значит, на одном месте.
Я уже каждую сессию брал взятки. Брали все, и я не был каким-то особенным в этом вопросе. За годы работы в этом вузе я преуспел в двух вещах: в написании научных трудов и в получении взяток.
Я уже не был тем скромным ассистентом, который первый год работает. Я уже был отъявленный волк, который ничего не боится.
Каждую сессию несли, и я не стеснялся называть цены за зачеты, экзамены, курсовики. Взяточничество процветало.
– Сколько ты хочешь?
– Пятьсот.
– Поставь мне этому: он племянник моей соседки.
Вот пример типичных разговоров между преподавателями этого вуза. Скажете, что плохо? Плохо. Но по-другому не было.
Проблема взяток, мздоимства во все времена на Руси была и, похоже не исчезнет. Причины этого лежат на поверхности: соблазн и студенты, которые хотят «за так» получить отчетность. Лентяи среди студентов были и будут всегда. Натура русского человека и любого славянина такая: «Если нельзя законным путем, так надо попробовать незаконным, обязательно получится, в России по-другому не бывает».
Директор, конечно, об этом знал, но в какой-то мере закрывал на это глаза. Да и что он мог изменить? Сдать одного или двоих? Придут другие, такие же.
Желание брать, брать и брать напоминало вирус. Через несколько лет я был уже полностью заражен этим вирусом. Не брать я уже не мог.
На период сессии я уже выстраивал планы о том, сколько, с какой группы и в каком виде я поимею за сессию, и сопоставлял это с тем, что будет приобретено на эти деньги в дом, лично мне или кому-то из членов семьи.
Обмен студентами по принципу «ты поставишь моему, а я – твоему» в вузе процветал.
Некоторые преподаватели пытались «съесть» друг друга в коллективе:
– А ты берешь!
Я часто за спиной слышал такой шепот. Но мне было все равно: я чувствовал поддержку шефа, знал, что ничего мне за это не будет. Чувство безнаказанности пленило меня.
Уже не скрывая, я говорил студентам:
– Раз не ходите на занятия и не хотите сдавать, то несите.
Студенты несли, потому что так им было удобнее.
Коллеги смотрели на это по-разному: одним было все равно, другие меня недолюбливали. Я был, с одной стороны, перспективный ученый, с другой – вор.
Я уже говорил, что вором стал не сразу. Все происходило постепенно, со временем. Воровские замашки находились внутри, в зачаточном состоянии.
– Еще рáз – и брошу, – думал я вначале.
Но приходила следующая сессия, и был такой же очередной «раз». Ничего не менялось. Так шел год за годом.
Постепенно из бывшего романтика я превратился в перспективного серьезного ученого и серьезного вора, который уже рассматривал студентов как способ заработка. Я был готов перейти все границы, и уже часто их переходил: намекал на возможность решения проблемы с задолженностью, брал больше, чем другие. Но в свое оправдание могу сказать, что у добросовестных студентов деньги не вымогал.
Шажок – и ты перешел любые границы. Этот принцип я испробовал, можно сказать «испил», сполна. Я забыл, что есть на свете чувство меры. Эта же забывчивость меня со временем и приведет к падению, но это будет потом, а пока я был «на коне».
Убери меня – и поползет вниз рейтинг, оставь – будет процветать воровство. К тому же я был не один в этом вопросе, поэтому меня никто не трогал.
– Давай умеренно, – говорил мне директор при случае.
Слова директора меня как-то осаживали, и в некоторых вопросах я после этого проявлял сдержанность. Но это было только в ряде вопросов, в остальном пока ничего не менялось.
Так шло время. Причина моей неприкасаемости была на виду.
4. Любимчик шефа
– Верный пес господина, не забывай:
когда падешь, найдутся те,
кто подставит подножку!
Из фильма «Другой мир»
Я и директор филиала сошлись характерами. Старый и молодой волки, мы имели схожие взгляды на жизнь. Мы ничего не боялись.
С течением времени я стал любимчиком шефа, мог его спросить о чем-то не думая, мог узнать что-то в обход заместителей. Все это было.
Почему так получилось? Потому что директор и я были одинаковыми по жизни: на работу приходили раньше всех, старались сделать все сразу, не откладывая в долгий ящик, бóльшую часть запланированного делали в первой половине дня. Даже в еде вкусы совпадали: пицца, лимонад, сосиски в тесте.
Шло время. Шеф позволял мне немного больше, чем другим. Я охотно этим пользовался.
Были, конечно, и споры, но это были разногласия двух близких людей.
Самое сложное заключалось в том, что схожесть эта была как в положительных, так и в отрицательных вопросах.
Я обладал одной очень интересной чертой: там, где можно было неофициально нарушать закон, я это делал непременно. Так было и в этот раз.
– За меня директор. Кто мне что сделает? – думал я каждый раз, когда брал или делал еще что-либо.
Так шло время. Я был уже обнаглевшим, матерым волком, который считал, что ему все можно.
В науке я стал после защиты серьезной величиной, но и серьезным нарушителем закона: мною интересовались даже сотрудники органов. Однако их интерес не шел дальше расспросов.
Студент никогда не сдаст преподавателя, если ему это невыгодно. Зачем сдавать, если пришлют другого, а с этим уже есть договоренность? Незачем.
Так шло время. Катя, расположение и поддержка шефа – эти два факта опьянили меня.
Я забыл об одном: чем выше пьедестал, тем больнее падать. Но это случится со мной позже, а пока я был на вершине успеха и никто не мог ко мне подобраться.
Новые, непередаваемые ощущения вдруг вернулись. Новыми ли они были? Нет. Они были давно забытыми старыми ощущениями, которые я почему-то забыл.
Я знал, почему я их забыл. Опыт оказался направленным не туда, не в то русло. Я двигался не в том направлении. Хорошо мне было тогда? Да, хорошо. Но хорошо было не мне, а моей худшей половине. По крайней мере, я так считал.
Мой «ребенок», запрятанный в душе, давно уже вылез наружу и главенствовал, руководил и повелевал. Он был очень жадным, скорым на расправу. Казнил и миловал. Это было страшно. Страшно для «взрослого» в моей душе. Но «ребенок» был неугомонным, очень энергичным. Вылез наружу и привык повелевать. Казнить и миловать. Все больше казнить.
Так я и жил под гнетом «ребенка». Но пришло время, и «взрослый» взбунтовался. Да, такое бывает, взбунтовался.
И тут началась внутренняя борьба. «Ребенка» и «взрослого». Борьба эта длилась очень долго. Было страшно «ребенку».
Когда они встали у стены по разные ее стороны, вдруг «ребенку» захотелось оказаться рядом со «взрослым», под его защитой. Теперь оба были уверены, что они оба правы в том, что оказались рядом. Уверенность эта отражалась во всем, что можно было себе представить.
Новые и давно забытые «старые» ощущения слились воедино. Теперь они были неразделимы, «ребенок» и «взрослый». Это было неповторимо.
Мне понравились эти ощущения. Они были такие новые и такие забытые. «Ребенок» радовался уверенности – тому новому, что вдруг появилось у него. Вдруг стало все хорошо. Так неожиданно и так ожидаемо.
Нет, это совсем не бред выжившего из ума человека. Это экстравагантней бреда.
Представьте, что можно разыграть шизофрению. Нарассказывать кому-нибудь сказок про то, как мерещится что-то. Взял и рассказал. А у врачей вести себя адекватно. Вот она – истинная игра актера. Психопата и повелителя.
Интересно было бы попробовать это осуществить. Просто невыразимо, как интересно. Взять и осуществить. «Глупые желания». Пожалуй, они и есть таковые. Но попробуйте осуществить это как-то. Вдруг понравится. Возможно. Все возможно. Может быть, и понравится.
Зачем играть и быть таким? А просто так. Кукловоду тоже интересно, что делают куклы, когда он дергает за ниточки. Интересно посмотреть.
Сколько же их вокруг, убежденных в своем превосходстве!.. Их много. Очень много. Копошатся вокруг. Все копошатся.
Поиграть бы. Это и есть встреча через много лет. Посмотреть. Я видел встречу двух плохих людей через много-много лет. Они не стали лучше, но они не стали хуже. Хуже бы не стать… Важно. Безусловно, важно. Ведь всегда есть не только верхний, но и нижний предел становления человека.
Не перешагнуть бы этот нижний предел. Остановиться, даже если есть желание падать все ниже и ниже.
5. Защита диссертации
Время как песок, как вода, течет вперед. Текло время и у меня. Диссертация шла к завершению, уже прошло обсуждение на кафедре.
Николай Иванович понимал, что меня пора выпускать на защиту.
Диссертация была готова, оставалось уладить некоторые формальности. Формальности оставались следующего характера: определение в диссертационный совет и назначение даты защиты.
Буров думал о том, чтó и как сделать, куда меня определить. Мысль пришла почти сразу и звучала так: «Я его определю в Казань».
На следующий день я пришел к своему научному руководителю.
– Андрей, ты будешь защищаться в Казани. Надо будет съездить и отвезти текст работы.
– Хорошо, Николай Иванович.
Через четыре дня я, взяв билет, направился в столицу Татарстана.
Я еще никогда не был в тех местах и был готов к любому исходу событий.
За шесть лет работы я уже научился ничего не бояться и быть начеку. Борьба, вечная борьба – вот то, что сводило меня с ума.
Казань встретила меня неласково. Февральский серый город с унылыми домами, но с красивым вокзалом. Я был всем этим обескуражен.
Вуз, где планировалась защита, хотя и был очень крутым, но вид имел невзрачный.
Первые люди, которых я увидел, были очень непривлекательными.
«Холодная встреча» – вот как я назвал ее потом. Было холодно как на душѐ, так и на улице.
– Вы должны будете все исправить, – сказала мне председатель совета, почти полностью исчеркав всю работу.
Я был в ужасе: создавалось впечатление, что весь труд был напрасен, что уже ничего не нужно больше. Руки у меня почти опустились.
– Николай Иванович, тут говорят, что все полностью не так, – сказал я расстроенным голосом, позвонив ему с казанского вокзала.
– Ничего, все исправим. Возвращайся.
Металлический голос руководителя сделал свое дело. Я сел в поезд и уже на следующий день, сидя в его кабинете, мы исправляли замечания.
Несколько месяцев я ездил, собирал документы и переделывал текст диссертации. За 2009-й год я успел побывать восемнадцать раз в Казани, по три раза – в Пензе, Ульяновске и Чебоксарах, четыре раза – в Москве. Внушительный список.
Подошел ноябрь.
– Все, пора выходить тебе на защиту, – сказал нам первый оппонент, когда наша компания была у него в Чебоксарах.
– Хорошо, – ответил Буров.
Через два дня мне была назначена дата защиты и соблюдены последние формальности.
Обратного пути уже не было.
Место подковерным интригам есть всегда и везде. Нашлось им место и здесь.
– Знаешь, а он мне сказал, что защитится раньше тебя, – сказал мне как-то Буров.
– Кто?
Он назвал фамилию одного из моих коллег.
Я удивился. Мне всегда думалось, что до меня никому нет дела. Но оказалось, что есть. Я не ожидал, что кто-то за моей спиной затеет мышиную возню.
Но, с другой стороны, мне было все равно. Скоро защита, и думать надо было об этом.
Наступил декабрь. Дата защиты неумолимо приближалась. Конец декабря. Вся страна готовится к Новому году, а я – к защите.
Я был морально опустошен и измучен. С одной стороны, я был рад тому, что приближалась дата защиты, а
