Слышу-слышу, Студия Витольдовна!
В е д у щ а я:
– А чё молчишь как рыб?!
Р е п о р т е р [виновато.]:
– Так ни хрена же не слыхать(!).. было.
В е д у щ а я [репортеру, разбудив майора-соведущего стремительным подзатыльником.]:
– Ну давай – кажи, чё там у тебя!
[перевод телекамеры на элитный особняк а с него на пикетчиков – Ваню Саломаслова со своей прабабушкой.]
А н н а [возбужденно с появлением в кадре ее руки, энергично указующей пальцем на экран.]:
– Гляди-гляди-и-и(!!!), Вовчик, до чево, ёксель-моксель, твая бабуся докатилася и нашева сыночка докатила!
В е д у щ а я [нетерпеливо.]:
– Что там у тебя творится-то?!
Р е п о р т е р [вяло.]:
– Да вот... Хулиганят…
[Сцена в следующем... Элитный особняк, обнесенный шикарной ковки забором. За ним переднепланово, дольше и акцентированней остального вкадрово композиционный центр: троица шаблоннотипажных «Смертей» (окапюшоненные черные балахоны, черепообразные личины) с крестьянскими допотопными косами, идя выступом, выкашивает припорошенный снегом газон.
Садовник поливает из леечки одну из нескольких клумб с шикарнейшими и до несуразности крупнющебутонными искусственными цветами.
Неряшливо выглядящая кухарка в деревенском сарафане и в грязнющем (с новья белом) переднике выплескивает из бадьи на ступени каменного крыльца сдобренные обрезками и объедками помои, на кои тут же набрасывается стая котов (((эффект от щедрого сдабривания ополосков настойкой валерьяны))).
Бедуинской наружности до зубов вплоть до пулеметов и гранатометов вооруженная охрана усадьбы патрулирует на верблюдах. У ворот пеший бедуин – шимпанзе с бананом и автоматом Калашникова наперевес.
У зело удлиненной собачьей конуры на цепи, при контрастирующем с кожей ошейнике сторожевой крокодил… Разевает пасть и тянет морду кверху под фонограмму собачьего воя и смеси повизгивания с лаем…
Перед входом на усадьбу одухотворенно-возбужденные Ваня и Зоя Зиновьевна...
Мальчик в очках. Одет в стиле аля шестидесятые прошлого века: шапка-ушаночка, пальтишко (из рукавов свисают на резиночках-антипотеряшках варежки), валеночки, штанишки с начесом. В руках внушительных размеров транспарант с крупно намалеванным: «ФЕДОТ – БЕГЕМОТ!».
Зоя Зиновьевна в советско-армейском полушубке белой овчины, подпоясанном солдатским ремнем с звездастой бляхой. На плечах майорские погоны, на ногах прозрачные путанские колготки в крупную сетку и туфли на шпильках, на руках замшевые перчатки. Голова по-крестьянски (с узлом под затылком) обвязана цветастым самобытно-русским платком. В руках балалайка с солидным кумачовым бантом на шейке грифового оголовка. На груди неизменное ведерко из-под майонеза (под сплевываемую подсолнечниковую шелуху)…
Внук с прабабкой в полукольце ОМОНА, экипированного по полной боевой (щиты, шлемы, дубинки...). Вовне полукольца толпа зевак, пожарный автомобиль, БТР иль БМП...
Зоя Зиновьевна, с залихватским приплясом наяривая на балалайке, исполняет частушки, озвучка коих из «в!», «на!», «ой!», «йёй!», «ух!», «эх!», «йэх!» и т. д. в паузах меж цензурных «пик-пиков»…
Зеваки по ходу дальнейшего действия во отблагодарение за сольное выступление сперва робко и поодиночке, с опаской оглядываясь на омоновцев, подходят и бросают в висящую на шее банку из-под майонеза монеты и купюры…
Постепенно поток поклонников усиливается, и Зоя вынуждена в паузах меж куплетами опорожнять переполненную банку в свои и ванькины карманы. Мальчику, помимо этого, сердобольные жертвователи суют в карманы конфеты, шоколадки и прочие лакомства. Ваня, губы и окологубья коего в шоколаде, восторженно нажевывает.]
В е д ущ а я [откусив и сплюнув обслюнявленную часть мудштука папиросы, протягивая ее для докуривания майору-ведущему (тот, приняв окурок, густо дымит).]:
– Караокий, чё там у тебя за манифестация?! Зрителям интересно! Пошли звонки в студию!
Р е п о р т е р [растерянно.]:
– А шут его знает! Сейчас поспрошаю!
[Немая сценка на аудиофоне выступления Зои Зиновьевны... В возникшей паузе ведущая решает высморкаться. Пошарив взглядом по столу, под ним, заглянув на холодильник, в конце концов находит искомое торчащим из бокового кармана парадного кителя клюющего носом майора в виде уголка белокружевной ткани. Потянув за уголок, она незаметно для коллеги извлекает женские трусы огромного размера. Не сообразив, что сие есть, ведущая старательно и громкозвучно высмаркивается, выведя тем из дремы соведущего и обратив на себя его внимание. Тот, взирая на коллегу, начинает (как и Караокий) тиково подмигивать.
Расправив трусы, ведущая крайне изумлена. Амплитуда и частота тика недоуменно взирающего на бельевой аксессуар майора стремительно возрастают, рот и не страдающий тиком глаз расшепериваются…
Всесторонне рассмотрев трусы, ведущая протягивает их майору. Тот, отпрянув, отталкивающе выставляет обе руки и отрицающе крутит головой... Ведущая настойчива, смятенный майор непреклонен...]
А н н а [из-за кадра.]:
– Бяри-бяри, балбесина! Эта ж тваи! Эта ж она у тя-я(!), мерин ты пядальный, из карману выудила! Жане-е обратна, ёксель-моксель, оддашь!
Б а с т и л и я [с укором из-за кадра.]:
– Анна, не неси околесицу. Ты его супругу-то видела?!
А н н а:
– Неа.
[в кадре Анна, Бастилия и Володя.]
Б а с т и л и я [вальяжно возлежащая вплотную с крайне смущенным Володей, фамильярно уперев пульт вертикально и торцом ему в пуп (сидящая Анна, всецело поглощенная просмотром, фривольности ситуации не замечает).]:
– Да у нее та-аз(!) чуть крупнее кошачьей миски.
А н н а:
– Кошки тожа разны бывають. Возьми, к примеру, хотя бы тигру али льва.
Б а с т и л и я:
– Это твой агрегат – двадцативедерный чан для стада африканских диких хищников. А люськина попенция с миски дома-а(!)шней кошки вылеплена.
А н н а [обиженно.]:
– Сказане-е(!)шь жа тожа... ня подумавши... А ты откудава, ёксель-моксель, дикторову жану-у-та вида-ала?
Б а с т и л и я [не без гордости.]:
– Да я за свою жизнь мно-о-о(!)гого повидала. Тебе и не снилось.
А супруга этого зачуханца – Люська Лузерлохова. Адвокатша. Когда я в СИЗО работала, мы с нею по понедельникам в тюремной бане парились. Ни спереди у нее, скажу тебе, ни сзади. Дохлятина. Ее впору в Музее диеты как главный экспонат выставлять. Да э-э(!)тих трусищ Люське даже на пошив сарафа-а(!)на хватит. Еще и из обрезков вполне можно панамочку и... дюжину носовых платков скроить.
А н н а [удрученно, с трудом подбирая слова.]:
– А чё(?), ёксель-моксель.. Сарафаны нонче в мо-о(!)де... Чё худова в сарафанах?.. [изумленно.]: – А тады откудова в ево кармане ня лю-ю(!)ськины труселя, а посторонние?.. [на сем ворчании диалог иссякает.]
[В кадре телевизионная студия канала «Хулиган»...
Ведущая прекращает тщетные попытки вернуть напарнику бельевой аксессуар и пристально-оценивающе его осматривает, ориентируя так и этак на вытянутых вперед-вверх-вбок руках...
В конце концов ее физиономия озаряется эвристическим ликованием, и она, вскочив из-за стола и развернувшись фасадом от телекамеры, напяливает трусы на себя поверх уже имеющегося исподнего. По ходу сего часть юбочного подола попадает под поясную резинку в области поясницы; и сияющая ликом ведущая, не исправив сего одежного конфуза, вновь усаживается на свое рабочее место.]
В е д у щ а я [зело довольная новообретением.]:
– Караокий! Ну чё?! Слышишь меня(?!), поганец...
[В кадре с караокиевским микрофоном появляется забулдыжного обличья мужичок-добрячок (домовенок и домовенок мультяшный). Недоуменно поблуждав умильными глазенками по камере и около, он подносит микрофон ко рту и...]
М у ж и ч о к - д о м о в е н о к [ласковоголосо.]:
– Звали?
В е д у щ а я [недовольно.]:
– Звала, но не тебя, а этого недоноска Караокия. Где он?! Почему с микрофоном не он, а ты?!
М у ж и ч о к:
– Послал я его, матушка.
В е д у щ а я [раздраженно.]:
– Да какая я тебе ма-атушка?! Да как ты посмел(?!)... посылать. Он же при исполнении служебных обязанностей! И вообще.., кто ты такой?!
М у ж и ч о к [ничуть не стушевавшись.]:
– Кузьма я. А послал я его за опохмелкою. Меня балалаечница деньгами угостила, а ваш дирижер мне «на хвост пал», вот я и отправил его в магазин, а он мне дал микрофон подержать...
В е д у щ а я [сокрушенно.]:
– О-о-ой, дурдо-ом!.. Да его теперь днем с огнем до утра не сыщешь!.. Чё уж бе-естолку микрофон-то держать? Давай уж, описывай, чего там вокруг тебя происходит. Грамоте-то обучен?
М у ж и ч о к [абсолютно беспафосно.]:
– А как же? Профессор. До недавного прошлого – декан факультета папуасской филологии. Лауреат премии...
В е д у щ а я [перебивая.]:
– Все-все-все! Верю! Без микроскопа видно, что у тебя на лобешнике «ВУЗ» написано. Давай – репортируй!
М у ж и ч о к [приосанившись, доброречиво, рассудительно, без эмоциональных всплесков.]:
– Внимание-внимание, говорит Москва... Начинаю репортировать... За моей спиной жилище председателя Пыточного комитета при Генеральной прокуратуре нашей федерации Федота Федотовича Федотова. Сегодня (в преддверии очередного Нового года) к усадьбе сановника интеллигентный и политически активный мальчик привел свою соратницу – военную старушку-правозащитницу... Дабы донести до широкой общественности нетрадиционную сексуальную ориентацию всеми любимого Федота Федотовича...
[в кадре Анна, оборачивающаяся к возлежащим на заднем плане Володе и Бастилии (она – прильнув к нему с фамильярным упором торца пульта чуть выше его паха, он – свесившись с края кровати наполовину с паническим выпучиванием глаз).]
А н н а [крайне возбужденно.]:
– Вида-а-али?!!
[в кадре телестудия.]
В е д у щ а я [мечась в панике, на надрыве эмоций.]:
– Сто-о-оп!!! Провока-ация!!! Гаси-и-ите ка-амеры-ы!!! Все-е-ем молча-а-ать!!! [завершает сцену рябь на экране, шипение из динамиков и истошный закадровый вопль Анны.]
А н н а:
– Ты чево-о-о(?!!) энта, ё-ёксель-мо-оксель(!!).., глиста пядальная, с маим Во-овиком будта му-у-у(!!!)ж с жано-о(!)ю разлегла-а-ася-я!!.. Ш-ща-а-ас та-а(!!)к обо-о-о(!)их отдуба-асю-ю-ю!!!...
С Ц Е Н А Д Е С Я Т А Я (кухонная):
[Кухня. Все практически как и прежде. Кроме стола с вонзенной гирей: он отодвинут от стены.
Трое (Анна, Володя и Бастилия) за столом: пьют чай из стаканов с витиеватыми советско-железнодорожными подстаканниками. Володя несколько скован-подавлен. Анна разгорячена (последствие шока от совместного возлежания Вовы с Бастилией). Бастилия перед лицом вероятности склоки раскована и даже нагловата.]
Б а с т и л и я [твердоголосо, насыщаясь чаем вприкуску с пирожным.]:
– И нет никакого повода для ревности! Не от похоти же прилегла – от переутомления…
А н н а [агрессивно, швыркая чай вприкуску с куском от возлежащей на разделочной доске соленой селедины.]:
– Магла б и на-а пол!.. Чай, ня вялика-а барыня!
Б а с т и л и я [возмущенно.]:
– Сама валяйся на своем грязном полу!..
[В окне мимо проходящий Грибоедов – добродушнейше-глуповатое низкорослое лицо азиатской национальности, облаченное в узбекский полосатый халат, тюбетейку с распущенными по-спаниелевски наушниками, на локтевом сгибе огромная деревенская корзина-самоплетка. Поверхность, по коей он шествует, чуть ниже уровня подоконника, посему и изквартирно не видна; потому и ощущение, что он бродит на высоте по воздуху.
Грибоедов, практически миновав окно, застопоривает шаг и, согнувшись, добродушно смотрит на
