зашибли?.. Рафинадов, правда – не мы?
Р а ф и н а д о в [по-женски трепетноголосо, закатывая глаза, хватая ртом воздух, держась за область сердца и полуобморочно сползая спиной по косяку.]:
– У-ужа-ас! Како-ой... кошма-ар! Я ж поко-ойников(!).. бой-юс-сь... Да-айте, бра-атцы, мне-е попи-ить...
[На просьбу никто не откликается.]...
О г л о б л и н [негодующе-нетерпеливо, полуоборачиваясь.]:
– Да-айте же наконец лейтенанту попить, охламоны!! Он надежный – не халявщик! До копейки с получки рас-считается! Еще и сверху по ресторанному на чай накинет!..
Г о л о с из полицейской т о л п ы [взволнованно-растерянно.]:
– А чего ему попить-то?
Р а ф и н а д о в [слабо, заплетающимся языком, уже безвольно сидя на полу.]:
– Х-хоть ч-чего-о... Н-но... ум-моля-яю.., т-тольк-ко ж-жи-идкого... и... [плаксиво.]: – И т-то-ольк-ко чтобы... не кись-се-е-ель...
[К Рафинадову синхронно протягивается несколько разнообразных водочных поллитровок, часть из коих по мере приближения резво распечатывается дающими. Рафинадов, лицо коего – мученеческая маска, берет одну, другую, третью бутылки и рассовывает их впрок по внутренним и внешним карманам обмундирования. Иные из дающих, узрев сии манипуляции, отдергивают подаваемое. Рафинадов же вертикально вставляет горлышко последней из полученных поллитр в рот своей запрокинутой головы и интенсивно с буль-булями поглощает выпивку (по ходу дальнейшего действия он пьянчужно дрыхнет на полу).]...
Г о л о с а и з п о л и ц е й с к о й т о л п ы [взволнованные.]:
– Молекула!.. Пропустите Молекулу!..
– Расступи-ись!.. Милости просим, проходите, Кофеин Сергеевич!
– На вашем плече пушинка от подушки! Позвольте сдуть!
Г о л о с п о л к о в н и к а М о л е к у л ы [басовитый, снисходительный, из толпы.]:
– Валяй – сдувай.
Г о л о с а и з т о л п ы [вразнобой.]:
– Фу-у-у!.. – Фу-фу-фу-у-у!.. – Фу-у-у-у-у...
– Вы чего-о-о?! Оборзе-ели?! Кофеин Сергеевич мне-е(!!!) сдуть разрешил!
– А пушинка на плече Кофеина Сергеевича совсем и не от подушки, а от попугая, которого он только что самолично задержал!
– Это какого попугая?! Того – беглого(?!), который в Гохране бриллиантов на тысячу каратов склевал!
– Не-е-е... Того, кой курицу министра финансов изнасиловал!
– У-ух ты-ы!.. И как курица?
– Ничего – оправилась. Теперь золотые яйца высшей пробы несет.
– У-у-ух-х ты-ы-ы!!!..
– Какое счастье(!) – лицезреть вас, господин полковник. Посвеже-е(!)ли. И в росте заметно приба-авили!!
Г о л о с М о л е к у л ы [басовитый, все еще из толпы.]:
– Не льсти, Наручников. Моя прибавка в росте за счет новой богатырской папахи и новых ботинок с большущими каблуками.
Г о л о с а и з т о л п ы:
– Коллеги! У Кофеина Сергеевича новые папаха и ботинки!
– У-у-ух-х ты-ы-ы!!!
– Ура-а-а!! У шефа новая папаха и нулё-ёвые ботинки!..
[Из туннельно располовинившейся толпы на первый план выступает лилипутистый полковник Кофеин Сергеевич Молекула, облаченный в бушлат с шикарным аксельбантом, брюки с широченными кумачовыми лампасами, серокаракулевую высоченную папаху, ботинки на высоченных каблуках-шпильках. В одной руке вновь прибывшего шерлок-холмсовская курительная трубка, в другой – крупногабаритный носовой платок, коим он брезгливо вытирает затылок, шею и щеки.]
М о л е к у л а [ворчливо, обзирая место происшествия.]:
– Не способны нормально пушинку сдуть... Всего слюнями забрызгали... [остановив взгляд на валяющемся на полу Рафинадове.]: – А этого кто нейтрализовал? Имело место оказание сопротивления?!..
О г л о б л и н [взмахом руки осадив взроптавшую было толпу.]:
– Никак нет! Сопротивления не было! Сам сомлел бедолага. От вида покойницы. Он же у нас слабонервный. На каждой «мокрухе» в обморок погружается.
М о л е к у л а [рассудительно, засовывая платок в брючную ширинку и застегивая ее на молнию.]:
– Не переносит «мокрухи» – берите его исключительно на «сухухи». Чего парня маять?..
А не перевести ли его в отдел по борьбе с членовредительством?..
Г о л о с и з т о л п ы:
– Не сто-оит. Он и от вида поврежденных членов из сознания выпадывает.
Помнится, майор Синегузов на корпоративе равновесие потерял и на расколотую бутылку центром туши бухнулся; так Рафинадов, когда увидал его окровавленный...
О г л о б л и н [пресекая болтовню.]:
– Осло-о(!!!)в, завязывай трепаться!..
М о л е к у л а [заливисто отсмеявшись под впечатлением воспоминаний, вынув из брючной ширинки носовой платок и подсушивая им выступившие слезы.]:
– Да-а-а... Рассмеши-ил... тогд-да-а... Сине-г-гу-узов... И сме-ех, и гре-ех...
Хорошо, хирург толковый попался: будто пазл собрал несовместимое. А то б... Не ходить б Синегузику в адьютантах у замминистра и... И с женой министра в «папку-мамку» не играть...
Ну чего тут? Кто гражданку уконтропупил?.. [взмахом руки указывая на застывших изваяниями Анну, Володю и Бастилию.]: – Эти?
О г л о б л и н [смятенно.]:
– Разбираемся. У них тут еще сидячий «двухсотый» лесоруб должен быть.
М о л е к у л а [засовывая носовой платок в ширинку и застегивая ее.]:
– Ну работайте пока – [кивок головы на бездвижную Зиновьевну.]: – с теткой, а я пока по квартире пошарюсь. А вдруг да какую забавненькую улику отыщу или... убиенного злыднями лесоруба?
[из толпы к вставленной в рот трубке Молекулы услужливо протягивается несколько зажженных зажигалок.]
Г о л о с а и з т о л п ы [угодливо.]:
– Прикуривайте, Кофеин Сергеевич!..
– От моей прикурите! У меня прямиком из газопровода заряжено!..
– А у меня самый экологически чистый! И свеженький! Еще вчера в скважине газовал!..
– От меня прикурите! Почему, Кофеин Сергеевич, от меня никогда не прикуриваете?!..
М о л е к у л а [недоуменно, на полуобороте головы.]:
– Что?
О г л о б л и н [комментаторски.]:
– Ребята прикурить предлагают.
М о л е к у л а:
– Спасибо, парни, но у меня со вчерашнего электро-о(!)нная трубка. На батарейках и без дыма. От табака отвыкаю.
О г л о б л и н [восхищенно, эротично выгибаясь женственным телом.]:
– Како-ое му-удрое реше-ение-е!!!
М о л е к у л а [без энтузиазма.]:
– Угу. Мудрее некуда. Теща, будь она неладна, вынудила: мол, курево нынче не по моей зарплате...
[Молекула, разувшись и отставив ботинки под нос дрыхнущего Рафинадова, на первом шаге ступает на живот Зои Зиновьевны, отчего та телесным трепетом подает признаки жизни. Вторым шагом ступня по-канатоходному балансирующего руками полковника зависает над лицом бессознательной.
За считанные сантиметры до контакта подошвы с физиономией Зиновьевна дико выпучивает глаза и, по-змеиному выгнув шею, со звериным ревом впивается зубами в наружное ребро полковничьей ступни. Курительная трубка одновременно с истошным воплем укушенного «ма-ама-а-а!!!» пулей вылетает из резко пошедшей на мах руки и с костяшечным звуком стукает в лоб Володю Саломаслова, отчего тот соловело закатывает глаза и, тряпично обмякнув, оседает на пол.]
М о л е к у л а [уже на коленях, судорожно цепляясь руками за обувную полку в попытке вырвать из пасти Зиновьевны свою конечность.]:
– Ма-амочка ро-одная-я! За что-о?!..
[кадр накоротко меркнет.]...
[Свежая картинка... Оглоблин с понуканиями и применением физической силы выпроваживает за дверь коллег. Зоя Зиновьевна и Молекула сидят на полу по центру коридора. Дрыхнущий Рафинадов с хрустом и причмокиваниями жует каблук-шпильку полковничьего ботинка. Изможденные Саломасловы и Бастилия сидят в ряд, привалившись спинами к стене. Ваня и Петя с любопытством зырят в коридор из-за дверного косяка.]
З о я З и н о в ь е в н а [ласково (полковнику), утирая тылом ладони окровавленные губы и подносье, болеутоляюще поглаживая живот и вместе с тем одухотворенно цветя физиономией.]:
– А я только услыхала твое «ма-ама-а-а(!)», у меня сердце сразу ёкнуло: «Ко-офик – сыно-оче-ек!». Твой голосок-то из миллионов можно узнать.
М о л е к у л а [добродушно, вынув из впоследствии так и не застегнутой брючной ширинки носовой платок и перевязывая им окровавленную ступню.]:
– Вот и надо было, когда узнала, челюсти разжать.
З о я З и н о в ь е в н а [смущенно.]:
– А я и разжимала(!), а они не разжимаются. Где-то около ушей заклинило. Вот когда ты мне второй ножкой по сопатке дрыгнул, тогда и сразу расклинилось!..
М о л е к у л а [с укором.]:
– Мама, а почему ты инсценировала свою гибель под паровозиком прогулочной детской дороги?.. Не окажись я тогда в гэбэшном детском доме, может и передовиком производства стал, даже и Геро-о(!)ем Соцтруда. А так... Всю сознательную жизнь как последнее чмо ментярю!..
З о я З и н о в ь е в н а [посерьезнев.]:
– Так надо было, Кофеинчик. Для дела...
Я ж тогда на нелегальную работу в качестве глухонемой и слабовидящей официантки в сверхсекретный ресторан штаба ВМФ США внедрялась. А тебя с собою никак...
М о л е к у л а:
– А папа?
З о я З и н о в ь е в н а [скорбно.]:
– А папы у тебя, сыночек, отродясь не бывало. Я ж тебя по комсомольской путевке на свет произвела.
М о л е к у л а [ошарашенно.]:
– Как это?!
З о я З и н о в ь е в н а [понизив голос до полушепота, на фоне чего грызня Рафинадовым полковничьего каблука стала явно слышимой.]:
– Набор был в секретную лабораторию непорочного зачатия. Ну и мою кандидатуру от комитета комсомола школы КГБ… выдвинули...
Полтора года, пока тобою не забеременела, из электронной пушки в разных позах облучалась.
Никакого, признаться, удовольствия: пушка гудит, а я на четвереньках задницей к ее стволу часами напролет маюсь. От стыда горючими слезами обливаюсь.., но понимаю: долг перед Родиной превыше всего!..
А потом тебя – плод секретного эксперимента – выродила и отчество дала в честь «Сереги» (пушка та секретная этак шифровалась)... А потом эксперимент закрыли... А потом... Сам уже теперь вкратце знаешь, что было...
М о л е к у л а [вновь с укором.]:
– Почему же ты, мама, меня после Америки не нашла?
З о я З и н о в ь е в н а [с наворачиванием слез на глаза.]:
– А ка-ак тебя отыска-ать-то(?!) было...
Тебя же, как и меня, официально оформили погибшим под паровозом... Только, в отличку от меня, не под детскодорожным, а под натуральным… Под маневровым… Сфальсифицировали и…
М о л е к у л а [продолжает, подхватив резво мысль.]:
– И фамилию поменяли, и... засекретили... Лишь имя-отчество оставили…
З о я З и н о в ь е в н а [продолжает.]:
– Судя по тому, как ты одеваешься, и в мозгах твоих здорово поковырялись. Да и электронными чипами (думается) нашпиговали, и зазомбировали, и в качестве гэбэшного нелегала в систему МВД внедрили...
А я ведь после провала без малого три годочка в спецблоке штатовской федеральной тюрьмы с пятьсот-пятидесятилетним приговором отмаялась!
Правда, как у Христа-а за па-азухой(!): сытая, одетая-обутая, в тепле, чистоте и с караоке в цветном телевизоре!..
А потом наши пограничники задержали каким-то чудом нарушившую границу американскую племенную корову. На нее-то меня и обменяли...
Возвратившись на Родину, перешла в гэбэшную контрразведку (на полставки), вышла замуж за списанного на-а берег вдового и многодетного моряка дальнего плавания... И откуда столько детишек(?!), если он на суше-то почти не бывал...
Родила ему еще... Тройню... [с гордостью кивая на очухивающегося от удара курительной трубкой Володю Саломаслова.]: – Кстати, Вовка – твой племянник по моей (материнской) линии. Спортсме-е-ен!.. Сегодня вечером в Генеральном дворце спорта выступает!.. [сокрушенно.]: – А тебя-я так и не смогла-а отыска-ать!.. [с эмоционально-надрывным
