отпущу твой народ на все четыре стороны, а ты останешься в моём замке моим вечным гостем.
– Да зачем же я тебе? Для чего? – не выдержал Прорицатель.
– О! Кто владеет будущим – владеет и настоящим. Твой дар, Агашферош! Не отрекайся от него. Разве ты не способен прорицать, что произойдёт завтра? Ты повидал восемь веков и видел, как сменялись народы и троны! Мне нужен твой опыт, твоя наблюдательность, твой навык обобщать и предугадывать. Молчишь?
Скиталец положил весло и тихо сошёл на берег. Лодка закачалась, Рейн плескался и бился о песок, словно хотел удержать Скитальца.
– Выбор за тобой, – поторопил герцог, а саксы ближе поднесли огонь к валежнику. Рип из Винкля закрыл глаза, а старая Мэб усмехнулась. – Я всех отпущу! – пообещал Видукинд.
К Скитальцу опасливо приблизился кнехт с пеньковой верёвкой. Прорицатель с болью протянул ему скрещенные руки:
– Эх, Евтихий, Евтихий… – выговорил он. – Что же ты подвёл меня? Так обманул. Как же я ошибся! Или… или неужто ошибся Тот, Кто подарил мне особую жизнь? – в глазах Прорицателя мелькнуло смятение.
– О-о, вот о чём вы проговорили целых два новолуния, – протянул Видукинд, пока Агасферу вязали руки. – Я о таких вещах не задумывался. Ты хочешь сказать, Агашферош, что Тот, Кто был распят, не так проницателен, как мой старый германский бог Ирмин, владыка Ирминсула? Крепче вяжите его! Агашферош, теперь по новолуниям ты будешь возникать в подвалах моего замка. Евтихий их повидал – там хорошие помещения, не так ли?
Евтихий хотел отойти от реки, подняться по берегу вверх, но воины с топорами заступили дорогу. От леса и оврагов к Видукинду подъехали конные саксы-аристократы, вожди вестфальских и энгернских областей. Видукинду подвели коня, и он тяжеловато поднялся в седло.
– Герцог! – окликнул Евтихий. – А ты опять ведёшь саксов к бунту и неповиновению!
– Мне выпала сегодня руна Tod, то есть «смерть», – неожиданно сказал Видукинд. – Но сильные люди зовут эту руну – руной Тюра, бога войны. Для сакса нет ничего почётнее той жизни, миланец, что кончается смертью в бою. Но тебе этого не понять, ты же – варвар.
Скитальца уводили прочь, но он на ходу обернулся:
– До чего же я дожил за эти восемь веков! Что я услышал! Германский дикарь и язычник зовёт варваром православного римлянина. Как низко пал мир!
– Слышишь меня! – взвился Видукинд, крича то ли Евтихию, то ли Агасферу: – Я – сакс! А это – земля саксов! – конь под герцогом дико перебирал копытами. – Провидение избрало меня, чтобы дать саксам почёт и власть! Не будет чести ни полукровкам-франкам, ни изнеженным римлянам, ни продажным грекам. Только саксам!
– Воображаешь, что дар пленного Агасфера тебе в этом поможет? – бросил Евтихий.
– Мне выпала руна Tod, то есть «смерть», – тихо повторил Видукинд, герцог Энгернский.
Над лесом и со стороны оврагов запели трубы. Саксы заволновались, их герцоги и вожди вытягивали шеи, вглядываясь с сёдел. Послышался конский топот и звон железа. Над холмами справа и слева, выше и ниже по Рейну, появились знамёна. Пришпоривая коней, к Видукинду бросились вестовые:
– Это франки! Франки идут!
– Как – сам король Карл? – Видукинд побледнел лицом и еле смог сдержать взбунтовавшегося коня.
– Это сын короля Карла. Ты слышишь, Видукинд?!
Выше и ниже по Рейну армия франков занимала сопки, утёсы, возвышенности. Конница текла вдоль оврагов к лесу. Франкская пехота зажимала саксов справа и слева. Флажки вились на ветру. Герольды перекликались трубами. В долине между лесом и берегом Рейна развернулось знамя аквитанского короля.
– Это наш последний шанс, – прошептал Видукинд. – Погибнуть с мечом в руке либо возродить гордость саксов! – Видукинд выкрикнул. – Саксы! Духи наших предков… – он куда-то указывал кожаной перчаткой, но голос его звучал глухо.
– Нет, Видукинд, нет, – сказал один из вестфальских герцогов – старый и со шрамом на лице. – Это будет вторая Верденская резня. Всё как тогда, Видукинд. Как шестнадцать лет назад.
– Ты завёл нас в ловушку, Видукинд! – подскочил, еле себя сдерживая, другой герцог – молодой, но с поседевшими усами. – Под Верденом король Карл срубил головы лучшим из саксов, а ты – ты просто скрылся! Ты хочешь сделать так и сейчас?!
С высот и холмов франкская армия медленно стекала, тесня с трёх сторон саксов. Саксы сбились в кучу и, не дожидаясь приказа, складывали оружие.
– Может быть, – глядя в никуда, выговорил Видукинд, – мне снова выпадет руна Sieg, и тогда все саксы по зову духа предков воскликнут мне Heile! Heile dir, Widukind!
– Слава Великому королю Карлу! Слава Благочестивому Людовику! – выкрикивали сотни глоток саксонских аристократов и кнехтов. И ещё сотни голосов это подхватывали:
– Hoch dem Große könig Karl! Hoch dem Fromme könig Hlodwig!
Видукинд медленно разжал ладонь. На землю посыпались руны – чёрные, заботливо вычерченные значки на белых кленовых дощечках. Самую последнюю он успел зажать пальцами.
– О, это – руна Naudiz, «нужда». Знаешь, она похожа на косой крест. Наверное, ты победил, Евтихий.
– Эй, Видукинд…
Кто-то тихо окликнул герцога, тот обернулся. У столбов, где были привязаны пленные, стоял Прорицатель со связанными руками. Видукинд сделал знак, и саксы бросились освобождать гадателей.
Колодки разбили. Под треск и стук к Рейну вышли герольды короля Людовика. Саксонские герцоги спешились и обнажили головы. Верхом на сером жеребце появился сам молодой правитель. Герцог Видукинд, ни на кого не глядя, первым поцеловал ему руку. А Людовик отыскал взглядом Евтихия и, протянув к нему руку ладонью вверх, поманил.
Евтихий, подойдя, прижал руку короля ко лбу и встал на одно колено.
– Государь, princeps, – произнёс он. – Rex servit verbo, rex justus est!
Людовик, сидя в седле, заулыбался. Юному королю было приятно оказаться столь благородным.
– Ты всё знал, – тихо прошептал Видукинд, герцог Энгернский. – Миланец, ты всё знал с самого начала. Скажи, когда ты это подстроил…
Евтихий резко качнул головой:
– Я не раскрываю приёмов моей работы.
– Ну да, ну да, – Видукинд глядел на него во все глаза. – Я же дал тебе уйти из Эресбурга, я чувствовал, что ты приведёшь меня к Агасферу. А ты… ты же всё понял, понял, что я буду торговать схваченными бродягами. И ты… перехитрил меня.
– Нет. Я просто рассчитывал на человеческую совесть.
– Перехитрил… Ты сообразил, что я буду искать Агасфера по скопищу бродяг на Рейне. Ты занял его разговорами на два новолуния, а мне дал целый месяц на поиски. Я думал, что я взял Агасфера в ловушку, а ловушка захлопнулась за мной. Перехитрил меня?
– Нет.
– Я так надеялся на короля Карла, на его безразличие к этим оборванцам. Я ожидал, что король прогонит тебя.
– Так и случилось, ты был прав. Но младший король так хотел подвигов, как в молодости их хотел ты, Видукинд.
Герцог хрустнул стиснутыми пальцами. В его кулаке разломалась надвое руна Naudiz.
– Всё, – он выронил её обломки. – У меня больше нет руны «нужда». Зато есть сразу две руны «победа»! Их снова двадцать четыре. Снова двадцать четыре…
Странно ссутулившись и отчего-то шаркая ногами, Видукинд побрёл от него, приговаривая:
– Их двадцать четыре…
– Их очень много, очень много, и все как один голодны. Все оборванцы! – чиновник аквитанского короля осматривал столпившихся гуртом гадателей. – К тому же ни один не говорит прилично ни на одном из культурных языков. Дикари, варвары. Что мне с ними делать?
– Отпусти этот народ, – тихо попросил Евтихий. – Пусть идут, куда глядят их глаза. Кажется, они видят в этом свободу от подлостей, измен и предательств.
Прорицатель вместе с Мэб, Тангейзером, Рипом из Винкля, Лорой Лей и Якобом сыном Якоба спустился к берегу, к своей лодке. Скиталец на ходу тихо говорил, словно советовался с близкими:
– Я назову мой новый корабль – «Der Flüchtig», «Летучий». В память об этом дне, когда мы улетели как птицы из клеток. Рип поведёт его, а я стану писать его путевую книгу.
Бродяги-гадатели теснились к самому берегу, к рейнской воде. Их часть уже сегодня возьмёт на борт «Летучий», а остальные пойдут берегом, пока их не встретят другие корабли фризов – легкие и быстроходные.
К Евтихию подошли брат голландец и брат ломбардец. До этого они стояли где-то в свите Видукинда – наверное, сразу за разбитыми кибитками бродяг и прорицателей.
– Вот, как счастливо и как красиво всё заканчивается, – обронил брат голландец, откидывая с головы монашеский капюшон и подставляя ветру светлые волосы. – Скажи мне, герр миланец, где та страна, которая их примет? Где та страна, где не повторятся снова и снова их беды? А?
Евтихий лишь подавил в себе вздох и не ответил.
– Послушай-ка, – брат ломбардец вдруг деловито всунул руки в рукава рясы – одну в рукав другой. – Я же тебе не враг, Евтихий. Вот и ему тоже не враг, – он бородой указал на Прорицателя. – Да-да, и наш патриций Никифор ему не враг. Пускай корабли Скитальца идут теперь в Византию, там и найдут приют все гадатели, именем патриция Никифора Геника. Иди, иди, передай ему!
Это было весьма неожиданно. Евтихий с мгновение помедлил. Благодарность блеснула в его глазах:
– Эх, хоть какое-то доброе дело – именем этой хитрой лисицы…
Он быстро спустился к воде, к Прорицателю. А тот шагнул навстречу, ухватил Евтихия за плечи и зашептал сбивчиво:
– Я всё слышал… Миланец, миланец! Ты всё-таки спас мой народ, – борода Чернобородого ходила вверх и вниз, а в уголках его глаз, кажется, мелькнули слёзы. – Помнишь, ты вдруг сказал, что я изменился? Гляди: в это новолуние в моей бороде родилась седина. Я поседел за эти часы, миланец! – сорокапятилетний бородатый мужчина с лицом перса и выговором египтянина растерянно улыбался как мальчишка.
– Коли уж ты – Прорицатель, – прощаясь, вспомнил Евтихий, – то скажи… Папа римский велел мне узнать…
– О-о! – Скиталец хохотнул. – Постой, дай Гадателю угадать: и римский папа, и добрый король Карл, и все константинопольские чиновники желают узнать, кто станет следующим императором, – смеясь, он потёр руки.
– Если ты такой Прорицатель, что знаешь вопрос, то дай и ответ.
Скиталец обнажил зубы, и лучики солнца как искры блеснули в его зрачках:
– Ладно же. Так слушай и передай им слово в слово. Всем, кто тебя спрашивает, имя будущего императора уже известно. Да-да. Они его знают.
Вскоре корабль с золочёной статуей Фрау Гольды закачался на волнах Рейна. «Der Flüchtig» уходил вниз по реке, к морю, а Рейн от седых облаков над ним казался совсем-совсем старым. Он тихо, словно шепча, плескался водой о берег. Герцог Видукинд, сцепив на груди руки, смотрел кораблю вслед со стойким недоверием на упрямом саксонском лице.
– Чего-то я в судьбах мира не понял, – говорил он. – Все свободны и все отпущены, не понимаю… Уйду-ка тогда и я, запрусь в четырёх стенах. Вот, выстрою у себя в Корвее, в самой сердцевине герцогства, огромный монастырь, аббатство. Там и закроюсь до конца дней. Да, решено. Закроюсь в монастыре.
А Рейн уносил на своих водах рассказанную, но никем так и не пойманную тайну.
21.
«…В городе Риме в тот год справлялись торжества в честь великого Юбилея. Это сущая правда. В конце 800-го года в Вечный Город съехалась высшая знать со всего христианского мира. И это всё правда. В тот день служилась великая месса…»
(Из путевой книги «Летучего»).
В то утро многие догадывались, что должно
