Овчарка

сделать несколько глотков. Вода обожгла воспаленное, сорванное надрывным кашлем горло, но все равно стало легче. Потом был еще один укол, после которого его прошибло испариной, и он снова провалился в сон, на этот раз, без видений.
Овчарка пришла через день, когда ему стало ненамного, но лучше. Кашель еще не отпускал, но температура уже не зашкаливала так, как сразу. Состояние многих других на соседних койках было таким же ужасным. Лазарет хрипел и кашлял на все лады. Кого-то унесли, с головой накрытого простыней. Соколовский наблюдал за этим всем мутным взглядом. Ему делали уколы, после которых становилось легче, давали таблетки, он даже что-то ел, проглатывал какую-то безвкусную жидкую кашу, запивал водой и спал... Его тут лечили лучше, чем других, даже ухаживали как-то, из-за нее, надсмотрщицы... А ведь он никого ни о чем не просил, но его никто и не спрашивал.

- Соколовский, - позвала его овчарка, и он разлепил веки, посмотрел на нее.
Черная коса никуда не делась, лежала на плече женщины, поверх шерстяного платка, наброшенного на форму. "Каменная девка", - вспомнил Игорь свой бред и прохрипел вслух:
- Соскучились по досмотрам?
- Дерзишь, значит, выздоравливаешь, - ответила тюремщица, наливая чай из термоса в чашку и открывая банку с чем-то, - Вот это чтобы все съел и ложку облизал.
- Я не голоден, - ответил Соколовский и закашлялся.
Овчарка переждала его приступ и произнесла:
- Не спорь со мной. Это лекарство. Тебе есть для чего жить и выздоравливать.
Она поила его чаем и заставила съесть измельченную смесь из каких-то сухофруктов и меда. Это оказалось вкусно и как будто сразу прибавило сил.
- Ну вот, глаза уже повеселее стали, - удовлетворенно отметила надсмотрщица, впихнув в него все до конца, - Сейчас я тебя еще обрадую... Девочку твою к тебе сюда приведут на свидание.
- Нет, - Игорь выкрикнул бы это, если бы мог, но у него получился только отчаянный полустон-полухрип, - не надо! Со мной что хотите делайте, но ее не трогайте!
Он снова закашлялся, чуствуя, как его заливает новой волной стыда и гнева, и ненавидя себя за свое бессилие, невозможность защитить Вику от этой твари. Которая выглядела очень довольной.
- Ну тогда, переворачивайся на живот, - велела она, улыбаясь.
 Соколовский глухо выругался, перевернулся и прижал щекой подушку. Вся эта грязь должна достаться только ему одному, только не Вика, ничто не должно коснуться ее, его святыни... Его мышцы напряглись в ожидании того, что с ним будет делать овчарка, что именно - он не знал, но не ждал ничего хорошего. Внутри заклокотал очередной приступ кашля, и Игорь сотрясался от него долго, в процессе почувствовав, что надсмотрщица откинула с него одеяло, и ее руки проникли под его влажную от пота футболку. Только они не были такими ледяными, как во сне, теплые ладони стали нежно гладить и растирать его спину.
- Что ты так разволновался, - проговорила надсмотрщица, - Я и не собиралась ее трогать и даже к ней подходить. Ничего плохого я не сделаю, ни тебе, ни ей. Она обо мне ничего не узнает, никогда. Я же понимаю, насколько это было бы тебе неприятно и тяжело для нее. Ее просто приведут сюда, к тебе, чтобы свидание не пропало. Иначе, еще месяц ждать придется. Вы же совсем захиреете, оба, друг без друга...
 - Все равно не надо, - проговорил Игорь, но уже не так уверенно. 
Может и зря он распсиховался... Думать становилось все труднее, прогревающий массаж так расслаблял, после чая и медового "лекарства" глаза закрывались сами собой. 
- Я правда ничего плохого не сделаю, - говорила овчарка, продолжая растирать  его спину, осторожно, нежно, умело, так что кашлять больше не хотелось, и Соколовский задышал ровнее.
- Лучше бы вы оставили меня в покое, - сказал он, но уже чувствовал, что ей верит, хоть и совсем не понимает ее.
- Не могу, - ответила тюремщица, и Игорь снова услышал улыбку в ее голосе, только теперь она не раздражала, - Пока не получается. 
От массажа стало тепло и хорошо, наваливал сон, и Соколовский еще ощутил, как надсмотрщица укутала его спину своим шерстяным платком и укрыла одеялом, прежде, чем в него провалиться.

Вику привели в лазарет скоро, в день свидания, когда они должны были встретиться в переговорной. Овчарка не обманула, не появлялась ни в этот день, ни накануне, а ее шерстяной платок, в котором после массажа спины Соколовский прогрелся под одеялом во сне, словно в печке, куда-то прибрал санитар. Наверняка, по ее просьбе... Чтобы не попался на глаза Вике.  
Игорь встретился с возлюбленной глазами, улыбнулся и постарался сесть в постели выше и прямее, чтобы не выглядеть слишком жалким. Хотя, она ведь все равно будет жалеть... Соколовский загонял кашель в себя поглубже, сдерживал, как мог, но он предательски вырывался наружу, выворачивая легкие. Наградой была ладонь Вики на его горячем лбу, на заросшей колючей щеке, и возможность поцеловать ее пальцы, о чем раньше через стекло переговорной он мог только мечтать.
"Ты весь горишь..."
"Ерунда, легкая простуда... Уже проходит. Не нужно было тебе приходить в этот клоповник."
"Я не могла не прийти. Игорь, потерпи, мы скоро вытащим тебя отсюда."
"Спасибо за беспокойство. И за помощь, тебе и Пряникову... Его адвокат - просто волшебник. Я обязательно отдам долги..."
"Ты ничего не должен, только держись... Не говори много, голос совсем сорван... Тебя хоть как-нибудь лечат?"
"Лечат... Дают таблетки, делают уколы. Все нормально... Не волнуйся за меня."
Дальше вместо слов он целовал ее руки, а она гладила его по коротко стриженным волосам, прикасалась губами к вискам и горячему лбу, пока окрик надсмотрщика их не оборвал, не оторвал друг от друга. Свидание закончилось слишком быстро, но дало Игорю очень много. Сейчас он был бы благодарен овчарке, если бы ей нашлось место в его мыслях. Он жадно проследил, как за Викой закрылась дверь, и откинулся на подушку, все еще ощущая ее прикосновения и поцелуи, растворяясь в них.   

Койка Игоря стояла в третьем ряду, посередине уставленного кроватями небольшого помещения лазарета. В ногах лежал "коматозник", за изголовьем здоровенный мужик, которого без конца лихорадило. У стен под зарешеченными окнами расположились блатные, из тех, кто был в СИЗО далеко не первый раз, уже знал здесь санитаров, врача и друг друга. Про овчарку и ее пристрастия было известно почти всем. И Соколовский потом понял, как ему повезло, что из "мусоров" в лазарете он находился не один.  Были еще двое, поважнее, ведь он за свою короткую карьеру в отделе Вики почти никого не посадил. Было, но по мелочи... К тому же, его защищала овчарка.
Вчерний обход врача, уколы на ночь, от которых уже просто отваливался зад, поганый ужин и отбой. Дежурный санитар пошел курить и потом кемарить на кушетку в свой "отсек" за занавеской. К вечеру Игорь снова "поплыл" от повышенной температуры, но это было уже не так мучительно, как в первые дни болезни. Все теперь было терпимо, особенно после свидания с Викой... Он ткнул кулаком каменную подушку, чтобы лечь повыше, и думал о ней... Спать не получалось, организм уже набрал сил, чтобы не уходить в отключку независимо от того, что творится вокруг, кроме того, в лазарете разрешался дневной сон. А сейчас в помещении кашляли, хрипели, стонали и храпели, кто-то в бреду, кто-то во сне, и Соколовскому это мешало. Он поворочался под одеялом, и тут его позвал мужик с койки у изголовья.
- Слышь, парень, раз не спишь все равно, плесни мне воды в кружку, мне самому не встать - хреново...
"Да кому тут хорошо," - подумал Игорь, но встал, чтобы выполнить просьбу. 
Его самого шатало, но подниматься с койки он уже мог, а этого бедолагу снова так трясло и колотило, что было слышно, как стучат его зубы. Соколовский набрал воды под краном рукомойника и подал соседу. В лазарете было темно, но глаза уже привыкли, сквозь окна проникал свет дежурных фонарей с улицы.
- Вам если так плохо, - сказал Игорь, - так может, санитара разбудить? Или врача позвать, может, дадут что-нибудь, какое-то лекарство?
- Дадут, по ж... веником, - усмехнулся сосед, тут же закашлялся и успел отставить кружку, чтобы не расплескать воду, а потом хрипло втянул воздух в легкие, когда кашель унялся, - Это тебе повезло, насчет Настьки... Еще и телочка к тебе приходила, красивая... Обеих пялишь? - вдруг спросил мужик.
- Что? - не понял Игорь, но тут же сообразил и помотал головой, - Нет. 
Продолжать этот разговор он не собирался и вернулся на свою кровать, лег и завернулся в одеяло чуть ли не с головой, а потом еще и прикрыл ее подушкой, чтобы не слышать, как горячечный сосед продолжает рассуждать насчет его везения и женщин, которым он оказался небезразличен. Но потом про Вику сказал кто-то еще, подхватив тему и начиная ее смаковать, кто-то признался, что уже подрочил на телку мусорка, больно хороша, кто-то заржал, и Игорь не выдержал:
- Заткнитесь, уроды конченные!
Прежде, чем ему прилетело в ответ, санитар зажег яркий электрический свет и раздал "снотворное" в виде крепких тычков всем неспящим. Соколовскому тоже досталось. В общем вое и возмущении кто-то из блатных тихо произнес другому:
- Мусор сегодня надо убрать.
Когда в лазарете все примолкли, санитар вырубил свет и пригрозил позвать охрану, которая отметелит по-другому, если они не будут вести себя тихо. Игорь набросил на себя одеяло и сжался в комок, переживая боль от ударов санитара, которая отдавалась в ребрах. Кто-то еще продолжал бухтеть, но от окна донеслось короткое отрывистое: "Ша всем!", и тогда все окончательно замолкли. Соколовский лежал в темноте с открытыми глазами, не думая, что он уснет, но сам того не заметив, все же провалился в сон.
Он проснулся от ощущения руки на плече, маленькой, женской, которая вцепилась в него и часто трясла.
- Вик.., - прохрипел Игорь со сна и распахнул глаза. 
Еще было темно, и рядом, конечно, была не Вика. Это была овчарка.
- Вставай, вставай, - говорила она, - вставай, скорее!
Он сел на койке ничего не понимая, и овчарка чуть ли не подхватила его подмышки, вынуждая встать.
- Туда, к стене! 
Надсмотрщица толкнула его к дверям и закрыла собой. Игорь протер глаза, это все было похоже на дурной сон. 
- Настька, ты хорошая баба, - проговорили из темноты, - Хоть и ментовка, но правильная, многие тут за тебя... Просто отдай мусорка - сама жить останешься. Вы ж по коридору не пройдете - он приговорен.  
- Нет, - в ее голосе были умоляющие нотки, - что двоих тут уложили - я буду молчать! Ты же меня знаешь... Но этого не отдам! Я не шучу...
Соколовский услышал, как она передернула затвор и подняла руку с пистолетом, угрожая. Овчарка прижалась к нему, стараясь закрыть собой поплотнее. 
- Не дури, - ответили из темноты, - это не просто разбор, его заказали. Он из СИЗО не выйдет, ни сейчас, ни потом, никогда.
- Егор, - овчарка заплакала, и Игорю стало по-настоящему жутко, хотя он и так понимал, что речь шла о нем, о его жизни, и что если бы не она, он бы уже никогда не встал со своей койки в лазарете, раз приговорен. - Если твои сейчас попробуют его тронуть, я тебя застрелю. 
- Дура, он все равно не жилец, - ответили ей, - Это ничего не решит, только сама сдохнешь.
- Ну я прошу тебя, - надсмотрщица продолжала всхлипывать, - пожалуйста, Егор, ты же так много можешь! Прошу, помоги... Спаси его!