Соколовский, разворачивая лист, исписанный почерком Вики.
Он опустился на коврик у очага, не отрывая от письма глаз, и вокруг все исчезло, не существовало больше ничего, кроме слов на бумаге, слов возлюбленной, адресованных ему.
Овчарка ушла на кухню, разбирать сумку с продуктами и разогревать обед, потом вышла на улицу. Игорь краем уха слышал, как хлопнула дверь, но едва обратил внимание на это, как и на щекочущие ноздри аппетитные запахи с кухни. Он читал и перечитывал строчки на листе, не в силах оторваться от них.
"Я очень боюсь за тебя..."
"Мы обязательно тебе поможем..."
"Пока делай все, что говорят эти люди, которые тебя прячут..."
"Будь осторожен..."
"Игорь..."
Соколовский почти выучил письмо наизусть, и только тогда отдал огню. Хотелось сохранить его, спрятать под подушкой весточку от любимой, но он сам понимал, если их вдруг раскроют люди Игнатьева или полиция, и найдут тут это письмо, Вике несдобровать.
Когда пламя сожрало без остатка лист с почерком любимой, Игорь вышел на крыльцо. На дворе вместо ледяной крупы с неба повалили снежные хлопья. Надсмотрщица играла с собакой, кормила ее чем-то с ладони, и Багира прыгала вокруг нее, гремя цепью и повизгивая от удовольствия.
- Я письмо сжег, - сказал Соколовский. - Можно мне будет передать ответ?
Овчарка погладила Багиру и посмотрела на него.
- Вот куда ты вылез без куртки? - возмутилась она, - Марш в дом! А ответ напишешь, его передадут, если получится, - добавила надсмотрщица прежде, чем Игорь успел сам возмутиться в ответ.
После горячего и сытного обеда овчарка ушла топить баню, а Соколовский сочинял письмо Вике. Пока в своей голове, не стоило его писать на бумаге заранее. Надсмотрщица еще не скоро собиралась в город. Две недели своего отпуска она проведет здесь, с ним, в этом доме. За обедом овчарка рассказала, что участок земли в этом месте когда-то достался ее отцу, за заслуги, он любил здесь охотиться, а теперь за всем тут ухаживает она и следит человек, который привез Игоря сюда на уазике. Кто он такой, Соколовский не стал спрашивать, а она не спешила говорить. Какая разница... Бывший зэк он, которому она когда-то помогла, или мент, ведь о нахождении Игоря здесь он будет молчать, как обещала надсмотрщица. Теперь он ей верил.
Овчарка позвала его в баню, когда там все было подготовлено. Соколовский вошел, и еще в предбаннике горячий после улицы воздух обдал лицо, заставил задохнуться и снова закашляться.
- Раздевайся, - велела ему надсмотрщица, закрывая дверь, и стала раздеваться сама, к счастью, не полностью, на ней осталось нечто вроде нижней женской рубашки, - Сейчас я тебя пропарю как следует, и кашель отпустит. Сырость и плесень СИЗО только баней можно отмыть!
Она не спешила уходить туда, где клубился душистый пар над полками, но Игорь привык к ее досмотрам и тому, как овчарка смотрела на него, когда он раздевался. Только в изоляторе - это одно, а здесь он должен это делать добровольно. Добровольно ли? Соколовский предпочел бы вымыться сам, и, честно говоря, давно мечтал хотя бы о душе. Но оттолкнуть от себя эту женщину с ее заботой он не мог.
- Я вот все смотрел, так и не заметил, - хрипло начал он, стягивая с себя одежду и стараясь говорит бодро и весело, - где у вашей избушки курьи ножки? Раз у вас тут принято добрых молодцев в баньках парить. В печи потом не зажарите? - нервно усмехнулся он.
- А это смотря как вести себя будешь, - ответила овчарка, - Но за комплимент насчет бабки Ежки спасибо, конечно... Давай быстрее в парную, не мерзни, - она распахнула перед ним дверь самой протопленной бани.
- Да я пошутил! - снова усмехнулся Игорь, - Не имел ввиду ничего такого, честно!
- Джентльмен хренов, - ответила надсмотрщица, - Давай живее на полок, что ты там застрял!
Она стала подгонять его легкими шутливыми "ударами" странного веника с узкими, длинными, почти невесомыми листьями, источавшими какой-то лекарственный аромат.
- Не надо, я больше не буду! Настя, ну не надо, я же не хотел!
Игорь выставлял руки, уворачиваясь, и не выдержал, рассмеялся совсем по-мальчишески, ускальзывая от овчарки с ее веником на самый высокий полок. Здесь он снова задохнулся от жара и закашлялся.
- Спустись пониже, - сказала овчарка, - Там слишком жарко для тебя, плохо станет с непривычки.
- Я в такой, русской бане с паром никогда еще не был, - признался Соколовский, переходя на другую полку, - Только в сауне. Но здесь тоже... сначала горячо, потом привыкаешь. А что это за веник у вас такой странный? - спросил он, видя, что надсмотрщица сунула его в деревянное ведро с водой.
- Это эвкалипт, - ответила она, - Кашель твой лечить. Им дышать в бане полезно и париться тоже. Но сначала я тебя вымою хорошенько...
Игорь подставился рукам овчарки, вытянувшись на полке. Ее прикосновения и раньше были привычны и даже в чем-то приятны, а теперь, когда надсмотрщица намыливала его и терла мочалкой, смывая с него грязь вонючего СИЗО, это было почти блаженством. Овчарка окатила его теплой водой и намылила еще раз, не пропустив ни сантиметра его тела, вымыла ему голову. Соколовский закрывал глаза, чтобы в них не попал шампунь, и отфыркивался, когда вода текла по лицу. Руки овчарки были нежными, движения - осторожными.
Затем она поддала пару, вылив воду из-под эвкалиптового веника на раскаленную каменку.
- Дыши этим, глубоко, - сказала надсмотрщица, - Кашляй, если хочется, но снова дыши. Это тебе поможет выздороветь.
Она развязала веник и смешала его эвкалиптовые веточки с обычным, березовым, и он заходил по спине и бокам Игоря. Не слишком сильно, но ощутимо. Соколовский кашлял и дышал, пока клокочущий внутри, вечно щекочущий комок не исчез, а он сам совсем не разомлел на полке под веником овчарки.
Возможно, он отключился, хоть и не почувствовал дурноты, и пришел в себя, когда надсмотрщица снова окатила его водой.
- Соколовский, - тревожно позвала она его, - Ты не сомлей мне тут. Ну-ка посмотри на меня.
Овчарка всмотрелась в его лицо, и Игорь поспешно поднял голову.
- Все в порядке, - сказал он, моргая, чтобы лучше видеть ее через влажный пар, - Но мне кажется, что я уже напарился.
- Не вставай резко, - предупредила надсмотрщица, - Давай помогу.
Соколовский взялся за ее руки своими, поднимаясь. Овчарка тоже была разгоряченной, черные волосы влажно вились, обрамляя ее лицо, коса набухла от влаги и стала толще и пушистее. Капля пота или воды прочертила дорожку по ее шее, остановилась на ключице маленьким озерцом. Игорь не смог не охватить быстрым взглядом ее грудь, темный сосок, просвечивающийся через намокшую ткань сорочки.
Любовь к Вике все это время была его религией, тем, что держало на плаву и ради чего стоило жить. Надсмотрщица, которая столько времени распаляла его, будила и затрагивала только самые низменные, звериные желания и инстинкты. В этой жаркой бане в голове стоял туман, и он смешался с похотью. Соколовский понял, что он дико возбужден и, глядя на не такую уж молодую и красивую, но источающую невероятную сексуальность женщину, вдруг подхватил ее под полные бедра и в резком порыве усадил на полок, тут же сминая руками мокрый подол ее рубашки, задирая его. Он развел ее ноги и прижался к ее внутренней стороне бедра своим возбужденным членом, потерся им и бешеным от желания взглядом посмотрел на нее прежде, чем продолжить.
Овчарка прерывисто дышала, глотая приоткрытым ртом горячий воздух парной. Сейчас она не похожа была на себя ту, надсмотрщицу в СИЗО, самоуверенную, грубую. Она провела ладонями по его плечам, спине, вплела кончики пальцев в уже немного отросшие мокрые волосы и... сильно оттолкнула от себя Игоря.
Он поскользнулся на мокром и мыльном полу, чуть не перевернул раскаленную каменку, схватился рукой за противоположную стену, удержался на ногах и немного "протрезвел".
- То есть, как любовник я вам не подхожу, - проговорил Соколовский, отдышавшись и глядя на овчарку, которая уже одернула свой подол, - Вы в этом точно уверены?
- Тебе это не нужно, - ответила она.
- Вот сейчас - очень даже было нужно, - сказал Игорь.
- Не дерзи, - одернула его надсмотрщица, - Не нужно делать то, о чем потом пожалеешь. Это нас обоих касается.
- Да вы меня уже второй раз обламываете, - усмехнулся Соколовский.
- Злись, злись, - сказала овчарка, - Это лучше хандры.
- Я не злюсь, - резко ответил он, - Скорее, не понимаю вас...
- Ты глупый, - беззлобно ответила она, - Просто сейчас мое время.
Игорь снова приблизился к ней и охватил уже не таким бешеным взглядом, постоял рядом несколько мгновений, рассматривая овчарку, потом вышел в коридорчик предбанника.
- Надень чистое белье, - крикнула ему надсмотрщица, - Там стопка лежит... И в дом к печке побыстрее! Если на улице протянет холодом, тебе хуже станет...
Ответом послужила хлопнувшая дверь. Овчарка стянула с себя рубашку и стала мыться сама.
Соколовский вернулся в дом и сразу хмуро завалился в постель, завернулся в одеяло и лег лицом к стене, хотя было еще рано. Он просто не хотел видеть овчарку и разговаривать с ней, а здесь даже комнаты другой не было. Уйти совсем - да, можно было уйти, и наплевать куда, поймать машину на трассе, как автостопщик-бессеребрянник, и только потом думать, что дальше, но... Он все-таки не мог так поступить. Надсмотрщица его чем-то держала не смотря ни на что... Игорь потянулся, с невольным блаженством вдыхая аромат свежего белья, которое овчарка успела поменять в его постели, и почувствовал, что на него действительно наваливается сон. Тело после бани было таким расслабленным, он там и правда прогрелся как следует.
Во сне стало даже не жарко - горячо, словно его и правда засунули в раскаленную печь. Он задохнулся от пылающего в легких воздуха, закашлялся, но не так, как раньше - рот заполнился комками мерзкой слизи, которая шла изнутри. Игорь распахнул глаза и сплюнул в подставленную миску, овчарка, конечно же, была рядом с ним. Он вытер рот полотенцем, которое она подала ему, и приподнялся на локте, моргая со сна.
В комнате было уже темно, ее освещал только огонь топящегося камина, но света хватало, чтобы рассмотреть сидящую рядом надсмотрщицу. Она выглядела как-то непривычно. Коса... волосы были распущены, лежали на плечах, спускались ниже волнистым черным водопадом. Соколовский снова закашлялся, и изнутри опять поднялись скользкие комки.
- Это из тебя баня болезнь выгоняет, - сказала овчарка, подсовывая ему миску, - Выздоравливаешь... Пару дней посидишь дома, в тепле, и будешь, как новенький.
- У вас красивые волосы, - сказал Игорь, когда очередной раз откашлялся.
Все его раздражение против овчарки как рукой сняло, и ведь уже не впервые! Но теперь Соколовский понимал, что она была права, что скорее всего, он бы пожалел потом, если бы занялся с ней сексом. Быть проходной любовницей очередного любимчика из СИЗО - это не ее амплуа, а большего он ей дать все равно не сможет. Овчарка спасла ему жизнь, прячет здесь, лечит, помогает... Как ее отблагодарить? Ну хотя бы не рычать на нее для начала... Ну или хотя бы постараться.
- Спасибо, - надсмотрщица улыбнулась. - Раз уж проснулся, надо на порез твой взглянуть, посмотреть, как затягивается.
Соколовский послушно повернулся спиной, слегка вздрогнул, когда она резко оторвала широкую полосу пластыря, который
