янтарь на Рижском взморье (Фрося, жена дяди Гены, потом учила её делать из него красивые и яркие украшения, которые тоже обладали целебными свойствами)...
Не были они только на Кавказе — и Анфиса долго не могла понять почему. Причиной тому могли быть, как казалось Анфисе, какие-то особые военные воспоминания отца, о которых он не говорил...
Горы Анфису привлекали всегда чрезвычайно, и она невольно завидовала Нике, которая, благодаря матери, могла бывать в горах, практически, почти каждое лето, в том числе и на Кавказе...
Но своей кровной, родной землёй Анфиса, к своим семи годам — уже твёрдо считала Ленинградскую область, Карельский перешеек особенно — с его соснами, берёзами и моховыми болотами — с их клюквой, морошкой, брусникой, черникой и голубикой — и зарослями дикой малины по старым вырубкам, с каменистыми журчащими речками, глубокими озёрами среди огромных сосен, и терпким запахом можжевельника и багульника...
И Анфиса часто тосковала по этой дикой и суровой северной природе — даже на самых прекрасных южных курортах...
Арина, учившая Анфису наглядной и практической экологии, не раз ей повторяла, что Природа — это самая лучшая школа, а особенно — твоя родная Природа, с которой ты связан кровно. И все «коммунары» с этим соглашались...
И Анфиса с Никой — тоже полностью разделяли это убеждение. Ведь Природа — всему прекрасно учила и первобытных людей, и индейцев. А оторвались люди от Природы — и кончился их коммунизм...
И уж особенно Анфиса оценила школу живой и доброй, и родной Матери-Природы, когда ей пришлось пойти — в эту несчастную, официальную, и абсолютно обязательную, и совершенно неизбежную для всех советских детей, общеобразовательную среднюю школу, которая совершенно подавляла и угнетала Анфису своей противоестественностью, и которую она всем своим существом невзлюбила с первого же дня — и на всю жизнь...
История твоей земли — это история тебя. История Ингрии.
И отец, и Герта, и Арина, и другие «коммунары» ещё задолго до школы рассказывали Анфисе, показывая ей при этом множество разных картинок (а потом и она сама уже читала эти красочно оформленные книги, самостоятельно рассматривая все иллюстрации), что когда-то, тысячи лет назад, всю территорию Ленинградской области, как и всю северную Евразию, покрывал огромный сплошной ледник, толщина которого иногда достигала нескольких километров...
А южнее этого Великого Ледника — на сотни и тысячи километров простиралась по всей Евразии, от Атлантического океана до Тихого, холодная тундро-степь, «мамонтовая прерия», в которой паслись стада мамонтов, туров, зубров, бизонов, большерогих и северных оленей, овцебыков, диких лошадей, верблюдов и шерстистых носорогов. Были там и пещерные медведи, и пещерные львы, и ещё самые разные травоядные и хищники...
И первобытные люди — наши предки — на них охотились, чтобы добыть себе и своей общине необходимую пищу и шкуры для одежды и для переносных жилищ, вроде индейских вигвамов...
Потом ледник растаял, что окончательно произошло где-то около семи тысяч лет назад. И здесь, на освободившейся от ледника земле, тоже появились люди...
Кто были эти самые первые люди — до сих пор большая загадка. Герта говорила, что, возможно, это были прото-лапоноиды. Но, наверное, кто-то был ещё и до них. Возможно, даже какие-то представители чёрной расы, пришедшие сюда — как и всё человечество — из Африки, их следы сейчас находят по всей Европе...
Эти темнокожие, впрочем, могли быть родственниками и австролоидов, и айнов, и темнокожих племён Индии и Цейлона...
Анфису особо интересовало: были ли здесь у нас неандертальцы?.. Ей отвечали, что пока следов их здесь не нашли, но в периоды оттепели и межледниковья они вполне могли сюда заходить. И «снежный человек» — это, вполне возможно, какой-нибудь чудом уцелевший неандерталец...
Даже пытались выяснить, как связан «снежный человек» с Дедом Морозом — но не успели развить эту тему...
А прото-индейцы?.. Ведь они когда-то обитали в Северной Евразии — прежде чем переправиться через Берингов мост в Америку! И языки многих индейцев — они точно родственны языкам наших коренных народностей Сибири, Севера и Дальнего Востока!..
Анфису и Нику эта тема волновала особенно... Найти общих предков славян и индейцев!..
Все говорили, что надо этот вопрос изучать и всеми средствами искать следы прото-индейцев везде в СССР. И на территории Ленинградской области в том числе. И, возможно, они были в родстве и с прото-лапоноидами...
С неандертальцами?.. Ах, кто знает, кто знает!.. Может, и с атлантами, и с гиперборейцами...
…
Герта знала про своих очень древних и весьма загадочных предков много интересного, и ещё задолго до школы посвящала Анфису, а, при случае, и Нику, когда она у них гостила, в эти знания...
Земля Ленинградской области, особенно её центральная часть, Приневье, когда-то называлась «Калевала» у местных финно-угорских племён: финнов, карелов, ижорцев (ингров), вепсов («весь») и вожан («водь»). И это было священное название. Так стал называться и созданный ими известный карело-финский эпос (Анфиса с Никой успели рассмотреть и почитать несколько разных изданий с красочными иллюстрациями). А потом эти земли в западно-европейских летописях стали называться «Ингрия» или «Ингерманландия».
Здесь на Неве, около устья Ижоры, молодой князь Александр Невский разбил в 1240 году, с помощью ижорцев и ладожан, сильное войско шведских рыцарей и построил (по некоторым предположениям) в устье Охты небольшую деревянную крепость, от которой ничего не осталось.
А потом в 1300 году шведские рыцари-крестоносцы на том же месте, на Охтинском мысу, построили с помощью итальянских мастеров (их отправил сам Папа Римский) большую и хорошо укреплённую деревянно-земляную крепость Ландскрону. Она была, после долгой и упорной осады, взята штурмом и сожжена уже в следующем году — войском новгородцев, под предводительством князя Андрея Городецкого, сына Александра Невского.
А потом, на том же самом месте, шведы в 1611 году построили крепость Ниеншанц (и рядом — город Ниенштадт), которую во время Северной войны взял штурмом Пётр Первый и потом совсем её разрушил. А город со всеми его складами и припасами сожгли сами шведы, чтобы не доставался неприятелю.
А новую крепость, как центр своей будущей имперской столицы, Пётр стал строить ниже по течению Невы, на Заячьем острове, хотя место это не было так защищено от наводнений, как Охтинский мыс.
Так в 1703 году появились Петропавловская крепость и сам Санкт-Петербург, город великих наводнений, великих революций и великих людей. И отец говорил Анфисе, что одно без другого и третьего не бывает. И надо читать «Медного всадника» Пушкина. И ещё, прибавляла Герта, рассказ «Земля и вода» Александра Грина. И, прибавляли оба, «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида — лучшую книгу об Октябрьской революции...
И ещё, прибавляли все «солнечные коммунары», очень, очень многому у нашей истории надо учиться, чтобы суметь пройти через все грядущие неизбежные катаклизмы и осуществить свою великую историческую революционную миссию — и родить нового, Солнечного Человека, и построить новый, Солнечный Мир — Город Солнца и Солнечный Социализм!..
Герта говорила Анфисе:
«История твоей земли — это история тебя. И не зная истории твоей земли — ты и не поймёшь себя, и просто не сможешь стать собой. Будешь неизвестно чем. И ничего не вспомнишь о себе... А твоя история — она всегда будет питать тебя и знанием, и силой. Чтобы тебе — продолжать её творить! Творить саму Жизнь!..»
Школа — советская или анти-советская?..
В свои, ещё неполные тогда, семь лет — Анфиса решительно отказалась от предложения отца учиться в Москве в какой-то первоклассной элитной школе, настолько она не хотела уезжать из любимого Ленинграда — и пошла в обычную ленинградскую школу, неподалёку от их дома...
Как уже говорилось выше, общая обстановка и атмосфера в школе воспринималась Анфисой как что-то чрезвычайно давящее и противоестественное, сковывающее и лишающее всякой свободы. И это чувство со временем у Анфисы только усиливалось...
Но сама школьная учёба как таковая, учёба в самом узком смысле, давалась Анфисе относительно легко, учитывая, что она уже давно умела хорошо читать и писать, да и считать в объёме первых двух, если не трёх, классов школы, также и при её уже натренированном, благодаря урокам отца, внимании будущего разведчика, и при её несомненных природных способностях к учёбе, и при всей её исключительной и редкостной домашней подготовке...
К гуманитарным предметам, к истории, к литературе, и к рисованию, и к искусству в целом, у неё были и способности, и склонности. И интересного для себя, ещё не знакомого, она узнавала на некоторых школьных уроках иногда довольно много (часто это зависело, особенно в дальнейшем, от конкретных учителей). Хотя многое, даже и большинство из преподаваемого в школе, она знала уже давно — и благодаря уже прочитанным книгам, и благодаря всем своим домашним наставникам, а ими были, практически, все «коммунары»...
Учиться Анфисе хотелось, она от Природы была чрезвычайно любознательной девочкой. Но Анфиса, в целом, явно обгоняла в развитии своих сверстников. И близких друзей среди одноклассников у неё долго не было. Часто к ней относились как к какой-то выскочке и задаваке, когда она спешила, почти всегда по-своему, ответить на вопросы учителей (потом у неё пропало такое желание), а то — и просто как к ненормальной...
Учителя тоже далеко не всегда любили задаваемые ею вопросы, как и её ответы, а также и её молчаливое, но явно критическое отношение к их урокам. Внимательное — и не по-детски критическое. Что их и раздражало, и иногда просто пугало...
Иногда она так задумывалась о чём-то на уроке — что, казалось, вообще не воспринимала ничего окружающего. Но когда её поднимали из-за парты и требовали повторить, что сейчас говорила учительница, она почти всегда всё могла повторить в точности. Иногда кое-что добавляя и от себя — не к чести учительской компетенции. И это тоже — и раздражало, и пугало учителей...
И среди её соучеников и соучениц — это тоже очень редко находило какое-то понимание и сочувствие...
И всё это поневоле заставляло Анфису — всё больше и больше уходить в себя. И, вообще, вся обстановка школы, как уже говорилось, с самого начала её учёбы, действовала на неё, почти всегда, скорее совершенно сковывающим образом — чем хоть как-то раскрывающим её действительные способности, и чем дальше — тем только всё больше и больше. Действовала подавляюще и угнетающе. Иногда её эта обстановка и атмосфера просто душила!.. И это воспринималось ею — как что-то просто физически тяжёлое, железобетонное и непробиваемое...
А в её снах — это были настоящие кошмары на тему школы, от которых она просыпалась буквально в холодном поту!..
Иногда ей казалось, что такая школа — это просто какое-то анти-советское вредительство! И она говорила об этом с Никой...
Но потом она всё больше убеждалась, что её школа — вполне типичная, и таких большинство, и таких учителей большинство, и таких учеников. И что вот это — и есть реальное советское
