Каракумский Шерлок

счастлив был безмерно, когда возвращал заблудившихся
детей, когда указывал на спрятанные семейные реликвии. Он никак не мог понять
людей, которые не видят следы своих поступков. Они же во всем видны. В словах,
в движениях, во взглядах...
- Егенмет-изчи, - обратился к нему прибывший милиционер, и Гырма по
произношению определил, что он не просто из Чарджева, а из посёлка Фарап. - Еле
нашел вас, меня послал новый начальник.
То, что к нему был послан незнакомец, насторожило. Этот новобранец, наверное,
переполошил все село, расспрашивая о нем, следопыте. Следопыт улыбнулся. Ох уж
эта суета! А вестовой только диву давался, как охотник за несколько мгновений
преобразился из мирного землепашца в настоящего следопыта. И как он, обращаясь
к своей жене, точно определил срок своего отсутствия:
- Хурджан, для семян еще холодно в земле, через шесть дней будем  сеять.
Не забудь, у Аширчика разотри за левым ухом...
Муразовский встретил следопыта явно без особого восторга. Егенмет это сразу
почувствовал, но он никогда не позволял себе ориентироваться на настроения и
взгляды других людей. Он совершенно бесстрастно выслушал жалобы нового
начальника милиции на  рост бандитизма, на то, что буквально вчера из
конюшни отделения уведены две лошади.

Еще перед въездом в расположение отделения он обратил внимание на следы пары
лошадей, уходящие к дому напротив казармы. Зорким взглядом определил Гырма
характер движения этой пары, и смысл всего этого «пируэта» лежал перед ним как
на ладони. Сейчас, глядя в глаза новому начальнику, он понял, что ему задаются
определенные правила игры. Досада рвала сердце: дома дел было немало. Но он
хмуро принял эти правила, решив, видимо, раз и навсегда поставить все на свои
места: с ним, Егенметом шутить нельзя!

И он повел двух данных ему в сопровождение милиционеров по кругу базаров: в
Ак-Депе, Йыланлы, Даш-ховуз, Мангит, Чуйрук-Кала и Коне-Порсы. Следов пропавших
лошадей не было.
В Дашховузе милиционер Адылбек предложил им остановиться в доме своего дальнего
родственника. Но там была печаль: ночью по чьему-то навету увели хозяина.
Адылбек, было, рванулся снова отправиться в путь, но под взглядом Егенмета сел.
Они пили чай и слушали причитания жены. Она никак не могла поверить, что ее муж
был в нем-то виноват. Размышлять на эту тему было небезопасно, но и не утешить
бедную женщину, давшую приют гостям, было бестактно. Егенмет все больше
интересовался последними днями жизни арестованного, его работой, кругом друзей
и врагов.
Гости переночевали. Наутро они уже были на базаре Мангита. Но базар совершенно
не интересовал следопыта. Он поспешил в близлежащий колхоз, в котором когда-то
жил и работал арестованный. С председателем колхоза зашел обычный разговор о
погоде, видах на урожай. Отвечал на вопросы гостей Палва-ага как-то испуганно,
а затем не выдержал и стал жаловаться:
- Вах-вах, наш склад с семенным материалом оказался на одну треть пуст. И замки
целы, и следов нет, а сеять придется меньше. Как найти воров?
Егенмет попросил позвать кладовщика.
- Этого святого человека? - переспросил председатель колхоза. - Да он сам на
себе волосы рвет. Пошел с мешками по родственникам, чтобы возместить
украденное.
- Позовите несчастного! - уже приказным тоном сказал знаменитый охотник.
Прибывший вскоре кладовщик Джурабек выглядел очень и очень печальным. Но у
Егенмета в глазах играл огонек гнева. Он начал подробно расспрашивать о том,
что, казалось, не имеет значения: о семье, детях, знакомых, родственниках.
Беседа шла в мирном тоне, как вдруг Егенмет встал и приказал вести его к
складу. На месте следопыт поскучнел:
- Смысла нет здесь искать.
- Да, да, уважаемый, -  обрадовался кладовщик,  - лучше идемте ко мне
домой чай пить...
- Домой, так домой, - согласился Егенмет.
У Джурабека был неплохой дом, огороженный надежным дувалом.
Особенно заинтересовали следопыта хозяйственные постройки, задние ворота, арба.
Эта повозка вызвала у следопыта почти детский интерес. Это так забавляло
милиционеров, что они сдержанно зубоскалили по поводу внимания следопыта к
колесам и щелям на дне повозки. Уж сколько раз хозяин приглашал к чаю, а гость
все отмахивался. Чудак!
Неожиданно Гырма отправился к маленькой кладовой и попросил всех идти за ним.
Попросил одного из милиционеров придержать дверцу кладовой приоткрытой, чтобы
можно было осмотреть ее внутри. Вот он приоткинул какой-то хлам в углу, и
перед   изумленными свидетелями предстало десятка полтора мешков...
Лицо у Джурабека исказилось в злобной и ненавистной ухмылке. Он закричал:
- Будь проклят тот день, когда ты родился, несчастный любитель совать свой нос
в чужие дела! 
- Будь проклят тот день, когда ты стал доносить на односельчан, - спокойно
отозвался Гырма. Он посмотрел на милиционера Адылбека, у которого арестовали
родственника по злому навету, и сказал:
- Не дрожи за свою анкету. Чист твой родственник, грош цена свидетельству этого
вора.
Джурабек бросился было бежать. Да куда?
Когда следопыт предстал перед Муразовским через шесть дней, тот одобрительно
выслушал историю с Джурабеком-кладовшиком и спросил:
- Ну, как с нашими лошадками?
- Забыл, начальник, было, про них, - он лукаво улыбнулся. - Они неплохо себя
чувствуют вон в том доме, что напротив вас. Я знал об этом еще шесть дней
назад.
Лицо Муразовского залила краска смущения. Он отвел взгляд от следопыта,
повернулся куда-то в сторону, затем рассмеялся:
- Ну и жук же ты, Егенмет!
- Ошибаешься, начальник, я родился в год тигра.
... Через две недели к дому Гырмы прибыл на лошади сам Муразовский в
сопровождении отделения милиционеров. Они выстроились в одну шеренгу. Когда
Егенмет вышел из дома, Муразовский скомандовал:
- Смирно! Равнение на середину!
Для односельчан Гырмы это было удивительное зрелище. Сам начальник милиции
строевым шагом подошёл к их земляку и торжественно вручил ему новый английский
пятизарядный карабин. Муразовский подошёл к своему коню, отбросил накидку и на
солнце ярко вспыхнул никелированный металл драгоценнейшего в те времена оружия.
И еще выдал документ, подтверж¬дающий право носить карабин в на¬граду за
заслуги перед страной.
А затем был чай. Во время беседы Егенмет спросил:
- Парня-то освободили, того, что  кладовщик оговорил?
- Дома он. Жди в гости.




 

 

 

КУДА ТЫ, ЕГЕНМЕТ?



 

 

 

 

 

Шел 1932 год. Время тревожное, неспокойное. Классовый террор, развязанный в
то время, своеобразно отозвался и в Туркменистане. Многие мирные люди гибли от
рук басмачей, которые видели в каждом пособника НКВД. На севере республики, в
краю древних хорезмских памятников былого могущественного государства, особенно
свирепствовали Однорукий Бешим и его брат Мерет. Днем они вместе с другими дайханами
занимались мирным трудом, а вечером или ночью выходили на разбойничий промысел.
Они грабили без разбору, не знали пощады в расправе, умерщвляли свои жертвы
самым жестоким образом, создавая вокруг себя атмосферу дикого страха. Засады,
устраиваемые работниками НКВД, милицией, не давали результатов...
А люди строились. Кирпичных домов не было, стены поднимали из глины. Егенмет
считался искусным мастером в этом деле, и его нередко приглашали помочь жители
не только Коне-Порсы, но и окрестных селений. Стояла осень. Стали частыми
порывы северного ветра, напоминающего о предстоящей зиме. Может быть, поэтому
один из крестьян в местечке Ушаган-Ой решил ускорить дело с постройкой дома для
своей семьи. Егенмет возводил последнюю стену и с высоты мостков нет-нет да
поглядывал на дорогу, словно ждал кого. В селе только и разговоров было про
беду Бердымета, у которого украли коня. Досужие местные детективы склонялись к
мысли, что это дело рук Одно-глазого Бешима.
Случай этот получил широкую огласку еще и потому, что сын Бердымета — уважаемый
Нарбай, работал секретарем местного Совета, а он не смирится с пропажей. Вот и
поглядывал Гырма на дорогу, ожидая Нарбая. Он прикидывал, успеет ли