От князя Кия до варягов 2. На тропе Трояновой

как Гисанэ был длинноволосый, то и служители его отпускали длинные волосы” (Там же, с. 231). Муж богини земли обязательно должен быть богом неба (пара противоположностей), его длинные волосы люди уподобляли нитям дождя. У восточных славян это – Сварог (Ипатьевская летопись, РЛ, т. XI, с. 200, Рязань, 2001). Но он же почитался и на Балтике – немецкий автор Титмар Мерзебургский (976-1018) главного бога лютичей Радегаста назвал Сварожичем, то есть сыном Сварога (Титмар Мерзебургский “Хроника”, 2 изд., кн. VI.23, с. 102-103, М., 2009). Итак, божественную пару, воплощённую в идолах на горе Каркея, составляли Сварог и Мокошь.
    Реальная жизнь сложнее умозрительных построений. Зеноб Глак мог знать и о двух более древних статуях, воздвигнутых на Таманском полуострове по велению царицы Боспора Комосарии (IV в. до н. э.), дабы умилостивить богов. Людей очень пугали усилившиеся землетрясения и извержения вулканов. Остатки этих статуй, ныне утраченных, были найдены в 1804 году российским археологом Е.Е. Кёлером. Одна из них была мужская, а другая – женская, обе сильно разрушены. На пьедестале обнаружена посвятительная надпись царицы Комосарии:

    “Комосария, дочь Горгиппа, жена Перисада, по обету посвятила сильному богу Санергу и Астаре, при Перисаде, архонте Боспора и Феодосии и царе синдов и всех меотов и фатеев”
                  (Н.П. Розанова “Посвятительная надпись Санергу и Астаре” // “Вестник древней истории”, № 2 (28), 1949, с. 86-93)

    Астара, это, безусловно, Астарта – греческий вариант имени семитской богини Иштар. Из-за широкой популярности этой богини её имя зачастую прилагалось к самым разным местным божествам. В Боспоре под этим именем могла скрываться, например, скифская богиня Аргимпаса (Геродот “История”, кн. IV.59, с. 276, М., 2006), которой поклонялись меоты и синды.
    Санерга Е.Е. Кёллер отождествлял с ассиро-вавилонским Нергалом, сыном Иштар (А.Б. Ашик “Керченские древности. О пантикапейской катакомбе, украшенной фресками”, гл. IV, с. 10, 1845). Некоторое сходство заметно, но не более того. Нергал не пользовался такой популярностью, как Астарта, потому его имя на Боспоре забылось, разве что слегка подправив имя местного бога. А первоначально имя, скорее всего, звучало как Симург – других близких вариантов нет. Из тех краёв и пришёл он в Иран, мифической горе Альбурз, на которой обитал Симург, соответствует Эльбрус.
    Воспоминания о боспорских статуях могли отложиться в фольклоре кавказских народов и оказать влияние на армянское сказание, записанное Зенобом Глаком. Больше того, они могли повлиять даже и на предания днепровских полян. Ведь в списке киевских богов, которым были установлены идолы, нет Сварога, зато там появился Симаргл: “…постави кумиры на холму внЪ двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симрьгла, и Мокошь” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 77, Рязань, 2001). Если поляне действительно побывали на Кавказе, общались с окрестным населением, порой братались (для язычников это не проблема), то их собственные религиозные представления неизбежно видоизменялись.
    Великий и непостижимый Сварог оставался недоступен для людей, он заботился о Мироздании и его не занимали ничтожные людские беды. Сварогу не молились, ему не ставили идолов, его нельзя было отвлекать пустяками, когда он направлял ход Вселенной. Это следует из рассказа о славянах немецкого автора XII века Гельмольда:

    “Среди многообразных божеств, которым они посвящают поля, леса, горести и радости, они признают и единого бога, господствующего над другими в небесах, признают, что он, всемогущий, заботится лишь о делах небесных, они [другие боги], повинуясь ему, выполняют возложенные на них обязанности, и что от крови его происходят и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому богу богов”
                  (Гельмольд “Славянская хроника”, кн.I.83, с. 186, 1963)

    Значит, требовалось промежуточное звено между людьми и царящим на небесах великим и непостижимым. Вот рядом с Мокошью и появился Симаргл – ему можно высказать свои просьбы, а уж он, если повезёт, попытается решить вопрос на высшем уровне. Если полянам довелось увидеть статуи Санерга и Астары, то впечатления, конечно, должны быть незабываемые. Вот и одна из причин, по которым в славянском пантеоне появился неславянский бог.
    3) Братья Куар, Хореан и Мелтей. Куар соответствует летописному Кию, но его имя, как заметил Б.А. Рыбаков, ближе к наименованию Киева в передаче восточных авторов – “Куяба”, “Куява” (Б.А. Рыбаков “Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи”, с. 32, М., 2016). Имена Хореан и Хорив тоже сходны, но в Иоакимовской летописи В.Н. Татищев обнаружил упоминание о народе, чьё название практически совпадает с именем из армянского предания: “Славяне, живусчие по Днепру, зовомии поляне и горяне…” (“История Российская”, ч. I, гл. 4 // В.Н. Татищев “Собрание сочинений”, т. I, с. 110, М., 1994). Хореан – горяне, на слух почти не различить, да и жили горяне как раз в земле полян. Вспоминаются и “харины”, которых Плиний Старший помещал между варинами и гутонами: “… варинны, харины и гутоны” (Гай Плиний Секунд Старший “Естественная история”, кн. VI. 99 // A.B. Подосинов, М.В. Скржинская “Римские географические источники: Помпоний Мела и Плиний Старший”, с. 179, М., “ИНДРИК”, 2011).
    Жители селений по реке Сейм (Левобережная Украина) ещё в начале XX века называли себя “горюнами” – их М.Г. Халанский сопоставил с “горянами” из Иоакимовской летописи. Язык “горюнов”, резко отличавшийся от языка соседнего украинского населения, М.Г. Халанский определил как великорусский с белорусско-украинскими чертами. В.В. Мавродин, возражая ему, видел в “горюнах” потомков летописных северян, сохранивших свой древний язык (В.В. Мавродин “Очерки истории Левобережной Украины”, с. 77-78, С.-Петербург, 2002). Уважаемый профессор исходил из того, что “горюны” представляли собой реликтовую группу среди украинских переселенцев, с древности постоянно проживающую на северянской территории. Но сам же отмечал, что население там было смешанное: кроме северян, обнаружены вятичи, радимичи и вообще непонятно кто (Там же, с. 71-73). Была же причина, по которой “горюны” взяли себе такое самоназвание? После образования единого древнерусского государства, ничего не мешало им из земли полян подселяться к северянам. Особенно при Владимире Святославиче, который построил много городов на южной границе Руси и заботился об их заселении: “… поча нарубати мужЪьлучьшихъ отъ словнъ, и отъ Кривичъ, и отъ Чюди, и отъ Вятичь, и отъ сихъ насели грады...”  (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 119, Рязань, 20001).
    Различие между летописным и армянским сказаниями состоит в том, что в первом приведены имена родоначальников, а во втором – этнонимы. Вот потому имена Щек и Мелтей совершенно не похожи – имя родоначальника не совпало с этнонимом. Соответствие имени Мелтей надо искать среди этнических названий у балтийских славян. Ближе всего по звучанию термин велеты (лютичи). Н.Я. Марр коротко отметил: “Племенное название mel (vel) представляет достояние племени со спирантной речью…” (“Книжные легенды об основании Куара в Армении и Киева на Руси” // Н.Я. Марр “Избранные работы”, т. V. “Этно- и глоттогония Восточной Европы”, с. 56, М.-Л., 1935). Велеты и поморяне граничили между собой, и при расселении на юг им было нетрудно смешаться в один народ. Поляне при движении собрали вокруг себя много народов, но главных этнических компонентов было три – куявы, горяне и велеты.
    Зеноб Глак записал ранний вариант полянского сказания: в нём отсутствует сестра трёх братьев. Б.А. Рыбаков заметил по этому поводу: “Введение в легенду четвёртого персонажа – сестры – не типично для фольклора” (Б.А. Рыбаков “Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи”, с. 30, М., 2016). В VII-VIII веках поляне ещё не присоединили Лыбедь к основателям Киева, это произошло позднее. Польский историк М. Стрыйковский где-то нашёл версию сказания, связывавшего Лыбедь с основанием Любеча:

    “Тот Кий, или Киг, Щек и Корево, князья русские, были родными братьями. А четвертая сестра их Лебеда, или Лебедь, из народа и потомства Яфетова и Мосохова, сына его. А те, господствуя над русскими народами, начали закладывать и строить оборонительные города и замки. Кий, или Киг, старший, заложил замок и город Киев от своего имени над рекой Днепр, где потом была глава и славная столица единодержавия русского. Второй брат Щек недалеко от Киева построил замок и город на горе Щекавица, от своего имени. Также Корево, третий их брат, заложил в своем удельном княжестве Коревицу, которую затем называли Вышгородом. А сестра их Либеда над рекой Либедой основала свое поселение, там же замок Либец, или Любеч, построила на высоком холме”
                  (М.Ю. Брайчевский “Когда и как возник Киев”, с. 91-92, Киев, 1964)

    Поначалу сказание о Лыбеди бытовало отдельно и не имело отношения к Киеву, но централизация власти в земле полян привела к объединению фольклорных персонажей. Представления о мудрых женщинах-правительницах известны у западных славян, а предки полян тоже в древности жили среди них. Козьма Пражский писал о трёх дочерях Крока, из которых младшая – Либуше – стала правительницей у чехов:

    “Третья, по рождению самая младшая, но превосходившая всех мудростью, называлась Либуше; в те времена она также построила очень мощный град возле леса, который тянется до деревни Збечно, и назвала его по своему имени – Либушин”
                  (Козьма Пражский “Чешская хроника”, ПСИНЦВЕ, с. 37, М., 1962)

    В польском предании рассказано про мудрую женщину Ванду, дочь Крака, успешно правившую поляками:

    “Она, благоразумнейшая женщина, пренебрегая брачным ложем, великолепно правила Польским королевством согласно воле народа <…> принесла богам жертвоприношения, соответствующие ее великой славе и выдающимся успехам. Прыгнув в реку Вислу, воздала должное человеческой природе и переступила порог подземного царства. С этих пор река Висла получила название Вандал по имени королевы Ванды, и от этого названия поляки и другие славянские народы, примыкающие к их государствам, стали называться не лехитами, а вандалитами”
                  (“Великая хроника” о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв.”, с. 58, Изд-во Моск. университета, 1987)

    Имя Ванды явно связано с прибалтийскими венедами, а история с её жертвоприношением может быть отзвуком венедского языческого мифа. С тем же мифом, быть может, связана русская былина о Дунае, где кровь погибшего богатыря Дуная и жены его Настасьи королевичны дала начало двум рекам (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №81, с. 511, С.-Петербург, 1873). На роль этих рек подходят Днепр и Южный Буг – они сливаются устьями, образуя общий Днепровско-Бугский лиман, как пара влюбленных.
    В “Историю Тарона” включён рассказ о борьбе армян с нашествием войск персидского царя Хосрова и прославлялись победы над ним. Соратником армянского героя Смбата в народных сказаниях назван князь Вараз Палуни (то есть, полянин) “который был так могуч, что второго такого среди людей нельзя было отыскать” (М.Х.Абегян “История