ближайшие месяцы следовало надеяться на долгожданное горе, после коего непременно наступит очередной, хотя непродолжительный траур без собак, со спокойной и размеренной жизнью…
Михаил знал, что вакансия, после безвременной утраты, обязательно будет восполнена! И каждая новая Жучка непременно походила на прежнюю, и все они из временных членов семьи слились в его сознании в нечто единое и непрерывное, исчезавшее из квартиры, правда, но лишь ненадолго, видимо, для поправки здоровья, чтобы, вернувшись однажды, с удвоенной энергией донимать отца семейства. Но мужичок никогда не возмущался, не протестовал, как, впрочем, в любых других ситуациях в быту и на работе, чем подкупал окружающих. Вопрос правильности воспитания, однако! Дело в том, что он был родом не из детства, он был из поротого поколения. Его досточтимый батюшка – лицо славянской национальности с высшим техническим образованием – к наказаниям отпрыска относился серьёзно! Инженер–конструктор авиастроительного завода не практиковал никаких пустых увещеваний, повторов, подзатыльников или шлепков. Боже, какие глупости! Нет! Природную скверну и непослушание сына отец с наслаждением выкорчёвывал ядовитыми, но справедливыми упрёками, непрерывным понуканием, заключением в углы и, разумеется, и прежде всего, как учили деды, по священным заветам предков, используя старый, добрый ремень! Вот только – на горе мальчугана – в те дивные семидесятые выпускали их по моде с множеством металлических деталей, – вставок, клёпок, пупырышек – а, значит, следы от ударов получались не самые эстетичные, местами – жутковатые, походившие на укус большого, лихого чудища. Справедливости ради стоит отметить, что неугомонный родитель не стремился как–то уж сильно искалечить своего подопечного, видимо, ответственно приберегая для грядущих проявлений отеческой заботы. Разумеется, как у нас водится, при всём при том Мишин папаня не слыл жестоким человеком, у него всего лишь не получалось втиснуть себя на достойное место в стройной иерархии оборонного предприятия, и это несмотря на очевидный опыт, сдобренный недюжинным интеллектом! Оттого и приходилось здоровые амбиции, приправленные нормальной мужской агрессивностью, реализовывать в семейном кругу! Да, долгие годы сговор подлой верхушки секретного завода не позволял талантливому инженеру из таёжной глубинки проявиться во всей красе, но вот воспитанник у интеллигента получился замечательный! И отчизна в своё время обрела очередной неподражаемо-чистый лист идеально–прямоугольной формы, на котором уже иным личностям и обстоятельствам предстояло малевать свои незамысловатые этюды.
Проспект 100 лет Владивостоку в середине пересекает большой ручей с официальным названием Вторая Речка. Заключённый в бетонное русло, не чищенное годами, в зимнее время и при ясном небе вид он имеет скучный и затрапезный, однако ж, любой дождик или просто густая морось периодически будят его, наделяя молодецкой резвостью и апломбом. Грязные воды с окрестных сопок, не находя иного выхода к морю, умудряются в считанные нескольких часов поднять уровень потока на метр, а то и на два, грозя затопить ближайшие дворы и трассы, что и происходит где–то один раз в пять лет.
И вот в тот безоблачный день, шествуя к торжеству, семейство Миши во главе с собакой ничего подобного не увидело, и возник соблазн поднырнуть вслед за ручьём под проспект и сократить путь хулиганскими тропами, не утруждая себя светофорами или ступенчатой эстакадой. Но светло-бежевое в маках платье Алёны с нескромным декольте и замечательной юбкой-разлетайкой, а также белые туфельки на высоких каблуках совершенно не соответствовали стёжке-дорожке, ведущей под мост – в полынь, к отбросам, к прелым буграм из наносного мусора, где процветал ещё один параллельный мир с мокрицами, крысами и прочими ненужными нам тварями. И дружная колонна, идущая зачем–то гуськом, проследовала было к пешеходному переходу, но в последний момент в сторону сомнительного направления метнулся Всеволод. Подростковый максимализм уже в который раз вырвал мальчика из цепких лап родительского авторитета! Увидев сложившийся расклад, за парнем радостно побежала Жучка, но мотивы её отличались от побуждений юноши; ручей с береговыми кучами из подсохшего ила и разлагающейся всячины пах непристойно, замечательно и заманчиво! Собачонка даже взвизгнула, предвкушая достойную поживу, но тут прозвучал строгий глас хозяйки, напрочь развеявший всякую романтику:
– Алё, гараж! Я кому сказала! – Жучка резко и безропотно залегла на крутой вираж и снова возглавила поредевшую семейную вереницу, парень к тому моменту скрылся под мостом. Алёна уже придумала достойный оборот в адрес сына, она даже вдохнула нужный для брани воздух, но муж тихонько потянул её за локоток.
– Да, ладно! Смотри, светофор загорелся, – домашняя любимица, частично знавшая ПДД, забыв про сорвавшийся экскурс, сновала на противоположной стороне проспекта, опять нетерпеливо скуля.
Минут через десять произошло воссоединение родственников, Сева получил от матери дежурный подзатыльник и, гордясь очередным непослушанием, отправился к собаке, в авангард молчаливого шествия. Ещё через четверть часа команда проследовала прежде в подъезд, а после и в квартиру друзей.
Деловитый двухметровый бугай Кирилл встретил Мишин выводок радушно, он потрепал с улыбкой волосы спортивного Всеволода, чмокнул в щёчку Алёну, показал обезумевшей от счастья Жучке козу и, подмигнув, крепко пожал руку Михаилу. Где–то в зале хозяйка дома нарочито декларативно, но без грубости объясняла дочери, как следует в интеллигентном обществе накрывать праздничные столы, та что–то бессвязно бормотала в ответ. После дежурных речитативов и расшаркиваний компания опять же во главе с собакой завалилась в комнату, где ей предстояло выпить, закусить и, в конце концов, насытившись, приступить к непринуждённому общению. Все, выдохнув, расселись, даже животинка умостилось на то место, куда природа встроила, отнятый ныне, хвост. Наступила тишина, но совсем не тягостная, а душевная, добрая и располагающая, когда встретившиеся переводят дух и разглядывают друг друга, готовясь к славному застолью с тёплым родничком обыденной радости…
– Крутанись! – незамысловатый фасон платья Алёны понравился подруге, она захотела рассмотреть его поподробнее. Может, стоит купить похожее или заказать портнихе…
Женщина вышла к открытой лоджии, под дневной свет, приподнялась на пальчиках правой ноги и совершила полное балетное фуэте, алые маки взметнулись, юбка приподнялась выше колен широким, волнистым конусом. Подол пошёл бы и дальше, но женщина сказала: «ой!» и придержала его руками, видимо, не планируя демонстрировать своё новое бельё в рюшках и завитушках. Коллектив одобрительно зааплодировал, а Кирилл Александрович вскочил и тоже попытался изобразить некое па, но получилось неказисто. Домашний халат без пуговиц под общий смех распахнулся, и вот как раз его семейные трусы увидели все. Цвета они были голубого со стилизованным изображением розовых танцующих презервативов, имевших и нужную шишечку на лысой макушке, и худющие ножки–ручки, и улыбающийся ротик, и глазки с азиатским прищуром… Жанровых существ окружали стайки шикарных красных губ, застывшие, предположительно, в поцелуе! Двусмысленный орнамент оживил собравшихся ещё больше, особенно подростковую его часть…
До начала священнодействий с алкоголем, закусками и столовыми аксессуарами оставалось ещё с полчаса, хозяйка ушла в спальню переодеться, размышляя походу, как бы превзойти подружку, очевидно, заработавшую уже пару очков. Алёна же достала из пакетов и пропорционально расставила по столу свою стряпню, включая три салата, рыбное заливное, холодец и незабвенную селёдку под шубой! Ей помогала дочка друзей – ровесница Всеволода. Парень же не желал возвращаться из виртуального мира, обращая внимание на реальность лишь, чтоб украдкой оценить степень зрелости очертаний сверстницы. Торт отнесли в реанимированный холодильник, который, осознавая вину, молотил теперь с удвоенной силой. Туда же последовал морс, предварительно разлитый по трём разным, но приличным графинам. Ещё появилась горчица, аджика, два лукошки с хлебом, нарезка из нескольких сортов колбасы, сыра и ветчины, а также четыре вазочки с красной икрой уже нынешнего улова. На плите, в блестящей стальной кастрюле объёма приличного, в бурлящем кипятке, бесновался картофель, его минут через пять следовало достать и хорошенько потолочь, подливая молоко, сдабривая обжаренным лучком и шкварками.
Но совсем не эти блюда готовились возглавить пиршество! Сквозь тёмное стекло духовки, сквозь туман душистых испарений, виднелась большая обезглавленная птица с шикарными культями и с беспомощно растопыренными крылышками. Она развалилась в своей самой бесстыдной позе по всему противню и уже запеклась до состояния хрустящей корочки по всей обширной поверхности! Заботливая хозяйка ранним утром, битый час, – словно служанка госпожу – массировала, натирала и умащивала синюшную в пупырышках кожу немыслимой смесью из приправ и пряных специй. И вот теперь всё это гастрономическое художество под действием жара, подрумянившись, скворча и пузырясь, заполнило кухню и квартиру, и, кажется, всю вселенную таким ароматом, который уже сам по себе являлся отдельным блюдом! Сгустить бы его, взбить до состояния домашней сметаны, да, намазать бы на горбушку чёрного хлеба, да, чарочку холодной водки опрокинуть прямо в горло и закусить тем чудным бутербродом, и ещё, и ещё…
Обладая чудовищным даром предвиденья, Жучка знала, в какой угол положат газетку с сочными объедками, она, было, намертво обосновалась в том месте, скуля и поднимая от нетерпения то одну, то другую лапку, но время крепких напитков, запечённого мяса и косточек ещё не настало! Животы же подобрались, заурчали, засосали, они, изнасилованные аппетитным дымком, требовали положенных воздаяний, и находчивые дядечки, здраво рассудив и не теряя времени даром, отправились на лоджию с пивом, сушёным кальмаром и с куревом. Ну, и что же может быть более приятным, чем тёплый августовский бриз, напоённый запахом моря. А оно – родимое – вот тут рядом, всего в паре километров, и такое огромное, мощное, но невозмутимое, словно загадочная вечность, постигать которую не позволяет та самая птица в духовке и холодец с кружочками жира, и салаты, и запотевшая бутылочка водки…
Расслабившись, друзья вспомнили пару общих знакомых, обменялись новостями из центральных каналов, детально обсудили ситуацию в государстве, прошлись по мздоимцам, по проискам американского президента с кожей чёрного цвета. Разговор уже свернул было в сторону конспирологии, но хозяин квартиры как–то вдруг прервал политинформацию, и в тот день ни один жидомасон так и не перевернулся в своём гробу, их покой остался священен, а мужичок с прищуром начал:
– Миша, я, что про коньяк-то позвонил? Ты только не спорь, сейчас объясню! – Кирилл отхлебнул из баночки, затянулся и, улыбнувшись, продолжил,
