Овчарка

Хочешь, на колени встану!
- Вот как ты заговорила, - донеслось от окна, - А на то, что мне было нужно, ты раньше что отвечала?
- Может хватит уже этих бабьих соплей? - спросил другой, - Решать его надо, скоро рассветет...
- Смолкни, - ответил блатной, - Решать буду я, что делать. 
- Я все сделаю, что тебе нужно! - пообещала овчарка, - Только защити, в обмен!
У окна долго молчали, потом, наконец, оттуда донеслось:
- Фартовый ты, мусорок. 
- Спасибо тебе, Егор! - надзирательница снова разрыдалась, теперь с облегчением, - Все будет сделано, как надо, обещаю!
- Смотри, если обманешь...
- Ты же знаешь, я зря не говорю, - всхлипнула она, - Дай нам сейчас выйти..., - овчарка повернулась к Игорю, убирая пистолет, - А ты одевайся, поскорее...
Соколовский натянул штаны и байку, понимая, что у него дрожат руки. Надсмотрщица только что выкупила его жизнь, но какой ценой? В лазарете уже лежали два трупа, это он понял, и его тоже должны были убить, как третьего мента, да, именно поэтому его и держали в одиночке все это время, в общей камере в СИЗО служивших в полиции блатные избивали или сразу отправляли на тот свет, все логично... Адвокат обещал скорую подписку о невыезде, но он попал в лазарет, здесь убили двоих бывших "мусоров", и его третья смерть тоже должна была заодно сойти на разборки блатных с ментами, кому не посчастливилось попасть в лазарет, общий для всех. Но насчет него было сказано, что его заказали. И он не выйдет из СИЗО, никогда. Значит, Игнатьев, от кого еще мог поступить такой заказ. Адвокат слишком грамотно выстроил его защиту и задействовал свои связи, так что, теперь его проще просто убрать тут, в СИЗО. И что с этим делать? Убедить врага, что заказ был выполнен, чтобы хотя бы выиграть время... Но говорить об этом нужно с овчаркой, а для начала хотя бы и правда выбраться с ней из лазарета живым.  
Однако, эта мысль пришла в голову не только ему. Его вдруг схватили за руки и повалили на койку лицом вниз. Игорь инстинктивно попытался вырваться, тяжело задышав, овчарка тоже перепугалась.
- Ты же пообещал, - испуганно сказала она блатному.
- Тихо, - ответил тот, - Надо кровь ему пустить, без этого никак. Не бойся, не сдохнет.
Овчарка поняла, Соколовский не сразу, слишком зашкаливал адреналин. Он снова рванулся, но его ноги и руки и плечи плотно прижали к матрасу.
- Света дайте, - проговорили рядом, и у кого-то в руках тут же зажегся экран смартфона в режиме фонарика. 
Игорь увидел бледное лицо надсмотрщицы, склонившейся к нему, ее соскользнувшую со спины и болтающуюся в воздухе косу и лезвие ножа, блестнувшее в руке у одного из блатных. Она положила свою ладонь на его плечо рядом с лапищей того, кто его удерживал на койке, и проговорила, стараясь справиться со слезами в голосе:
- Так надо... 
Овчарка задрала на нем байку и футболку.
- Может, по венам полоснуть? - предложил исполнитель с ножом, - Больше крови будет...
- Нет, давай здесь, под лопаткой, - сказала она, - Если перегнешь, из порезанных вен кровь будет не остановить... 
- Может, санитара лучше попросить? Если, конечно, вы и правда не планируете меня убивать, - прохрипел, наконец, Соколовский, сдавленным голосом с нервным смешком.
- Да он уже спиртягой закинулся, - ответили ему, - Лежи тихо, мусор, не дергайся, а то нож соскочит.
Игорь зажмурился и молча вытерпел боль от глубокого пореза на спине. Надсмотрщица придерживала его одежду, а другая ее рука, лежавшая на его плече, скорее все-таки помогала справиться с происходящим, чем наоборот. По спине потекла теплая кровь, нож убрали, руки, которые прижимали его к койке, тоже, осталась только ладонь овчарки. Она тихонько погладила его, потом сказала повернуться набок. Кровь у Соколовского стала стекать на простыню, и она вместе с матрасом намокла горячим липким пятном под ним очень быстро. 
- Замри, мусор, и не дыши, - сказал блатной, - И глаза лучше закрой.
С него сняли байку и сфотографировали на смартфон в разных ракурсах. Потом овчарка размазала кровь по всей его постели, и, переждав приступ его кашля, его снова стали фотографировать. Игорь не был уверен, что убедительно изображает труп, но старался делать, как ему говорили. Его байку тоже пропитали кровью сзади, прижав к ране на спине, и изрезали в нужном месте, на всякий случай. Поведется ли заказчик на подобные доказательства... Выбора все равно не было. 
- Все, можете сваливать, - разрешил Егор, - Сама знаешь, куда его вести сейчас. Я скажу - не тронут. Выполнишь, что обещала, тогда совсем отпущу, - пообещал он.
Соколовский снова сел, потом встал, пошатнувшись. Кровь продолжала течь по спине на поясницу, под резинку спортивных штанов. Он взглянул в сторону Егора и других блатных и хрипло проговорил:
- Спасибо, что не убили. Я бы отплатил, если бы было чем. 
- Настьку не обижай, - коротко ответил блатной.
Овчарка набросила Игорю на плечи чью-то мастерку, дотронулась до его липкой от крови спины.
- Что ж порез такой глубокий, - проговорила она, - Кровь не унимается.
- Зашьешь эту царапину, - сказал блатной, - Учить тебя что ли... Я сам тобой штопанный сколько раз был, жив же вот. Все, уходи. Насчет трупа с санитаром сама договоришься.
- Да, Егор, - ответила она и повела Соколовского к выходу. 
- Руки за спину, - шепнула она ему.
Игорь сложил их, как будто они были скованы наручниками, мастерка сзади прикрывала запястья, и пошел по коридору. Его сильно шатало, кровопотеря еще не была серьезной, это болезнь давала о себе знать. Овчарка подхватывала его под локоть, помогала идти, благо, в коридорах им навстречу никто не попался. Они спустились на один этаж ниже, и наконец, она открыла дверь камеры - другой, не той, где он сидел до лазарета, и тоже одиночки. 
- Все, пришли, - сказала надсмотрщица, подводя его к новой койке в темноте, - ложись и веди себя тихо, очень тихо, Соколовский. Помни, что тебя здесь нет. Кашляй в подушку...
Игорь не просто лег, а упал, уткнулся в койку лицом и затрясся от кашля. Овчарка скомкала спортивную мастерку и затолкала ему под футболку, прижимая к месту пореза.
- Старайся пока не шевелиться, - сказала она, - я тебя перевяжу, но сюда надо все принести... Я скоро приду, жди.
Соколовский приподнял голову и посмотрел на надсмотрщицу в темноте. 
- Спасибо вам, - прохрипел он, - Только чем я заслужил...
- Не твоего ума дело, - ответила овчарка и оставила его одного. 

Игорь лежал, невольно прислушиваясь к звукам за дверью камеры, пока надсмотрщицы не было. За маленьким решетчатым окном уже брезжил рассвет, темнота отступала быстро вместе с миновавшей смертью, которую должна была ему принести эта ночь. Нужно было хорошо подумать, но пока Соколовский думать не мог - мысли путались, саднил порез на спине, продолжая кровить. Овчарка вырвала его у блатных, защитила..."Настьку не обижай"... Только что он должен делать... и что будет потом...
Скрипнул засов, она вернулась, заперла дверь и посмотрела на Игоря, убедившись, что он не в отключке. Потом намочила в рукойомнике полотенце и присела на край его койки, осторожно убирая комок пропитавшейся кровью мастерки с пореза.    
- Все будет нормально, - сказала овчарка, вытирая кровь с его спины, - Сутки побудешь здесь, пока я все не решу. Заодно немного придешь в себя.
Зашипела перекись, которую она налила на рану, чтобы ее промыть, и это еще не было больно.  
- Почему вы мне помогаете? - хрипло спросил Соколовский, - Ведь я вам никто.
- Ну считай, что за терпение, - в голосе надсмотрщицы снова прозвучали знакомые веселые нотки, хоть он и немного дрожал, - Ведь ты меня не сдал, ни разу не настучал за все, что было на досмотрах.    
Щелкнула зажигалка, овчарка прокаливала на огне иглу, чтобы зашивать рану.
- Я был не очень терпелив, - заметил Игорь, - но стучать бы точно не стал. 
Он облизал пересохшие губы, к утру стало как-то совсем тяжело, и надсмотрщица это понимала.
- Мы с тобой поговорим, - пообещала она, - А пока побереги силы.

Ее игла и медицинская нить причиняли боль, в края раны словно входил расплавленный металл, и при этом овчарка уговаривала его, как маленького, останавливаясь во время приступов его кашля, что уже немного осталось... Соколовский держался на остатках упрямства и гордости, хотя в голове плыло, он злился на свою слабость и бессилие, и когда в какой-то особо болезненный момент из него вырвался стон, показавшийся ему слишком жалобным, он поспешно перебил его резкими словами, перемежающимися рваным хриплым дыханием:
- А вы... давно... этим занимаетесь? С этим... вашим... Егором... Переставляете людей... как фигуры на шахматной доске... Обменяли меня... на чью-то жизнь... или смерть... И что... теперь я ваш... Иметь власть над другими... это так развлекает... да?
Его тирада снова оборвалась невольным стоном, но это был последний стежок. Овчарка вытерла пот с его лица и шеи, и от прикосновений влажного полотенца Игорю стало легче.
- Все, все, миленький, - проговорила она, - Ты на меня можешь злиться, но я такая, какая я есть. И сделала то, что сделала, когда узнала, что сегодня тебя собирались прикончить.
Надсмотрщица то ли вздохнула, то ли всхлипнула, но Соколовского уже не хватало ни на продолжение разговора, ни на угрызения совести. Он закрыл глаза и куда-то провалился. 

Игорь проснулся только к вечеру. В камере он был один, вокруг снова темнота и тишина, только отдаленные звуки чьих-то шагов из коридоров. Соколовский попробовал сесть, закашлялся, и кашель отдался глухой болью в порезе на спине. Кажется, он был заклеен широкой полоской пластыря. И еще, на нем явно была чистая футболка - овчарка постаралась... Игорь встал на ноги, по стене наощупь нашел в камере отхожее место, потом глаза привыкли к темноте.     
Зверски хотелось пить, и на столе нашелся оставленный надсмотрщицей термос с каким-то теплым травяным чаем. Соколовский осушил сразу почти половину, а потом стал медленно ходить по камере. Нужно было приходить в себя, он достаточно провалялся в койке, как безвольная кукла, за которую все решали. Но и теперь... что он может? Только воспользоваться складывающимися обстоятельствами. Если Игнатьева убедят, что заказ выполнен, все будут считать его мертвым, пока он не обнаружит себя. Все... и Вика тоже. Эта мысль больно резанула, но так, наверное, будет лучше. В том числе и для нее.

Овчарка снова пришла к рассвету, когда Игорь слегка задремал, устроившись в углу койки поверх одеяла. Когда ключ повернулся в замке, и дверь заскрипела, он сразу открыл глаза. Она принесла ему поесть, и после отвратной столовской баланды бульон с куриным мясом показался Игорю райской пищей.
- Тебе нужно подкрепить силы, - сказала надсмотрщица, - Сегодня я выведу тебя из СИЗО. Обо всем договорено. Твой заказчик не подкопается. По убийству ментов в лазарете оформлено три трупа, один из них по твоим документам.
- Свежий? - не удержался Соколовский.
Но овчарка не рассердилась и не развеселилась, а только молча посмотрела на него.
- Спасибо, очень вкусно, - Игорь вернул ей пустую миску и ложку и хрипло спросил, - Чем теперь займемся? 
- Поговорим, как я обещала, - ответила надсмотрщица, - Раз все так сложилось... Я помогу тебе и дальше. Ты понимаешь сам, что тебе нужно затаиться, переждать, пока все утихнет. Тем, кто тебе помогал за пределами СИЗО, тоже лучше на глаза не показываться, иначе, все, что уже было сделано, окажется зря, тебя