Ячменеву.
- Ну, так пусть он ее в рейс поваром и берет, - резонно решал тот.
- Не ты первый предлагаешь. Но, говорит, у него в каюте койка для двоих узкая.
Какой там! Через два дня бедная женщина и свалится прямо здесь, на камбузе, от объема работы такого. Даже, если боцману (а тот переложит это на матросов) вменят в обязанность посуду мыть.
Но, Ячменев к капитанскому абордажу был готов заранее. Человек из крулинговой компании об особом капитанском пристрастии к поварам его первым делом уведомил. Поэтому, заранее предупрежденный, заранее в этом смысле вооруженный, прибыл Алексей Андреевич на судно, привезя с собой в багаже маски шута и сатира, клоуна и гаера. Ему ведь и теща, когда доложил Ячменев ей обстановку, пред расставанием сказала:
- Так – язычок на замок!
«Самолюбие – в сундучок», - закончил себе ее мысль Алексей Андреевич.
Так что, по заранее выбранной роли, Ячменев имел перед лицом начальства вид лихой и придурковатый - клоунадничал вовсю. Что же было делать – он просто дал себе установку: роль исполнительного придурка тоже входит в заработок – ведь где такие деньги за труд честный получишь? Компания-то их платит, но тут еще посредник – капитан (узурпатор, вернее), который, числя себя здесь царем и богом, тебе оставляет удел плебея, которому лишь изрядная доля лизоблюдства участь и облегчит.
Чего-чего, а вот лизоблюдствовать Ячменев так и не научился. Понятное дело – уж под старость лет овладевать сим крайне нужным, как он в общем-то всегда знал, на родных просторах умением (навыком?) не собирался.
Капитан высказывал что-то (любой «наезд» он непременно начинал с вопроса каверзного, типа: «А что у нас – огурцов соленых нету?»), а Алексей Андреевич открыто смотря в рыбьи капитанские глаза своим преданно-дебелым сейчас взглядом, зычно каялся (« А – да, да! Виноват – забыл!»), изображал суету в срочное исправление ситуации («Сейчас, метнусь – порежу!»), на ходу клянясь исправиться и сам: «Оправдаю!.. Искуплю». Так, что капитану, только и оставалось сказать вдогонку – ведь смолчать так запросто он был просто не в силах:
- Не, ну мне нравится вот такое: «Сейчас, сейчас!». А сам сообразить ты не мог?
Эх, товарищ капитан! Кабы знать, что душа загадочная нынче за обедом попросит, да на что глаз гурмана Карлик-носа упадет...
Был здесь такой тихушник – третий механик, кореш боцмана лепший. Совал свой шнобель приличных размеров в каждую банку и склянку. Рыбы не ел, и даже от запаха жарехи рыбной парнишечку мутило. По ночам, во время своей вахты, ревизовал холодильники, да на камбузе эстетствовал : гоношил хот-доги, которые считал верхом наслаждения, и смешивал квашеную капусту с маринованными или свежими огурцами – дальше фантазия отказывала? Главное, исправно подкидывал капитану идеи насчет селедки под шубой и холодца. А тот прислушивался, и, создавалось впечатление, даже побаивался мнения самозваного «ревизорро»: первое, вполголоса произнесенное пожелание Карлик-носа, тотчас громко озвучивалось капитаном приказом Ячменеву, который стремглав должен был метнуться приказ исполнять.
Вот этого момента Алексей Андреевич заранее просчитать себе не мог. Как и уже злобствующего на его счет боцмана – двадцатисемилетнего пацана, что недостаток морского опыта компенсировал перед капитаном четким и своевременным докладом обо всем и вся, происходящем во всех закоулках судна. Как кратко подытожил сию деятельность один моряк: «Лижет кэпу аж до горла».
Молодняк! Причем, молодняк поколения потребителей: тот же боцманенок рожден был аккурат в 1991 году…
Да, усмехнулся себе Алексей Андреевич, приди к тем гурманам домой – очень может случиться, что и закусить будет нечем. Был же на его памяти один такой молодой, да прыткий – когда и сам он еще был жгуче молод – весь рейс пальцы гнул: «Да я!.. Да у меня!». А после рейса зашли по случаю к нему выпить – с банкой кильки, что была последней в холодильнике, пировали. Правда, то был девяностый, с абсолютно пустыми прилавками магазинов, год.
Так, а сейчас-то время уже без пяти одиннадцать, а у Ячменева еще не в шубе рукав! Нет, готовы и щи, и котлетки, и каша уже бухтит по-свойски («За меня-то уж не переживай – не впервой, ведь, не подведу!»). Только что масло сливочное в один рывок из морозилки холодильника под боком вытащить, да щедрую половину бруска того с размаха рубануть – заранее. А вот с салатом – опять в пожарном порядке!
С салатом уж этим заколдованным черным каким-то волшебником тоже чудеса каждый раз получались! Вот, хоть бы в половину одиннадцатого довольный Андреевич (можно теперь без спешки построгать!) за него принимался, но что-то, или кто-то, обязательно от этого занятия отвлекали. В итоге Ячменев всегда в спешке дело это завершал. А неудобно еще – выбеги ты в коридор, где за дверкой в переборке располагалась охлаждаемая ниша для овощей, открой эту дверку, выгнись, в картонный ящик за помидорами, что стоит, конечно, в самом дальнем углу, рукой дотягиваясь. Да еще опасайся удара со стороны: входная дверь на палубу как раз по дверке всегда с маха прикладывалась. А сейчас же потянутся уже с палубы, работяги – боцман с «земаном» сварщиком: в девятом часу на работу выбрели, в одиннадцать уже ее свернули.
Но, хорошо еще, что были и упругие огурцы, и помидоры – эти уже чуть квелые слегка: было из чего салат строгать. А кончатся – выдумывай что-то со свеклы и моркови, банки с разносолами открывай, капусту заквась.
На предмет салата капитан тоже в первом же разговоре попросил: «Ну, можно же его резать! А то этот нам только порезанные помидоры с огурцами выставлял.
«Этот» - повар предыдущий. Знать, и у него на салат времени не оставалось.
А еще капусты квашеной, из ведерка, жменю добрую выудить, промыть, порезать, да с лучком смешать, да масла пахучего сверху – еще один салат на стол будет. Капуста была спасительницей – ровно три минуты отнимала, а по салатнице на каждом столе добавлялось – уже вполне себе сносный натюрморт разнообразия глазу. Впрочем, и ели ее хорошо.
Позавчера еще были помидоры соленые – зеленые, непрезентабельные и с виду, но капитан их затребовал, а Карлик-нос, поднеся тарелку, только что порезанную Ячменевым, к самому своему шнобелю объемному, и пошевелив им вполне по- крысиному, яство забраковал. И капитан, извинительно оправдавшись перед третьим механиком («Вроде. Всегда свежие нам привозили!») сразу после обеда побежал звонить агенту: что за гниль тот на сей раз привез!
В коридоре показался заспанный Саня («Привет, Алексей»), значит, время уже десять минут двенадцатого. Через пять минут Саня вернется, пройдет в салон, сядет и будет ждать обеда – ему на вахту с двенадцати, и хорошо бы поесть пораньше. А для Ячменева пятнадцать минут перед обедом – бездна времени, за которое можно еще так много успеть!.. Но – Саня здесь друг единственный, потому…
- Чичас, Саня, чичас!
Выставлены щи, не позабыть, конечно, по стакану сметаны на каждый стол.
Нет худа без добра: хоть подскажет друг, где чего недосолено или вдруг – упаси Боже! – не дожарено. Поэтому, в интересах Ячменева как можно раньше дегустатора верного накормить.
Почти одновременно появляется вечно в этот момент сонный, рослый и русоволосый парень – Егор. Он не улыбчив и сдержан, но Алексея Андреевича благодарит всегда, и вообще ему здесь союзник: главным образом потому, что боцмана не переваривает на дух. Как и вареного лука: «Мне в детском саду воспитательница целую луковицу скормила!». Саня даже пытался склонить Ячменева, чтоб тот сначала отливал тарелку первого Егорке, а уж потом закладывал в суп пассировку.
- Э-э, нет друг, - отбоярился тогда от такого пожелания Алексей Андреевич, - я пассировку загружаю, когда картошка на полуготовности еще: чтобы тоже соком тем набралась.
И не стал Егорке, хоть и абсолютно славный был тот парнишка, отдельно ничего готовить: тут у каждого своя история – сокровенная, из детства самого, от самых корней. Есть, вон, сайты: напиши и пришли им свою историю и выиграй, как говорится, поездку в Таиланд!
Поэтому, Егор сразу просил второе («А котлета с луком?» - «Сегодня с чесноком», - получив такой ответ Егор заглянул Ячменеву в глаза, рассмеялся и взял тарелку), и едва успел он отойти от амбразуры, как за ним возникла серая футболка и дорогие часы на левой руке.
Капитан!
Вовсе не боялся его Андреевич, просто предпочитал всегда быть на возможно большем расстоянии – понятное вполне дело. И сейчас ушел из поля видимости, что открывал подзор амбразуры – так надежнее будет!
Вообще, плохо, конечно, когда ни за что, ни про что от капитана прятаться постоянно приходится. Какой же это отец родной, каковым настоящий капитан для моряков быть должен?
- Так, что у нас сегодня? – сняв крышку с кастрюли, брался за половник капитан.
- Щи… Обалденные! – кидал рекламу верный друг.
Спасибо, Саня!
- Да нет, это борщ! Щи с томатом быть не могут априори.
«Вот вумник!» - хмыкнул про себя Андреевич. Да, сделай он щи без томата – Бог весть, как бы их еще ели «ревизорро» местные. А так – все вкусно, все здорово! А борщ – который со свеклой – послезавтра, по хранимой в голове Ячменева очередности, будет.
А щи такие есть – с томатом! «Алексеевские» называются. Если Алексей их нынче приготовил – разве не так?
И Ячменев тотчас начал закипать к этому зануде капитану. Ну, чего он цепляется к каждой ерунде?! Да сделает в следующий раз щи без томата – пусть порадуется! И тюрю уж тогда следом – настоящую!
Алексей Андреевич рассмеялся. Когда он приготовил здесь мясо по-французски, капитан сказал ему: «Я люблю все по-русски! Если мясо – то куском». За сим заявлением автоматически выпадали теперь из готовки гуляш и поджарка, но Ячменеву захотел вдруг порадовать капитана исконно русским блюдом.
- Тюря!
Он уже сватал позавчера это первое блюдо старшему механику.
- А это что такое? – поинтересовался веселый, доброжелательный Борис Борисович (что был лет на пятнадцать Ячменева моложе).
Разговор этот происходил тогда после завтрака, в опустевшем уже салоне.
- Тюря – старинное русское блюдо. Колодезная вода – не кипяченая! – и в нее покрошены кусочки хлеба. Но, так как у нас колодезной, по рецепту, воды нет – придется обойтись питьевой, из баклажек.
- И все? – изумился старший механик. – Вода и хлеб только – ничего больше?
- Все. Ничего больше – вкус только испортишь! Этот рецепт даже у Похлебкина в его кулинарной энциклопедии есть… Или можно еще – уху бурлацкую. Рыбу – в котел с водой целиком, туда же – лук полными луковицами и картошку целиком – почищенную, правда. Будет – бурлацкая уха.
На бурлацкую уху стармех со смехом согласился.
А точно – забодяжить им, на фиг!
И пока Ячменев кипел, пуще щей своих, негодованием к капитану и к лучшим его людям, капитан, поев уже и второе и с кем-то весело в салоне переговорив, поставил тарелку и вполне искренне поблагодарил:
- Спасибо, Алексей!
Нет, не злобный капитан человек, коря уже себя за вспышку гнева, что моментом теперь и потухла, подумал Ячменев. Ну, хватает дерьма, конечно, но, да ведь, в ком того нет?
Вслед за капитаном потянулись гуськом и лучшие его люди, что выждали от благодетеля и слова ласкового, и взгляда
