе посмотрел на полковника.
-По четвертой? –
Прапорщик переспросил и, увидев подтверждающий кивок, задумался, даже вновь почесал свою голову.
-А что это за четвертая категория? - спросил полковник.
-Да это наш термин такой товарищ полковник. Терминология мать ее! Вот смотрите: тела, которые можно в гроб положить смело, целые - это первая категория, но это теперь большая редкость. Их мало. Вторая категория вот основная часть трупов, их лучше сразу будет в закрытый гроб класть, тело сохранилось, но уж больно оно сильно изувечено. Так лучше его родным не видеть. Ну, разве посмотреть для опознания. В нее входят и те, кому эти изверги там уши, нос отрезали, кожу содрали, руки отрубили, ноги, бывает, головы отрезают, глаза выкалывают. Зачем надо глумиться над мертвыми, ведь мертвые уже не ответят, они промолчат в ответ. Их обижать, поэтому легко. В этой группе - раздавленные гусеницами танков, колесами боевых машин, раздавленные обломками зданий, подорвавшиеся на минах и растяжках – все это обезображенные до полной неузнаваемости трупы, так как и долго пролежавшие и начавшие уже разлагаться. Ну, вы все поняли сами, что тут говорить! Третья категория это просто куча частей тела, обрывки там, все, что от человека осталось, их как суповой набор, привозят ноги, руки, куски мяса, но чаще в мешках из фольги и подписанные. Мы хоть знаем, чьи они, мы их в цинк сразу пакуем. Опознавать родных не зовем, врем, что, мол, генетическая экспертиза в Ростове была, все подтверждено как в аптеке. Хотя откуда у нашего министерства деньги такие будут? А четвертая категория, это когда ничего нет, понимаете, ничего не нашли. Был человек, и не стало его. Это вот самое трудное. Тут мы, как правило, закрытый глухой цинк, чем попало, набиваем. Рваная форма с других, всякая обувь там, можем и мяса, конечно, добавить, но конечно не убиенного, а чужого. Вам как, цинк всем этим набить? Ребята сейчас соберут, нам этого специально даже присылают. Ну не пустой же цинк будем родным отдавать? Поймите это все наши ребята, ну похоронят родные чужие части тела, будут думать сынок или муж лежит, ведь все же по-божески. Они же все там вместе погибали?-
Усатый хозяин морга чуть помолчал.
-А что нам делать, как быть? Тут до живых дела нет, а кто о мертвых то думать будет? – в ответ на молчание полковника стал искренно возмущаться Печкин.
-Не надо ничего, я прошу вас,- Владимира снова стало тошнить от трупного аромата:
-Родственники заберут цинк пустым!-
-Да я понимаю, товарищ полковник вас, но он же легким будет больно, а вдруг они догадаются, когда хоронить будут, еще откроют. Ладно, если там они все это, что им мы засунули, увидят, а если ничего там не будет, как вы хотите? Потом скандала не обреешься. Да и жалко же их, они же тоже люди, хотя бы часть того, что у них отняли родного, хотят себе вернуть. Ну, пусть думают, что там тело их мальчика любименького лежит, что именно его они похоронят, и потом к нему будут ходить на могилку, цветы носить, поминать. А вы их этого хотите лишить? Я даже с батюшкой говорил, он меня и то поддержал! -
-Нет, я их не хочу лишить этого, просто Родионов это мой сын! Мой понимаете, мой! -
Печкин замер снял шапку, перекрестился:
-Упаси душу раба Господа нашего. Ну что же вы сразу не сказали то. Я вам плету всякую ерунду. Сколько лет мальчику то было?-
-Двадцать четыре! - вздохнул полковник:
-Ладно, пусть цинк будет пустым, я так хочу, ну или кирпичей туда положите что ли. Но не надо туда, ничего такого класть, я вас прошу. Никакого мусора, договорились?-
-Кирпичи как то не по-божески не по-христиански,- удивился прапорщик.
Родионов попрощался с ним, обещал забрать цинк через два дня и вышел. Транспортный самолет на Самару был через полчаса.
В зале ожидания, напившись, бесстыдно храпели на пьяные лавочках офицеры. И им было абсолютно плевать на все. Ожидающие выдачу тел родственники все так же ждали своей горькой участи.
По разрешению Петлицына сразу с Чкаловского аэродрома полковник вылетел с первым же рейсом в Самару на военно-транспортном самолете. Его отпустили в отпуск по личным обстоятельствам, на несколько дней в связи с трагической гибелью сына.
-Держись сынок!- поддержал Родионова как мог старый генерал, не найдя больше никаких других слов. Он просто не знал, что еще может ему сказать. Петлицын уходил на пенсию, и он уже был у начальника Генерального штаба Кондратьева с просьбой уважить старика, и передать его дело в надежные руки полковника. Тот кандидатуру ободрил, и, узнав про трагедию, распорядился собрать деньги для материальной помощи Владимира.
-Сына мы не вернем, но товарища поддержать обязаны!- отчеканил он каждое свое слово. И фотографию сына-лейтенанта в черной рамке повесили на первом этаже прямо около входа, что бы каждый вошедший видел ее, а ниже была приделана надпись, что геройски в боях с бандитами за город Грозный погиб сын нашего товарища полковника Родионова. И глядя на любимые цветы, своего кабинета Петлицын подумал, что забирать отсюда их не будет, а оставит их Владимиру. Он передаст ему растения в горшках вместе с ключами от своего кабинета, выпиской из приказа о назначении Родионова на должность и новыми погонами генерал-майора. Одни такие погоны он давно хранил у себя в столе, вынимая их, и думал, что скоро вручит погоны Родионову, за эти годы совместной службы, ставшему ему сыном. Которого у него никогда не было, как впрочем не было у него, и дочери. Была лишь больная раком умирающая жена, да сестра с семьей в далеком Саратове.
Непроглядное небо тяжко навалилось на промерзший город, подмяв под себя деревья, улицы и дома. И заснеженная Самара замерла в ночной темноте, едва освещенные мерцающим светом фонарей, улицы города пропадали, терялись, растворяясь во мраке. Притаившиеся переулки и дворы спали окутанные тишиной. Высокими бледно-серыми холмами возвышались вдоль дорог снежные сугробы. И нарисованные мягкими нежными полутонами красок света и тьмы дома меняли вид и очертания, превращаясь, порой во что-то невероятное и фантастическое.
Поселок Рощинский находился недалеко за городом, чуть в стороне от убегавшего на восток уральского тракта. Он был не так давно построен турками для выведенных из Германии советских войск. Полковник оказался вынужден взять такси. Доехали по пустой дороге быстро и без приключений. Сначала после снежной степи украшенной редкими деревцами появились укрытые забором длинные бараки с острыми крышами и дальше за ними выросли панельные коробки пятиэтажек.
Что такое Родина? – подумал Владимир:
-Нет, родина это не кусок земли, это не вечно болтающий телевизор на прикроватной тумбе, не территория, заключенная как в застенки в рамки государственных границ, не даже президент и не парламент, не сверкающая эстрада, нет. Не за это умирали в Грозном ребята. Он нашел для себя единственно верный ответ. Родина это и есть все они, все эти люди, вокруг живые простые реальные, пусть серые, безликие, обманутые, которых миллионы, люди из плоти и крови, из боли и слез. Родина это чумазые грязные солдаты, вчерашние мальчишки, старый генерал Петлицын и матерщиник - майор Валера Любимов. Родина – это его погибший сын Игорь и его ротный, освобожденный из плена, родина - это пожилая русская женщина, из подвала разбомбленного дома в Грозном пришедшая к ним за хлебом, это простуженный сгорбленный генерал в треснутых очках – вот все это и есть Родина. И это и беременная девушка Лена с фотографии сына, эта матери потерявшие там своих сыновей, и жены, лишившиеся навеки мужей, это пьющие в елках на аэродроме перед командировкой офицеры – вот все это его нескладная нелепая, но святая высокая и чистая Родина. По крайней мере, для него. И теперь с этим возвращенным чувством Родины можно жить дальше и умирать, как потребует от него долг.
Заплатив таксисту, полковник направился в светящий неоновой вывеской небольшой магазинчик с надписью на входной двери «работаем круглосуточно», где за просторной витриной его встретила полусонная полная продавщица. Рядом с ней уткнувшись лицом в прилавок, сидя спал молодой охранник, в камуфлированной форме положив резиновую дубинку себе под голову. Он даже не шелохнулся, когда шумно открылась входная дверь. Продавщица почему-то удивилась, и, кажется, даже расстроилась, что Родионов отказался у нее водку. Когда она, не ожидая предложений запоздалого покупателя, стала было доставать из-под прилавка бутылки. Наверно это была главная причина визитов ночных покупателей. Хотя может она и приторговывала ей втайне от своего хозяина.
Он как-то сравнительно угадал офицерское общежитие, среди других зданий. Горящий фонарь, подвешенный на высоком столбе, освещал вход и табличку с надписью возле запертой двери. Его пустили внутрь не сразу, и он долго барабанил в дверь,
